— Выпили, — сказал дядя Коля. — Не будешь?
— Давай. — Виктор чокнулся, отпил, поставил стакан. — Что-то оно не пьется сегодня. Не пьется, не ловится. Я поеду, дядя Коля? Поеду.
Опять тарахтел мотоцикл — Виктор ехал по узкой шоссейке, редкие машины попадались навстречу; по обе стороны плотно стоял лес. Дорожный знак — треугольник со скобкой — предупреждал о повороте; за поворотом открылось картофельное поле, лес отступил, потом потянулась деревня с заборами, потом открылся еще один знак — развилка. На желтом щите значились два названия и две стрелки под ними: направо — «Совхоз», налево — «Лубенцы». Виктор остановился. И поехал налево.
То, что называлось Лубенцами, маячило впереди — огромный поселок, прилепившийся к лесу, дома под шифером, антенны, водонапорная башня… А по правую руку тянулась невзрачная бетонная ограда, за которой ничего не было видно, кроме деревьев, а затем выросла вышка с часовым, и потом еще одна такая же вышка, и поворот с выразительным «кирпичом»…
— Так. Посидите. Вот стул.
Виктора ввели в небольшую комнату наподобие кабины с электричеством, горевшим здесь постоянно, с единственным стулом, на который он послушно опустился. Конвоир ушел, Виктор остался в одиночестве. За стеклом из толстого плексигласа открывалась точно такая же кабина. Здесь не было пока никого, но затем появился все тот же конвоир — прапорщик с кобурой на ремне, а за ним — человек, в котором Виктор узнал Беликова.
— Разговаривайте, — сказал прапорщик.
Там, за плексигласом, Беликов опустился на стул. Прапорщик занял место в углу кабины.
— Здоро́во, — сказал Виктор.
Удивление появилось на лице Беликова, но оно было мимолетным и каким-то вялым. Он сидел молча, смотрел на Виктора без интереса. Повисла пауза. Прапорщик зашевелился на своем стуле, сделал нетерпеливый знак: «разговаривайте».
— Приехал на тебя посмотреть…
Беликов ничего не ответил, взгляд его ничего не выражал.
Виктор помешкал, не зная, что бы еще сказать… И сказал:
— Без волос оно лучше.
— Ничего, отрастут, — вдруг спокойно, без заминки ответил Беликов.
— Ну ты скажи, во-первых, как живешь?
Беликов опять молчал. Он все смотрел на Виктора неотрывным, немигающим взглядом, смотрел, а словно и не видел…
— Я тут ехал мимо… Дай, думаю, погляжу… Может, матери что передать? Ты ей пишешь, нет?
— А что? — спросил Беликов.
— Ты скажи. Может, чего из продуктов…
Беликов вдруг встрепенулся, ожил. Обернувшись к прапорщику, спросил:
— А чего это он здесь делает? Чего это его пустили, я не понял… Он кто?
— Твой родственник, — удивился прапорщик. — Брат. Документ предъявил, паспорт.
— Что — паспорт?
— Фамилия-то одна… — Прапорщик забеспокоился.
— Почему — одна? Он — Белов, я — Беликов. «Родственник»… Да я его вообще первый раз вижу. А может, он какой агент, вы проверьте!
— Ладно, Беликов, — сказал мрачно прапорщик.
— И нечего тут ходить, — добавил назидательно Беликов.
— Слушай, брось! — сказал Виктор мирно, всем своим видом показывая, что не принимает всерьез Беликова и его дерзости. — Слышишь меня или нет? Я говорю: кончай. Я пришел к тебе по-доброму и не желаю… — Он не договорил. Махнул рукой, поднялся, направился к двери.
В сборочном цехе авиационного завода окончилась очередная смена, наступала новая. Механики, сборщики, слесари, молодые подсобники, все как один в беретах, менялись местами: уходили одни, приходили другие.
Виктора Белова, спешившего к своему станку, сопровождал парнишка лет семнадцати, с длинными волосами, перевязанными тесьмой на женский манер.
— Да не ходи ты за мной! — вдруг обернулся к нему Виктор. — Ходит и ходит… Павел Сергеевич! — Виктор увидел мастера. — Уберите от меня этого, не нужно мне учеников!
— Ну-ну! — сказал мастер.
— Наберут патлатых, черт-те что развели, — сказал Виктор. — Пошел отсюда, — обратился он к парню. — Я дерусь, понимаешь? Дерусь!
— Когда выпьете? — спросил парень.
— И трезвый тоже. — Виктор пошел не оборачиваясь, оставив обоих в растерянности — парня и мастера.
В пивном баре с друзьями он продолжал тот же разговор:
— И ходят, и ходят!.. Глаза сонные, запах — как с помойки, вечером надерется в парадном, тьфу! Я бы их пачками — в тундру, на вечную мерзлоту, они б у меня с киркой да с лопатой…
— Разошелся! — смеялись друзья. — Что, голова не прошла?
Виктор мрачно пил из кружки.
— С ними же нельзя по-доброму, — заговорил он снова, найдя среди друзей одного-единственного, который не смеялся, и обращаясь лично к нему: — Вот говорят: чуткость. Какая к черту чуткость. Он же тебя умоет с твоей чуткостью, клоуна из тебя сделает, пока ты ему не вмажешь…
Но теперь улыбался и тот, единственный. Виктор проследил его взгляд и понял наконец, в чем дело. У стеклянной витрины, на улице, проникая, взглядом в недра пивной, стояла жена Виктора, Марина.
— С вещами — на выход! — сказали за столом. — Твоя пришла, видел?
— Чего это она? — смутился Виктор. — Она-то вообще не ходит… Может, случилось что? Или кто приехал?
Он поднялся, оставил на столе рубль и побрел к выходу.
