— Вы что-то потеряли?
— Сигнал, — сказал Виктор.
— Что?
Виктор постучал пальцем по наушнику.
— Ясно. — И люди в панамах стали смотреть на него с сожалением.
Один из них сделал приглашающий жест, показал на бутылку, но Виктор уже уходил не глядя, раздвигая ветки, пригибаясь, будто и впрямь охотился.
…Возвращались автобусом. «Охотников» было человек пятнадцать, все с номерами на спинах. Приемники с наушниками лежали рядом на сиденьях. Что-то объяснял тренер — мужчина лет пятидесяти, в спортивном костюме и с ящиком у ног. Это и была рация — «лиса».
Виктор отрешенно смотрел в окно, подремывал. Шрам на его лбу розовел едва заметной полоской — все зажило, прошло время.
Теперь Виктор стоял на стремянке в собственном доме перед дверью кухни с малярной кистью в руке. Валерик — он держал ведерко с краской, задрав голову, смотрел на отца.
Вошла Марина, удивилась.
— Ты что это? Помощник нашелся. А ну-ка иди, в комнате подбери чего ты там набросал… Слышишь?
— Он приберет, приберет, — заступился за сына Виктор.
— И нечего краской тут дышать, легкие портить. Слышишь, что я сказала?
— Мам! — сказал Валерик, но встретил Маринин непреклонный взгляд и повиновался.
— Давай я тебе помогу… Чего там?
— Не надо мне помогать, — сказал Виктор.
— Ты бы хоть окно открыл. Не догадаешься? — Марина распахнула створки. — Жара-то какая!
Виктор молча водил кистью по косяку двери.
— Жара! — повторила Марина. — Надо вентилятор купить.
— Купи, — сказал Виктор. — Я вот что думаю — в Тюляево съездить, к крестному. А то неудобно, все зовет.
— Когда это он тебя звал?
— Да еще весной.
— Выпить ему не с кем, вот что.
— И то правда.
— Так это ты вот зачем с мотоциклом-то все возился…
— Ну…
— Что ты нукаешь, не у себя в деревне! — заметила Марина. — Я говорю, ты для того с мотоциклом возился? Уже, значит, с утра у него все решено, а сам вид делает вроде как советуется. Да поезжай, кто тебя держит…
Виктор молчал, водил кистью, и это молчание еще больше распаляло Марину.
— Люди со своими ребятишками занимаются… Вон у него список внеклассного чтения — никто ж не подумает книжки достать… В кино, в парке культуры посмотришь — детишки с родителями… — говорила Марина. И вдруг не выдержала: — Что ты все такой?
— Какой?
— Не знаю. Слова из него не вытянешь. Глухонемой прямо.
— Да нет, я слышу, — мирно сказал Виктор. — Пойдем, пойдем с ним в кино. Вот сейчас руки отмою — и пойдем.
Марина вышла. Виктор слез со стремянки, и тут появился возбужденный Валерик:
— Что? В кино идем?
— Какие вы хитрые с матерью, — сказал Виктор.
В ожидании начала сеанса Виктор пробился сквозь толчею вестибюля к буфету, купил бутылку пива, сыну — мороженое. Пиво он выпил из горлышка, не отходя от прилавка и почти не отрываясь. Сын же, Валерик, все стоял, глядя в сторону, и сжимал в ладони палочку эскимо, к которому он так и не притронулся.
— Ты чего? Ешь! — удивился Виктор.
— Да нельзя же мне, — сказал Валерик, — у меня гланды.
— Какие еще гланды? Все твоя мама болезни изобретает. Ешь, говорю, не жди. Мы ей не скажем.
— Нет, — отрезал Валерик.
— Что — нет? «Нет» да «нет»! — рассердился Виктор. — Я разрешаю, понял? Отец разрешил.
Валерик кивнул послушно, но к мороженому не притронулся, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Виктор смотрел на него с недоброй улыбкой.
— Ну-ну, ты, я гляжу, умник… — Он отобрал у сына эскимо, швырнул в урну.
Тут прозвенел звонок, распахнулись двери зала. Виктор с Валериком вошли, стали искать свои места. Здесь, в сутолоке прохода, Виктор лицом к лицу столкнулся с долговязым парнем в куртке. Парень кивнул, улыбнулся даже и, подхватив под руку свою спутницу, растворился в толчее. Виктор кивнул в ответ по инерции, и лишь потом, спустя мгновение, дошло, осенило: Стрижак!
Виктор запоздало обернулся… Тут сын нетерпеливо дернул за руку, они стали пробираться между рядами.
Начался фильм. Виктор услышал, как вместе с залом заливисто смеялся Валерик. Сам же он никак не мог успокоиться, все ерзал, вертел головой, шарил глазами в полутьме. И наконец отыскал. Стрижак сидел в кресле, по-хозяйски водрузив руку на плечо своей спутницы. А спутницей его, между прочим, была та самая, что однажды, мартовским вечером, сидела на скамейке в парке. Сидела в обнимку с Беликовым…
Потом, уже на улице, в толпе, он ждал Стрижака. Тот увидел его первым, снова кивнул, прошел было несколько шагов, остановился:
— Что?
— Ничего, — сказал Виктор. — Не узнаете, что ли? — Это относилось к девушке.
Та неопределенно пожала плечами.
— Пап, пойдем! — Валерик тянул отца за руку.
Но Виктор не спешил уходить. Что-то еще терзало его.
— Ну а как дружок-то? Отбывает?
— Отбывает, — согласился Стрижак.
— Где ж это он у вас?
— А близко тут, в Лубенцах. Варежки шьет.
— Хорошо вы его упрятали, — посмотрев на девушку, сказал Виктор.
— Почему ж мы? Ты его упрятал, — спокойно отвечал Стрижак.
— Я? Я-то здесь при чем? — пожал плечами Виктор.
— Ну а кто же тогда?
— Он здесь ни при чем, — вмешалась девушка. — Жизнь человеку сломал. Ни при чем, конечно.
— Я, что ли, приговор писал? — сказал Виктор.
Стрижак только усмехнулся в ответ, махнул рукой.
— Ты подожди, парень, — остановил его Виктор. — Ты говори, да не заговаривайся, понял? Это мы видели, как ты с мамашей своей выкручивался, за счет кого и чего… А я лично слова лишнего не сказал, только на вопросы…
— Слышали мы ваши ответы, слышали, — сказала девушка.
Виктор не сразу нашелся что ответить, потом крикнул — уже вслед удалявшейся парочке:
— Больше мне не попадайтесь!
— Ладно, переедем в другой город, — отозвался Стрижак.
Мотоциклист погасил скорость, осторожно съехал с шоссе на проселочную дорогу, двинулся не спеша, то опускаясь в выбоины, то вдруг выпрыгивая. Так, проскакав медленным галопом, он в облаке пыли наконец вкатился на улицу поселка. Здесь Виктор снова прибавил газу, помчался по асфальту. Остановился у домика с террасой, у самого крыльца, снял оранжевый шлем…
Он не успел даже заглушить мотор, а на крыльце уже выросла фигура крепкого старика, о котором и не скажешь, что он старик, — крепкого человека лет шестидесяти, в пиджаке с орденскими планками. Это и был крестный.
— А я думаю: кто тут тарахтит, — сказал он дружески. — За версту твою тарахтелку угадал… Ну, давай поцелуемся, что ли…
Потом они сидели с удочками на берегу реки. Крестный был все еще в пиджаке, несмотря на жаркий полдень, и в очках — сейчас он насаживал непослушными пальцами наживу на крючок.
— Ты что это, дядя Коля, при полном параде? — поинтересовался Виктор.
— Ордена, что ли, имеешь в виду? Это мне полагается их носить, работа такая.
— Ты все вахтером?
— Да.
— И при оружии.
— Нет. Оружие нам сейчас не положено. Ни к чему. У нас что? Мясокомбинат. Смотришь, в общем-то, чтоб порядок был. Как говорится, доверяй, но проверяй.
— А что — тащат?
— Ну как «тащат»? Не тащат, конечно. Хотя всякие попадаются. В семье, знаешь, не без урода. Проходит такая вот толстенькая, норовит бочком прошмыгнуть, а смотришь — вроде как со вчерашнего дня у нее здесь прибавилось, выросло. Ну, давай, значит, показывай, что у тебя там. Я про всех, конечно, не говорю, народ, в общем, сознательный, но глаз нужен… Клюет у тебя, смотри…
— Где?
— Да тащи же ты!
И дядя Коля вцепился в удочку Виктора.
— Эх, черт, мимо! Видишь, как червя-то сжевала. Куда ты ее спускаешь? С холостым крючком-то? Совсем разучился…
Снова закинули. Дядя Коля с интересом смотрел на Виктора:
— Выпьем, что ли? Или подождем? Ну, как живешь-то, ничего не рассказал…
— Живу нормально.
— Парню-то сколько уже?
— Во второй класс пойдет.
— Хозяйка твоя все на фабрике?
— А где же?
— Хорошо, — сказал дядя Коля. — Чего купили?
— В смысле?
— Холодильник-то большой?
— Конечно.
— Мебель какая? Чехословакия?
— Вроде того.
— Ну? Чего осталось купить?
— Да посуду она сейчас покупает. Чашки да ложки.
— Ну ничего. Видишь как. А ведь был ты в полном смысле сирота. Я еще помню, как тебя из милиции вызволяли.
— Было дело.
— Без отца — это не воспитание, — заметил дядя Коля. — У матери поблажка, у отца ремень. Правильно? — И дядя Коля вытащил серебристого, с красным брюшком окуня. — Ну вот, а теперь сам бог велел по маленькой…
Два граненых стакана были здесь же. Дядя Коля обтер их чистой тряпочкой, повертел бутылку.
— Это где ж ты достал такую? Что-то новое.
— У нас в гастрономе.
— Попробуем. — Дядя Коля аккуратно плеснул себе и Виктору. Пригубил. — Да такая же, черт бы ее побрал… Будь здоров.
— Будь здоров.
— Ты как пьяный — добрый или злой?
— Жена говорит — злой.
— Ей видней, — заметил дядя Коля. — Отец твой покойный как выпьет — давай все дарить, часы с себя снимет, башмаки… Ты чего? — Взгляд дяди Коли стал строгим. — Не в то горло? — Он смотрел на недопитый стакан Виктора.
— Жарко, — сказал Виктор. — Да и это… голова что-то побаливает.
— Что с головой?
— Да тут у нас приключение вышло, — признался Виктор. — Саданули. Видишь, до сих пор ношу… — Он показал на шрам. — В десять вечера в парке, два друга по семнадцать лет.
— Поймали? — первое, что спросил дядя Коля.
— Да поймали. Один тут у вас срок отбывает. Лубенцы — где это?
— Здесь. Колония, что ли? Есть такая. Для малолетних.
— Эти малолетние… знаешь, башмаки сорок пятый номер, с подковками!..
— Да знаю, У нас тут случай был. Бежали двое. Еще оружие ухитрились… Ну было тут! Я бы их, честно тебе скажу, стрелял, вот веришь или нет!
— Из чего стрелял? У тебя и оружия нет, — вдруг засмеялся Виктор и стал смотреть на поплавок. — Что это совсем не клюет сегодня?