Ермаков въезжал в Н. серым ненастным днем. Он сидел рядом с шофером, позевывал, глядя в окно. Дома с палисадниками, печные трубы, торчащие из крыш, гусиный выводок, прошествовавший перед самым радиатором газика. За поворотом уже городской пейзаж: две-три блочные пятиэтажки, заасфальтированная площадка перед воротами депо и, наконец, центральная площадь, сердце райцентра, — Дом культуры, универмаг, гостиница.
Газик притормозил: многолюдная процессия, перекрывая путь, выходила из Дома культуры. Помешкав, Ермаков вылез из машины и начал пробиваться сквозь толпу.
Хоронили машиниста. Играл оркестр, медленно и торжественно шли пары с венками. Под звуки марша гроб снесли вниз по ступеням, там стоял грузовик с откинутыми бортами, с обшитым материей кузовом.
Грузовик тронулся, за ним толпой пошли люди.
Ермаков постоял на ступенях Дома культуры и тоже примкнул к процессии. Он вздрогнул, когда над площадью разнесся бесконечный тоскливый вой. С каждым шагом вой нарастал. Грузовик подъехал к воротам депо, и локомотивы слитно сигналили, провожая в последний путь машиниста.
Вечером, привычно распахнув дверь гостиничного номера, Малинин застыл на пороге: соседняя койка оказалась занятой. Мужчина средних лет, в спортивном трико и тапках на босу ногу, расположился за столом перед нехитрой снедью: вскрытая банка консервов, полбуханки хлеба и еще что-то в целлофане.
— Присаживайтесь, — бодро предложил мужчина, подвинув термос.
— Ужинал, благодарю.
— Ну горяченького-то хлебните.
Малинину не хотелось горяченького, но деваться было некуда.
— Из Белорецка? — спросил мужчина.
— Точно.
— Где ж вы там, интересно?
— Проспект Космонавтов.
— А я на Энгельса, рукой подать… Командировка?
— Ну, в общем.
Сосед удовлетворенно кивнул и представился:
— Ермаков.
— Малинин.
— А по имени?
— По имени Игорь Николаевич.
— А меня Герман Иванович… — Мужчина, поднявшись, протянул руку. — Рад познакомиться.
— Да, очень приятно. — Малинин тоже встал и ответил на рукопожатие.
Сосед вдруг рассмеялся:
— Насчет приятно — это мы видели. Аж лицо вытянулось… Ничего, ночь-другая — и расселят, обещали. — Он снова устремил на Малинина изучающий взгляд. — Вы надолго сюда?
— Еще три дня.
— А кто по профессии?
— А вы любопытный.
— Это есть, — охотно согласился сосед. — Ну? Кто же вы?
— Журналист.
— Малинин? Да, что-то знакомое. Пейте, остынет. Журналист Малинин!
— Спасибо.
— Каким же вас сюда ветром, а? — Помолчав, сосед спросил: — Что, собрались об этом писать?
— О чем — об этом?
— Да стряслось тут на дороге… Не в курсе?
— В курсе, в курсе, — проговорил Малинин. Он отодвинул чай и, взглянув на соседа, который по-прежнему смотрел на него с дружелюбным любопытством, предложил: — Давайте мы… Герман… как вас?
— Просто Герман.
— Тут у меня есть кое-что. Вы как? — Он извлек из чемоданчика початую фляжку коньяку.
Выпили.
— Я сюда ехал по другому делу, — сказал, помолчав, Малинин. — В том самом поезде, в первом вагоне. В командировку. Вообще-то, занимаюсь экономическими вопросами, про подвиги не писал, не приходилось. Но тут, можно сказать, лично столкнулся… Вот именно столкнулся…
— С платформами, — пошутил сосед.
— Именно. Так что — давайте! — Малинин поднял стакан.
— За что мы?
— За жизнь, Герман, за жизнь… За что еще пить в моей ситуации?
— Я после выпивки храплю, учтите, — засмеялся сосед. — Много ездите, наверное.
— Да, приходится.
— Жена у вас заботливая, — вдруг заключил сосед.
— А что, видно?
— Видно.
— По рубашке?
— В том числе.
— Я вам открою секрет: рубашки я сдаю в прачечную «Снежинка», — засмеялся в свою очередь Малинин. — А вы прямо как следователь, честное слово!
— Тут не нужно быть следователем. Каждый человек при желании может развить свою наблюдательность… Ложимся?
Когда улеглись по койкам, сосед объяснил:
— Я случайно обратил внимание, как там у вас все уложено в чемодане, когда вы его открыли. Женская рука. Ошибся?
— Нет, правильно.
— Вот видите. Я и есть следователь. Как ни странно. Гасим свет? — И, приподнявшись на койке, щелкнул выключателем. — Хотите что-то спросить? Спрашивайте.
Малинин спросил:
— В командировке?
— Да, как видите.
— А по какому делу, если не секрет?
— А вот по этому, — сказал сосед. — По тому же, что и вы…
Утром Ермаков делал зарядку. Стоял босиком на коврике перед открытым окном, худощавый, жилистый, в длинных трусах и майке, и, громко сопя, с выражением сосредоточенности на лице выполнял упражнения. Малинин вышел из ванной и остановился, разглядывая своего соседа. Сначала тот довольно долго приседал, наконец, хрустнув суставами, облегченно выпрямился и замер, потом развел руками, потом упал на коврик, стал отжиматься…
Тут послышался стук, дверь приоткрылась, и в номер осторожно заглянул мужчина в очках.
— Извините, — пробормотал он, увидев Ермакова на полу.
— Что вы хотели? — спросил тот.
— Мне товарища Ермакова.
Ермаков молча поднялся, взял со стула свои спортивные штаны, не спеша натянул.
— Вы давайте — либо туда, либо сюда. И дверь поплотнее, сквозняк, — сказал он. — Так что вы хотели?
— Я врач Белоконь, — представился мужчина. — Был в том поезде, пытался оказать машинисту первую помощь…
— Вернее сказать, последнюю, — проговорил Ермаков.
— Меня просили задержаться до вашего приезда.
— Хорошо, подождите там.
— Скажите, смогу я сегодня уехать? Управимся до вечера?
— Не знаю, а что?
— Ну, я, собственно говоря, не рассчитывал… У меня здесь никаких больше дел…
— Вы не даете мне одеться, — сказал Ермаков.
— Хорошо, — кивнул мужчина. — Я подожду.
Он вышел. Ермаков, сидя на кровати, застегивал сандалеты. Потом поднялся рывком и с полотенцем на плече удалился в ванную. Оттуда сквозь шум воды донеслось пение. Со словами «а степная трава пахнет горечью» он появился вновь — свежий, источающий бодрость. Ловко, одним движением натянул тенниску, другим движением пригладил плешь на голове.
Тут в дверь снова постучали.
— Кто там? — сказал Малинин.
Вошли сразу трое в милицейской форме.
— Ого, сколько вас! — удивился Ермаков.
Его бодро приветствовал пожилой милиционер:
— Герману Ивановичу! Давненько!
— Давненько, да.
Пожилой милиционер, а следом за ним двое других, помоложе, уселись на кровати.
— Вот такие у нас тут дела, видите, — вздохнул пожилой.
— Плохие дела, — согласился Ермаков. И спросил: — А что это вы с утра пораньше, Скворцов? Что вдруг за паника?
— Никакой паники. Кое-какие бумажки принесли.
— Ну давайте. Что там у вас?
— Заключение ведомственной комиссии, протокол осмотра…
— Протокол! Ох и замусолили! — поморщился Ермаков и закрыл папку. — Ладно, разберемся.
— Герман Иванович, я хотел предупредить… — начал было милиционер, но осекся, только сейчас заметив в номере постороннего. — Это еще кто? — спросил он удивленно, разглядывая Малинина.
Тот стоял перед зеркалом, повязывая галстук.
— Это я, сосед двухместный, — не оборачиваясь, отозвался он. И надел пиджак. Потом, не торопясь, словно не чувствуя на себе нетерпеливых взглядов, Малинин прошествовал к кровати.
— Ну-ка, сержант, — сказал он расположившемуся там и задремавшему было милиционеру и, когда тот наконец поднялся, извлек из-под кровати чемоданчик, раскрыл. Потом так же не спеша пошел к двери.
Они столкнулись на улице у телефонной будки — лицом к лицу… Парень звонил по междугородному, и Малинин, стоя в ожидании у будки, слышал его отрывистый, возбужденный голос. То, что парень нервничал, стучал в сердцах кулаком по стенке кабины, и в особенности его железнодорожный форменный китель — это все как-то сразу насторожило Малинина.
А когда парень, швырнув на рычаг трубку, выскочил из кабины и они впрямь столкнулись лицом к лицу, сомнений у Малинина не осталось: он! Тот самый, с оторванным рукавом. Сумасшедший из серенького утра, напуганный до смерти.
И он раздумал звонить, потащился по улице следом.
Шагу пришлось прибавить — парень шел быстро. Быстро и как-то бочком, отвернув от прохожих лицо. Шмыгал мимо людных мест в тихие улочки. Но и на улочках — Малинин это ясно видел — на него оглядывались, останавливались, провожали долгими взглядами.
Но вот Малинин его потерял. Свернул следом за угол, а там никого. Потоптавшись, двинулся было в обратную сторону, но вовремя заметил витрину в глубине переулка.
Сквозь витрину он разглядел парня — уже за стойкой, с кружкой в руках. И вошел в пивной бар.
Потом Малинин с кружкой подошел к стойке.
— Не помешаю? — спросил он.
Парень кивнул, даже не посмотрев.
Не такой уж он был и парень. Малинин смотрел с интересом, разглядывал открыто: лет тридцати на вид, молодой такой папаша, отец семейства, уже вполне солидный и уверенный.
Он, видно, помешал парню — тот, чувствуя взгляд, поднял глаза, посмотрел настороженно. Неизвестно, сколько б они еще так простояли, переглядываясь, только парень вдруг залпом допил пиво, поставил кружку и быстро вышел из бара.
Малинин тоже вышел на улицу. Знакомая фигура уже маячила далеко впереди.
Парень свернул в переулок и, снова оказавшись на центральной площади, быстрым шагом направился к Дому культуры. Там стоял милицейский газик.
Малинин, вышедший следом на площадь, видел, как парень нырнул в газик и через минуту-другую на ступенях Дома культуры появился Ермаков. В сопровождении пожилого железнодорожника он тоже подошел к газику, поинтересовался:
— А этот где… как его… Ну, который спрыгнул? Помощник машиниста.
— Губкин, — пояснил Голованов, начальник депо. И обратился к водителю: — Губкина не видел?
— Здесь Губкин, — донесся из-под тента голос парня.