— А мы и не рассчитывали, — сказала Наташа. — Мы ведь так просто зашли, вспомнить наши хорошие деньки…
— Вот и прекрасно, — сказала Альбина. — Пейте же, чай опять стынет.
— Тебя уже вызывали? — спросил вдруг Никитин.
— Нет. А что, должны вызвать?
— А как же. Должны.
— И могут что… взять под стражу?
— Не думаю. Это зависит от следователя.
Наступила пауза. Вдруг не о чем стало говорить.
— Заведи какую-нибудь музыку, что ли, — сказал жене Никитин.
— Сейчас, — сказала Альбина.
Теперь они сидели молча вчетвером, и громкий джаз не давал им разговаривать. Потом раздался телефонный звонок. Никитин снял трубку, взял в руки аппарат, собираясь выйти из комнаты. Посмотрел на гостей, сказал, прикрыв рукой трубку.
— Вот что. Чтобы нам закончить эту тему. Тут, вероятно, главный вопрос — видела или не видела? То есть, короче говоря, зрение потерпевшей. Это устанавливается довольно просто. Если зрение плохое, это может стать решающим фактором. При том, что машина исправна и водитель находился в нормальном состоянии. Вот это обязательно надо иметь в виду. И характеристику, конечно. С места работы. Он все еще держал трубку в руке, и Виктор сказал быстро:
— Не хотелось бы посвящать всех в эти дела.
— Да уж придется, — сказал, посмотрев на него, Никитин и ушел с телефоном в другую комнату.
— Перед тем как сойти с бордюра, она посмотрела в мою сторону. Повернула голову и посмотрела. И пошла!
— Посмотрела на вас, все правильно. Это зафиксировано в протоколе.
— Но я хочу заострить ваше внимание. Это слишком важный момент, понимаете?
— Безусловно, важный.
— Посмотрела, должна была видеть. И не видела!
— И не видела, вполне возможно.
— Вы соглашаетесь, а сами, по-моему, исключаете такую возможность, — сказал Веденеев. — По крайней мере недооцениваете.
Женщина в синей униформе с ромбиком на лацкане пиджака, миловидная, молодая, примерно одного с ним, Веденеевым, возраста, смотрела с легким удивлением:
— Вам не кажется, что разговор наш проходит, так сказать, в одностороннем порядке? Кто кого допрашивает?
— Да, вы правы.
— И не надо так волноваться.
— Постараюсь. Хотя это естественно в моем положении.
— Да, наверное. — Она кивнула, как ему показалось, понимающе и даже сочувственно. — Хорошо, продолжим. Итак, вы знали, что скорость на данном участке магистрали ограниченна? Знак видели?
— Ну еще бы! На данном участке… Там же всегда инспектор, давно всем известно. Едешь и наперед знаешь — сейчас из кустов жезл выкинет…
— Увидели знак и снизили скорость?
— Ну да.
— Отвечайте, пожалуйста, подробно. Снизили скорость до сорока километров в час? Или не снизили?
Веденеев пожал плечами, произнес со вздохом:
— Снизил скорость до сорока километров в час.
— Вы это категорически утверждаете?
— Категорически.
— Хорошо. — Женщина в униформе склонилась над столом, что-то сосредоточенно писала, делала пометки. Потом протянула Веденееву лист протокола. — Вот. Прочтите и подпишите.
Веденеев взял лист, подписал не глядя.
— Как я понимаю, на сегодня все?
— Почти. — Следователь отложила в сторону папку «дела», снова повернулась к Веденееву, глядя на него с доброжелательным вниманием. — Теперь что касается потерпевшей… видела или не видела.
— Я могу закурить?
— Да, пожалуйста. Вот пепельница. Конечно, вполне вероятно, что она не увидела ваш автомобиль из-за слабого зрения. Может быть, даже утраченного в значительной степени… Но это пока не подтверждается, мы посылали запрос в поликлинику, но там нет никаких данных.
— Никаких?
— Нет, — сказала женщина. — Но никто не собирается на этом ставить точку… Наоборот. Мы привлекаем в качестве свидетелей ее родственников, близких, тех, кто жил рядом…
— Ясно, спасибо.
Следователь кивнула ему, как бы подводя черту под их разговором, снова придвинула «дело», раскрыла папку. Веденеев молча курил, смотрел на нее. Потом проговорил тихо:
— Но вы-то понимаете, что все это как гром среди ясного неба? Несчастье. Со мной случилось несчастье. Свалилось на голову.
— Понимаю.
— Но почему же именно на мою голову, а? Ведь то же самое могло произойти с кем угодно. Правильно? С иксом, с игреком, с Николаем, с Петром, с любым! С вашим мужем! Никто ведь не застрахован!
— С моим мужем? Что вы, не дай бог! Он у меня тоже автомобилист…
Женщина оживилась, отложила шариковый карандаш.
— Вы говорите, на «Азербайджане» плавали? — спросила она. — Мы ведь тоже совершали круиз… Два года назад. Только на «Абхазии».
— Вот видите, — сказал Веденеев. — Купались, загорали, катались в Батуми на извозчиках, правильно? Строили всякие планы… А потом вдруг — раз! — и все поломалось в один момент! Так если по-человечески: за что?
— Ну подождите, подождите. Вы еще не в пропасти.
— Разве? Вы меня обнадеживаете.
— Ну, не знаю.
— Во всяком случае, я рад, что меч именно в ваших руках.
— Какой меч?
— Ну этот, который повис надо мной, дамоклов.
Она рассмеялась, поднялась из-за стола. Встал и Веденеев.
— Я могу идти? — спросил он.
— Минутку, — сказала она, вышла в коридор и тут же снова появилась. Следом вошел парень в джинсовой куртке с круглой, коротко остриженной головой. Он бросил на Веденеева беглый взгляд, вежливо кивнул. — Садитесь, Кобозев, — пригласила следователь и сама заняла свое место за столом.
Пока она раскладывала на столе бумаги, Веденеев вглядывался в лицо парня, оно показалось ему знакомым. Но Кобозев упорно отводил глаза, смотрел в сторону.
— …Итак, свидетель Кобозев, как вы уже показывали, двадцать шестого августа примерно в девятнадцать часов десять минут вы следовали по магистрали на автомашине марки «Волга»… Миновав перекресток, уже в зоне ограничения скорости, вы, двигаясь вплотную к газону, нагнали автомобиль марки «Жигули»…
Водитель черной «Волги», а это был он, покачав головой, возразил:
— Ну как — «нагнал»? Мы же еще раньше начали. Вроде как состязание… Сначала — я его, потом он, культурно, надо сказать, обошел, на светофоре подловил…
— В данном случае следствие интересует только зона ограничения скорости, то есть участок, который начинается после светофора… Что вы можете сказать о скорости движения шедшей перед вами машины «Жигули»?
— Ну как сказать… Скорости особой не было, примерно под пятьдесят, не больше.
— Значит, под пятьдесят? Примерно или точно?
— Точно. Я ж за ним вплотную шел, думал, обойду. Смотрю на спидометр — сорок пять — пятьдесят, сорок пять — пятьдесят… Нет, точно. Мы оба знак по боку, увлеклись…
Веденеев не выдержал:
— Слушайте, я не знаю и знать не хочу, чем вы там увлеклись, каким состязанием! Вы меня обогнали, верно? И я о вас забыл! И, пожалуйста, говорите от своего имени… «Увлеклись»!
Женщина в униформе посмотрела на него, произнесла с легким раздражением:
— Вы, Веденеев, садитесь и не перебивайте. И хватит курить. Здесь очная ставка, а не молодежное кафе! — И снова обратилась к Кобозеву: — А в момент наезда? Тоже — сорок пять — пятьдесят?
— А как же. Я ж до последней минуты за ним как тень. Он когда тормознул, так я чуть в него не влетел, еле вывернул!
Следователь кивнула, некоторое время сосредоточенно записывала показания в протокол. Спросила, не поднимая головы:
— Есть ли вопросы к свидетелю?
— Вопросов нет, — сказал Веденеев. — Но я думаю, стоит проверить исправность спидометра «Волги».
— Такая проверка уже произведена. Спидометр «Волги» абсолютно исправен. Впрочем, как и ваш спидометр.
— Да?
— Да.
Следователь еще раз посмотрела на Веденеева, но взгляд ее ничего не выражал.
— Вы свободны, Кобозев. Спасибо. Ознакомьтесь с протоколом и распишитесь. И вы распишитесь, Веденеев.
Кобозев подошел к столу, поставил лихую подпись и с достоинством человека, выполнившего свой долг, удалился. Вслед за Кобозевым к столу подошел и Виктор и тоже расписался.
— Я могу идти?
— Пожалуйста. Идите. — Веденеев двинулся уже к дверям, но женщина остановила его: — Минутку, минутку. Распишитесь вот здесь.
— Я уже расписался.
— Нет, не в протоколе. Вот здесь. Ознакомьтесь, пожалуйста. Это подписка о невыезде.
Он стоял у стола, смотрел на миловидную женщину в синей униформе. Стоял и смотрел. А она все писала и писала… И, кажется, уже позабыла о Веденееве.
— Что? — спросила она наконец и взглянула на него без всякого интереса.
— Я расписался. Вот.
— Хорошо. Идите. — Она снова склонилась над бумагами.
Когда Веденеев вышел на улицу, он увидел у входа знакомую черную «Волгу» и ее водителя, в ожидании облокотившегося на раскрытую дверцу.
— Давай я тебя отвезу. Садись, — предложил Кобозев.
— Куда?
— Куда скажешь.
— Не надо, я сам, — сказал Веденеев, вышел на проезжую часть, стал поджидать такси.
— Долго простоишь. Поехали, пока хозяин обедает.
Веденеев постоял еще мгновение, решился:
— Ну поехали.
В машине Кобозев спросил:
— Далеко?
— На Плющиху.
— Сделаем.
Ехали молча. Кобозев то и дело поглядывал на своего пассажира.
— Включим музычку?
— Давай музычку.
— Ты чего такой напряженный? Портфельчик-то брось назад, неудобно на весу держать.
— Ты меня посадил, парень, — сказал Веденеев.
— Думаешь?
Кобозев включил приемник, донеслась музыка, голос певицы.
— Так мы сейчас все переиграем! А чего? Вернемся — и все по новой… Может, я на тебя наговорил, так?
— Может быть.
— Ну вот. А теперь, значит, — правду! Мол, в пределах нормы, никакого превышения… Ну, я торможу, — сказал Кобозев, но не затормозил, продолжал ехать со своей обычной скоростью, быстро. — Но она тоже будь здоров, баба не дура, видишь, все проверила!
— Проверила.
— Я ж ей сразу про скорость ляпнул. Теперь уж никуда не денешься… — Кобозев вздохнул, прибавил в приемнике громкость. — Ты тоже… проще смотри. Ну влип и влип, ладно. Может, еще выкрутишься, а нет — отсидишь, делов-то! Много тебе не дадут, а если общий режим, так и совсем несмертельно. Вон дружок вернулся, рассказывает. Всего, говорит, Алексея Максимовича прочитал, от корки до корки. Библиотека, кинофильмы крутят. Нет, обстановка культурная… А потом условно-досрочно — раздели́ на три, третья часть как раз твоя, такая арифметика. И получается — без году неделя…