Жена стояла у витрины с видом виноватой покорности.
— Ну что? — накинулся на нее Виктор. — Чего ты ходишь за мной? Я что, пьяница? Денег тебе не приношу? Трачу на баб?
— Тише ты, Витя, — сказала Марина.
— Что — тише? Я не стесняюсь, пусть слушают, кому интересно! Я тебя спрашиваю: чего за мной ходишь?.. Вот! — Виктор ткнул пальцем в сторону Доски почета с фотографиями, где была, очевидно, и его. — Видишь? Нормальный человек! Чего за мной ходить! — Он вдруг услышал, как Марина всхлипнула, посмотрел на нее в удивлении, увидел слезы. — Ну вот! — проворчал он. — Давно не было!
— А помнишь… — вдруг просияла она, — я тоже на улице плакала, ты за мной ходил…
— Когда это?
— Не помнишь? Я тогда еще невестой была…
— Невестой была, точно. Плакала. Боялась, что я тебя испортил и не женюсь.
— Да нет, не поэтому. Ты все забыл! — Марина уже проглотила слезы и смотрела на Виктора умиленно. — Витенька, послушай и не обижайся. Я с врачихой договорилась, с Анной Семеновной…
— С какой Семеновной?
— Ну у нас, во втором подъезде. Она сказала, чтоб ты приходил, она тебя посмотрит…
— Зачем?
— Ну с головой.
— Что — с головой? — Виктор смотрел на жену в недоумении и вдруг стал смеяться. Он так смеялся, что даже присел на корточки, и прохожие стали оглядываться на них с Мариной. — Ты что думаешь, что я… это… спятил? — задыхался он.
— Пойдем, хватит, люди же, — говорила Марина в тревоге, пытаясь поднять его.
Он вдруг сам поднялся, перестал смеяться, взял жену под руку и повел ее как ни в чем не бывало.
Дома за столом пили чай с тортом, смотрели телевизор.
— Что это за публика? — спросил Виктор, с неодобрением глядя на экран.
— Ансамбль. Вокально-инструментальный, — объяснила Марина.
— Да ну их, этих волосатых… Давай другую, — сказал Виктор. — Что там по первой? Кино?
— «Семеро смелых», — сказал Валерик.
— Ты что это увлекся? — Марина посмотрела на Валерика. — Остановись.
— Пусть ест, — сказал Виктор.
— Нельзя столько торта зараз.
— Пускай ест, если охота. Организм сам знает. Ешь, Валера. Я в твои годы не жрал торта́, ты хоть полакомись.
Марина на этот раз не стала спорить, только посмотрела на мужа — опять с удивлением.
А Виктор крикнул вдруг:
— Да выключи ты этих гадов, сколько раз говорить! — И сам кинулся к телевизору, стал вертеть без разбора ручку, меняя программы.
…Они вошли в книжный магазин, остановились у прилавка.
— Здравствуйте, — сказал Виктор уважительно.
— Здравствуйте, — отозвалась девушка за прилавком.
— Как у вас насчет литературы — что почитать есть? Вот товарищ, — Виктор показал на Валерика, — очень интересуется… Для второго класса.
— Учебники в том отделе, — отрезала продавец.
— Нам не учебники, учебники у нас в порядке, — заявил Виктор. — Нам для внеклассного чтения, так? — спросил он Валерика. — Где там твой список?.. Ишь, замусолил-то как! — сказал он, взяв бумажку из рук Валерика.
Девушка молча положила на прилавок несколько книжек.
— Так. Хорошо. Давайте, — сказал Виктор.
Девушка принялась считать на счетах. Виктор следил за ее пальцами.
— А вообще что есть почитать? — спросил он затем.
— Для кого? Для вас? — Девушка посмотрела на Виктора и достала с полки книгу. — Вот, последняя.
— «Человек, срывающий маски». Это кто — срывающий маски? Про шпионов? Не надо.
— Это про милицию.
— Про милицию? — Виктор задумался. — Не надо нам про милицию. Что-нибудь из классики, пожалуйста.
— Тургенев, — сказала девушка. — Школьная библиотека.
— Хорошо, — сказал Виктор. — А может быть, Некрасова?
— Это стихи.
— Очень даже годится. Давайте стихи. Еще что-нибудь… — Виктор входил во вкус. — Может, Пушкина?
— У нас есть Пушкин, — заметил Валерик.
— Ничего, не помешает.
Стопка росла. Девушка придвинула к себе счеты:
— Двенадцать рублей тридцать копеек.
— Сколько? — переспросил Виктор.
Он несколько замешкался. Цифра была неожиданной. Стоя у кассы, он перебирал рубли и трешки.
— Двенадцать тридцать, — сказал он с твердостью и протянул деньги.
Утренний луч проник сквозь занавеску на окне, рассек полумрак комнаты. Виктор не спал, лежал с открытыми глазами. Он шевельнулся было, пытаясь отодвинуться к краю тахты, но Марина лишь плотнее прижалась к нему во сне, крепче обхватила руками. Он снова замер, лежал неподвижно, потом попробовал высвободиться из объятий жены… Наконец это ему удалось. Виктор выскочил из-под одеяла, быстро, бесшумно оделся, в одних носках, осторожно ступая и оглядываясь на Марину, пошел к двери. Прикрыв за собой дверь спальни, он постоял еще немного, прислушиваясь. Потом осторожно отворил другую дверь — во вторую комнату. Здесь спал Валерик. Виктор вошел в комнату, помедлив, взял со стула школьный ранец сына, выгрузил учебники, тетрадки. Приблизившись к книжной полке, он взял оттуда новенький, только что купленный том, спрятал в ранец… И тут из-за двери донесся приглушенный голос Марины: