Блэкстоун, который кружил высоко в небе, камнем упал вниз и, сев на плечо Харальда, клюнул его в висок и спросил:
- Ну, что, отважный рыцарь, захочешь ли ты когда-нибудь предать нашего повелителя?
Чтобы не создавать лишнего ажиотажа, я взобрался на Мальчика и, поворачивая его к дороге, бросил через плечо:
- Ребята, давайте-ка в темпе одевайтесь и быстрее в путь. Нечего время попусту терять.
Блэкстоун перелетел с плеча Харальда на холку Мальчика и я пустил своего коня шагом. Мне нравилось разговаривать с этой старой, мудрой птицей и если мы не скакали галопом, то частенько вели с ним всякие философские беседы, в которых, как всегда, не могли найти истины.
Блэкки был никудышным софистом, но зато обладал огромной эрудицией и немалыми аналитическими способностями. Знания он получил не из книг, а из бесед с Диогеном, Секстом Эмпириком, Юнгом, Кантом, Клодом Гельвецием. Нас объединяло то, что мы оба были закоренелыми и окончательными моралистами, но я в отличие от старого ворона был еще и очень упертым нонконформистом.
Конрад и Уриэль так же частенько присоединялись к нашим беседам и если ангел был полнейшим пофигистом, то старина Конни, как и я, во всем стремился докопаться если не до истины (тут он вполне был согласен со мной - истина непостижима хотя бы потому, что всегда имеется в количестве большем, чем одна), то уж до понимания того, что пора просто выпить и не засирать себе мозги. Уриэль частенько признавался, что больше всего ему нравится следить за моими рассуждениями, в которых я, раскидывая широкую сеть частных примеров, ловил ею старого начетчика Блэкки и добивал тем, что, в конце концов, коротко формулировал какой-либо постулат, против которого он уже не мог что-либо возразить.
Сегодня наш философский разговор начался с того, что в ответ на мою, вполне невинную шутку о том, что русский солдат пьет все, что горит и трахает все, что шевелится, которой я слегка поддел Бирича, особенно отличившегося в сражениях на половом фронте, которые мы вели в Микенах, Блэкстоун, сидевший на луке моего седла, сказал, анализируя мои собственные поступки:
- Мастер, позволь-ка сделать тебе замечание. Ты русский, к тому же великий маг-воитель, а стало быть солдат. Пьешь ты, как отставной прусский унтер-офицер и если бы водка была твердая, то ты бы её грыз, так почему же ты не следуешь своей собственной заповеди? Почему ты не завалил эту синеглазую девчонку на крылечке и не трахнул её?
Чтобы не вгонять в краску Олесю и Харальда, я постарался ответить въедливой птице, как можно короче:
- Потому, что оканчивается на "У", Блэкки.
Но Блэкстоуна уже было невозможно остановить. Перепрыгнув на голову Мальчика и строго цыкнув на него, чтобы тот не пытался его стряхнуть с этого удобного насеста, ворон-гаруда громко каркнул и уточнил свой вопрос:
- Это не ответ, мастер. Ведь ты же позволил нашей русалочке снять с себя рубаху и даже опрокинуться перед тобой на спину, твои глаза горели огнем при виде её наготы, и, тем не менее, ты ответил девушке, что и без её любовного дара сделаешь все, чтобы рыцарь сэр Харальд Светлый вновь стал молодым и сильным. Так почему же ты не поступил так, как должен был поступить любой мужчина? Почему ты не прыгнул тут же на эту девчонку и не трахнул ее, как ты трахнул гидру Эвфимию, которая давала к этому куда меньший повод? Отвечай мне, мастер, я должен понять это.
Бирич попытался прийти мне на помощь и сказал:
- Блэкки, Михалыч уже все про то мне все высказал, не про него эта ягодка.
- Как это не про него? - Взвизгнул ворон - Почему это гидра, помедлив всего несколько минут, все-таки отдалась моему повелителю и была после этого безмерно счастлива, да, и он был восхищен этой дамой, а тут проявил себя, вдруг, перед русалкой полным импотентом и они оба остались при этом счастливы и довольны так, как будто между ними была ночь полная любви? Что это еще за фокусы?
Видя, что ворона в его аналитических порывах не остановить так просто, я, стараясь не смотреть на Олесю, которая ехала вплотную с Харальдом, а тот нежно обнимал её за талию, принялся развивать перед въедливой птицей целую теорию. Мои объяснения затянулись почти на час, пока я рассказывал Блэкстоуну о том, что даже у разных разумных существ, объединенных одной профессией, может быть общая этика, как например у тех, кто практикует в магии, воспитывает молодежь, лечит или изготавливает оружие. При всем том, что человек, магическое существо, маг или ангел, как врач или учитель, могут исповедовать одинаковую этику, их мораль может быть совершенно отличной.
У людей в Зазеркалье это понятие еще и разделяется по религиозному признаку, есть мораль христианская, мораль мусульманская и даже есть атеистическая мораль. Поэтому и конфликты между людьми бывают как сугубо этические, когда между собой спорят физики и лирики, так и основанные на противоречиях моральных правил, когда между собой ожесточенно воюют христиане и мусульмане. