— Сам, сам. — Плюмбум без колебаний обнажил зад и лег на тахту. Хозяин «Волги», не откладывая, приступил к экзекуции.
В лихой кавалерийской атаке мчались по школьному двору. Верзила пришпоривал Плюмбума, рубил своих и чужих. Докатились до ворот и в пылу боя атаковали шедшую навстречу женщину. Случайная жертва вскрикнула, когда Плюмбум уперся ей головой в живот, а верзила занес разящий кулак…
Женщина была красивая, модная. Хоть и напуганная, она улыбалась, даже словно радуясь нападению.
— Узнаешь меня? Здравствуй, — сказала она Плюмбуму.
Верзила слез со своего коня, впечатленный внешностью женщины. А еще больше — ее вниманием к потному приятелю.
— Поговорим? — продолжала улыбаться женщина.
— И-го-го, — отозвался Плюмбум.
— Надо поговорить!
— И-го-го! Про Тарика, который в Симферополе? Ну, мы его скоро доставим. Что такое словесный портрет, ты представляешь? Поинтересуйся.
— Да, я тогда глупо проговорилась. Простить себе не могу!
У верзилы от удивления челюсть отвисла. Детское его лицо выражало замешательство, даже испуг. А когда женщина, продолжая улыбаться, вдруг громко всхлипнула, верзила попятился… Так и ушел, пятясь.
Сдержав слезы, Мария сказала:
— Он ни при чем. Они его втянули. Воспользовались доверчивостью. — Плюмбум слушал с равнодушным видом. — Втянули, втянули! Не знаю, кто ты и зачем говорю, но чувствую, от тебя опасность исходит, я это хорошо чувствую! Ты под него копаешь!
— Да, — сказал Плюмбум.
— Кто ты?
— Не важно.
— Оставь его в покое. Забудь. Он уехал, его нет. Он с ними порвал. Зачем копать? Был человек — и нет. И забудь.
— Не могу.
— Почему, почему?
— Память, — сказал Плюмбум.
— Может, тебе деньги нужны?
— Миллион.
Она взяла его за подбородок, повернула лицом к себе, желая достучаться, пробиться сквозь равнодушную усмешку:
— Ошибаешься, мальчик, ты ошибаешься! Он не жулик, который там миллионами, просто влип, как последний дурак! Они его сначала незаметно втянули, а потом шантажировали, а он все равно порвал, только момент выждал… С бумагами уехал, отомстил!
— Что за бумаги?
— Какие-то там невыгодные для них бумаги, за которые ему много денег сулили, а он не отдал! Потому что он все равно честный человек, хоть и ошибся, может, замарал себя, но ты не смей под него копать, не смей!
Она это выкрикнула с ненавистью, внезапной, ошеломившей, видно, ее самое, и даже чуть его не ударила — был такой короткий жест, непонятный, яростный, — она тут же спрятала руку за спину.
Плюмбум не шелохнулся. Смотрел на Марию без выражения.
— Эти вот шмотки на тебе — Тарик или Банан? Или вместе они, а? Адрес! — вдруг прокричал он.
— Что?
— Адрес! Быстро! Его адрес! Давай!
— Нет!
— Где там в Симферополе? Адрес! Быстро! Все равно ты опять ля-ля! Проговорилась. Адрес!
Она тоже прокричала в ответ:
— Ни за что! Никогда! Нет!
Плюмбум успокоился, потерял интерес к разговору. Так же внезапно погас, как вспыхнул. Подняв с асфальта пузатый портфель, сказал:
— Забыла про фотоаппараты.
— Какие?
— Вот эти!
Он выразительно вытаращил глаза.
И пошел, волоча портфель. Он пошел, и она пошла, с тревогой вглядываясь в лицо спутника. Хоть и доставал он ей едва до плеча, но был исполнен достоинства. Приказал:
— Не ходи за мной, не ходи!
— Ну как… Как не ходить, если у тебя эти самые фотоаппараты? И ты единственный, кто его сфотографировал!
— В том-то и дело! — сказал Плюмбум.
— В чем?
— Если не я… Кто же вспомнит?
— Пойдешь в милицию?
Она спросила и обомлела, услышав свой вопрос, простой и грубый в своей конкретности. И ответ вдруг стал ясен, хоть мальчик и молчал, но выразительней слов была его энергичная походка, все та же равнодушная усмешка на лице…
И тогда она схватила его за руку, потянула в сторону, сбивая с пути, удерживая, а он вырывался.
— Мальчик, мальчик, не надо, я прошу тебя… Его же нет, он исчез, и ты забудь! Я уеду к нему и тоже исчезну, понимаешь? Ты же добрый мальчик! Я для тебя что угодно, только ты молчи и забудь…
— Адрес, — сказал Плюмбум.
— Нет, только не адрес. Что угодно! Я все, все для тебя!
Плюмбум перестал вырываться:
— Что угодно?
— Да. Только не копай под него.
— У меня много желаний, имей в виду.
— Ты говори, я исполню.
— Золотая рыбка? — усмехнулся Плюмбум и, поразмыслив, изрек: — Мороженое!
Второе желание у него возникло, когда было исполнено первое, в открытом кафе, где они с Марией сидели среди других посетителей.
Покончив с мороженым, Плюмбум сказал Марии:
— А теперь, пожалуйста, прокукарекай!
— Что? — она расслышала, но не поверила.
— Прокукарекай. Громко.
— Глупости.
Посетителей в кафе было немного, но они были.
— Давай! — сказал Плюмбум.
Мария пожала плечами. Она и хотела, но никак не могла себя побороть. Потом все же собралась с духом и прокукарекала.
— Ну вот, сразу видно, что из деревни! — заключил Плюмбум и принялся за мороженое, придвинув к себе следующую порцию. — Давно ты с Тариком-Шариком своим?
— Три года.
— Что ж раньше не зарегистрировались?
— Ну, обстоятельства.
— Может, это он от тебя — в Симферополь? — Покончив и с этой порцией, он сказал: — Давай еще разок напоследок. Петушком.
— Хватит.
— Ты отказываешься?
— Третье желание и последнее?
— Второе, ведь ты схалтурила. Я просил громко!
— Кукареку! — крикнула Мария, чтоб побыстрее отделаться.
Посетители опять стали на них оборачиваться, они опять ничего не поняли.
— Чего не сделаешь во имя любви! — сказал Плюмбум. — И, помрачнев, добавил: — Или ради денег, которые он нахапал и с собой прихватил.
Мария смотрела на него с ненавистью.
С ненавистью смотрела на него и Соня, сидевшая инкогнито за столиком в углу.
Плюмбум поднялся, взял свой пузатый портфель и пошел на выход, провожаемый взглядами.
— Чего не сделаешь во имя любви! — сокрушалась Соня. — Можно перемениться до неузнаваемости, растерять друзей. Ходить с таинственным видом, изображая из себя бог знает что, и выглядеть в глазах других городским сумасшедшим. Чтобы в конце концов по-настоящему свихнуться и кончить свою жизнь под колесами автомобиля.
— Ты разочарована?
— Да уж, большего ждала, судя по твоему виду. Всякие там приключения мерещились, погони…
— Ну, знаешь! У тебя богатое воображение, — усмехнулся Плюмбум.
Сидели в переполненном зале кинотеатра. Начинался сеанс.
Соня все не могла успокоиться:
— Под колеса! Вот из-за нее, из-за этой… с позволения сказать, женщины!
— Из-за мужчины.
— Совсем зарапортовался, — вздохнула Соня.
— Однажды я принял опрометчивое решение: всегда говорить правду, — сообщил Плюмбум. — Всегда, что бы то ни было. И знаешь, мне все почему-то перестали верить. А когда день и ночь бессовестно врал — верили! Почему? Правда фантастичней, чем ложь? Или они просто взяли и поменялись местами?
Соня пожала плечами, все это было для нее сложновато.
В зале стал гаснуть свет. И вдруг Соня услышала:
— Он! Это он!
— Кто? Где?
— Там. В шестом ряду. Он! — Плюмбум вдруг рассмеялся счастливым смехом, на радостях даже приобнял Соню. — Он. Нашел. Это он!
Потом, схватив за руку, он тащил ее сквозь толпу, вывалившую из зала на улицу, лавируя стремительно в толчее, пока не настиг паренька в куртке, которого тут же оттеснил в сторону.
— Вот мы и встретились. Как я рад! — сказал Плюмбум. — Ты узнал меня?
— Нет, — отвечал паренек.
— Ну и память! Это ж я, дружище! Я! Ты помнишь это? — И Плюмбум просвистел ненавистный мотивчик.
Что-то дрогнуло в лице паренька, и, чтобы это что-то скрыть, он закашлялся.
— Не забыл! — обрадовался Плюмбум. — Познакомься, Соня. Старый-старый мой приятель. Я его давно ищу!
Паренек смотрел с едва заметной ухмылкой, оценивая ситуацию. Не такой уж он был и паренек при своей мальчишеской фигуре, юность его была опытная, бывалая, привычная и не к таким переплетам…
— Как я скучал по тебе, старина! Даже по ночам снился! — продолжал Плюмбум, дав волю своим чувствам, и это было уже лишнее, что-то было утеряно, какой-то темп — он и глазом не успел моргнуть, как паренек растворился в толпе.
Плюмбум рванулся за «приятелем»… Сквер, темный переулок, проходной двор и еще один двор — здесь паренек бесследно исчез. Плюмбум метался по двору туда-сюда, в подъезды заходил, даже под скамейки заглядывал…
Прибежала Соня, запыхавшаяся и очень удивленная:
— Ну и приятель у тебя! Сорвался на полуслове!
— Да, он со странностями. Ты его запомнила?
— А что?
— Вдруг опять прибежит. Ты бы пару дней здесь подежурила…
— Пошпионила. А в чем дело-то? — спросила Соня.
— А зачем тебе знать?
— Ну, все-таки!
— Если я правду скажу, ты все равно не поверишь.
— Ну, соври что-нибудь. Соври.
— Нет! — засмеялся Плюмбум.
— Закон молчит, мразь гуляет! — сказал Плюмбум.
Громко сказал, чтоб услышали. Это было его «здравствуйте», обращенное к Седому и Лопатову. Нет, не услышали. Слишком поглощены были игрой. Седой кидал биты, Лопатов ставил фигуры. Потом менялись. Лопатов лишь взглянул недовольно: не говори под руку!
Плюмбум твердил свое, наболевшее:
— Не нашли — значит, не искали! Ревизия! Да он их с потрохами купил, этих ревизоров. Честные не честные, а суммы такие, что отказаться неудобно!
Лопатов пошел выставлять очередную фигуру. Седой собирал биты.
Плюмбум терпеливо присел на скамейку. Он не думал сдаваться.
— Дворец в центре города. Два автомобиля. Дача с бассейном. Он издевается. У него, наверное, самолет свой. А закон молчит. Не можем или не хотим?
— Не можем, — отозвался Седой.
— Такое бывает?
— Бывает, бывает.
— А может, он вас купил?