Между тем в дверь звонили. Женщина лет сорока, полная, с тщательно сделанной прической, настойчиво нажимала кнопку звонка. Ей открыли. Женщина сказала прямо на пороге, приятно улыбаясь:
— А я к вам. Разрешите?
В комнате она напомнила, обращаясь к Виктору:
— Я вас узнала. А вы нет? Помните, вы к нам ночью, с милицией…
— Да, — сказал Виктор.
— Я сяду, хорошо? — сказала женщина.
— Садитесь. Вот кресло, — предложила Марина.
— Я Костина мама. Костика Стрижака, — представилась женщина. — Вот такие дела. Пришла к вам за помощью… Уж не знаю, с чего и начать… — Женщина покосилась на Валерика.
— Иди, Валерик, поиграй, — сказала Марина. — Иди-иди.
Валерик неохотно удалился. Наступила пауза. Виктор смотрел на женщину с нескрываемой неприязнью.
— Я понимаю, — сказала женщина, — мне сейчас оправдываться… Но дело в том… Костя… он, можно сказать, пострадавшее лицо в этой истории…
— Вот как? — удивился Виктор. — А я думал, это я — пострадавший.
— У вас уже все позади. Ваши страдания. Сейчас уж ничего не исправишь… Вы, конечно, очень пострадали, можно понять… Но вас ведь не ждет ни суд, ни тюрьма. Вы поймите, я сейчас говорю как мать. Костик абсолютно не виноват в этой истории, то есть виноват частично, из-за слабости своего характера. Но если бы вы его знали — не то что какая-то уголовщина… Он даже в школе — его обижают, он молчит… Я понять не могу, откуда и как взялся на нашу голову этот Беликов. Вы почитайте характеристики, и вы убедитесь… Это же уличная рвань, это вот те, что по подъездам герои!
В комнату влетел Валерик:
— Мам, я во двор, да?
— Сиди дома, — сказала Марина.
— Иди-иди. Пусть идет, — разрешил Виктор.
Валерик дипломатично посмотрел на мать, ожидая подтверждения.
— Через полчаса чтоб был дома, — сказала Марина.
Гостья промокала платочком глаза.
— У вас очень уютно, — сказала она вдруг, оглядывая комнату. — И полки интересные. Сами делали? — Она уставилась на полку с книгами. — Хотите, я вам книги достану? Шукшина? Или что вам нужно, вы только скажите, может, лекарство какое… Врача… У меня все врачи знакомые…
— А что вам нужно? — спросил в упор Виктор.
— Мне что нужно? — грустно улыбнулась женщина. — Мне нужно, чтобы сына у меня не отняли… Как вам еще объяснить…
— А это решает суд, — сказал Виктор.
— Это решаете вы, — возразила женщина. — Мне так адвокат сказал, мы адвоката взяли… Это только от ваших показаний, там свидетелей не было… Беликов, тот на все способен… Оговорить мальчишку…
— Ваш мальчишка меня — ногами! — сказал Виктор.
— Нет, неправда! — воскликнула женщина. — Вы могли и не увидеть в темноте…
— Зачем же видеть? Я почувствовал…
— Я понимаю вас, — продолжала горячо женщина. — Вы сейчас разбираете, кто да что, вам все они на одно лицо. Это понятно…
— А понятно, так зачем же вы тут голову морочите? — сказал, не церемонясь, Виктор. — Концерт устроили. Получит, получит ваш сын то, что заслужил, это уж вы не сомневайтесь. И хватит меня обрабатывать. Ясно вам, нет? Хватит.
Он смотрел женщине прямо в глаза. Она выдержала этот взгляд. Похоже, она была готова и к такому ответу.
— Как знаете. Дело ваше, — произнесла она с неожиданной твердостью. — Никто вас не обрабатывает. Как хотите. Между прочим, ваши показания — это еще не все… Я думала, честно говоря, что вы как родители… что вы меня поймете… У вас тоже сын. И тоже вырастет. И не дай вам бог…
— А я его тогда — вот этими руками, сама! — вдруг сказала Марина.
За барьером сидели двое.
— У меня вопрос к подсудимому Стрижаку, — сказал адвокат.
— Подсудимый Стрижак, встаньте!
Судья не успел закончить фразу, а Стрижак уже стоял перед залом, бледный, сосредоточенный, весь — внимание.
— Скажите, Стрижак… — начал допрос адвокат, — кому из вас первому тогда пришла в голову идея относительно двух рублей?
— А мы не договаривались, что именно два… Это так… само вырвалось…
— Само вырвалось, — повторил адвокат. — У кого само вырвалось?
— Я же показывал… — Стрижак смущенно пожал плечами. И сказал после легкой заминки: — Вот у Вовика. Он не отрицает…
— У Вовика, — удовлетворенно кивнул адвокат. — Скажите, Стрижак, какую вы вели общественную работу?
— Где? В школе?
— В школе, после школы.
— Я был в комитете комсомола, а после школы на заводе выпускал «молнии».
— Это что за «молнии»?
— Это вроде стенгазеты. Ежедневно.
— Ежедневно, — повторил адвокат. — У меня вопрос к подсудимому Беликову… Скажите, Беликов… Вот когда вы и мой подзащитный Стрижак сидели возле тира, о чем был разговор?
— А я помню, что ли? — сказал Беликов.
— Беликов, встаньте, — сказал судья. — Отвечайте на вопрос.
— Мой подзащитный показывает, — продолжал адвокат, — что вы, Беликов, предложили ему купить еще вина, указав на кафе «Звездочка», а когда он сослался на отсутствие денег, вы сказали, что были бы руки, а деньги придут сами… Вы это подтверждаете?
— Что подтверждаю? — спросил Беликов. — Что деньги сами придут?
В зале раздались смешки. Судья постучал по столу:
— Подтверждаете, что говорили это Стрижаку?
— Ну говорил.
— То есть, иными словами, подали идею добыть деньги любым путем, — резюмировал адвокат и посмотрел на девушку-секретаря, как бы диктуя строчку для протокола. — Еще вопрос к Беликову… Скажите, Беликов, а что с вами было в сентябре прошлого года, точнее, десятого числа? Не помните?.. Десятого сентября прошлого года вы были доставлены в милицию за драку, учиненную в кинотеатре «Космос», и в том же сентябре, двадцать второго, вас исключили из ПТУ номер два за систематическое нарушение дисциплины, после чего вы пытались разбить стекло на первом этаже этого учебного заведения, но были задержаны…
— Все вспомнил! Ничего не забыл! — раздался чей-то голос в зале суда, и головы повернулись в сторону подавшего реплику. Это был, как ни странно, сам потерпевший, Виктор Белов. Он сказал это жене, Марине, но — слишком громко.
Судья стучал карандашом по столу.
— У меня вопросов нет, — сказал адвокат.
В заседании был объявлен перерыв. Судьи скрылись в совещательной комнате, конвой увел подсудимых из зала суда. В ожидании приговора Виктор с Мариной вышли в коридор. Здесь, у дверей зала, толпились люди. Поодаль стояла компания длинноволосых парней. Мелькнул в толчее адвокат в очках, постучал в дверь с надписью «Конвойная», исчез за ней.
Ни слова не говоря, Виктор пошел следом за адвокатом, постучал в дверь. Выглянул конвойный-старшина, увидел Виктора, удивился:
— Куда?
— Адвоката позови. Вот этого, со стеклами…
— Зачем тебе?
— Позови.
— Сам выйдет, — сказал конвойный и захлопнул дверь.
Виктор остался у двери. Когда появился адвокат, он сказал:
— А ведь этот меня ногами… ваш подведомственный… или как там… подзащитный…
Адвокат не сразу понял, о чем речь.
— Вы же все показали суду, не так ли?
— А зачем вы его выгораживаете?
— Я не выгораживаю. Я защищаю. Работа такая.
— Хорошая работа, — произнес Виктор с кривой улыбкой. — Одного, значит, как котенка топите, другого выгораживаете… Ну-ну.
Вид у Виктора был решительный. Адвокат захлопнул дверь.
Потом в зале оглашался приговор.
— …Беликова Владимира Дмитриевича, тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, — читал в тишине судья, — согласно статье двести шестой части второй Уголовного кодекса РСФСР приговорить к трем годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних… Стрижака Константина Федоровича, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения согласно статье двести шестой части второй Уголовного кодекса РСФСР приговорить к двум годам лишения свободы… В отношении Стрижака, принимая во внимание личность подсудимого, его чистосердечное раскаяние, а также ходатайство общественной организации по месту работы, суд считает возможным вышеуказанную меру наказания применить условно, освободив подсудимого из-под стражи в зале суда… Приговор может быть обжалован в установленном порядке в течение семи дней…
Закончив чтение, судья вложил страничку приговора в папку «дела».
Все, что должно было произойти в дальнейшем, было лишь ритуалом: конвой расступается, один выпархивает из-за барьера, приятели обнимают его, мать не сразу пробивается к сыну; тем временем конвоиры раздвигают толпу, уводят другого, и он вдруг оглядывается растерянно и беспомощно, словно только сейчас наконец понимает, что с ним произошло; и двигается, выползает из ворот «черный ворон», вливается в поток других машин — легковых, грузовых, фургонов, став частью уличного движения в этот оживленный час «пик»…
Тюремная машина, увозившая Беликова, скрылась из виду. А Виктор все стоял на улице, держа за руку Марину и оглядываясь, словно чего-то еще ждал.
По узкой лесной тропинке, то и дело исчезавшей в кустарнике, бежал, продираясь, человек в шлеме с наушниками. Был июль, лес цвет всеми своими красками; на полянах сверкало солнце, а рядом, под густыми кронами, в зарослях, таилась прохлада. Человек на мгновение присел, нашел руками ручеек, набрал горсть воды и проглотил.
Все это время в его наушниках раздавался характерный писк — позывные невидимой радиостанции, а теперь, когда он нагнулся к ручью, писк этот стал сильнее и заставил его насторожиться. Он сделал шаг в сторону, потом еще шаг — писк звучал сильнее, словно указывая направление, и человек без колебаний углубился в чащу, напрямик, раздвигая руками ветки.
Человеком в наушниках был Виктор Белов, а то, чем он сейчас занимался, называлось «охотой на лис»…
Позывные в очередной раз заставили его свернуть с тропинки. Теперь, спотыкаясь, увязая в земле, он шел напрямик через пшеничное поле. Споткнувшись на невидимой выбоине, он упал лицом в колосья, поднялся не сразу, вытер пот с лица. Впереди опять был лес.
Писк в наушниках заметно усилился, «лиса», которую он преследовал, была уже где-то рядом. Виктор снова побежал, чувствуя близость цели. И вдруг позывные смолкли… Это случилось на лесной опушке. Он замер в растерянности, двинулся было в обратную сторону, снова вернулся. И увидел палатку, автомобиль, сидящих у костра людей… Двое мужчин в панамах, с ними девушки, смотрели на него в крайнем изумлении: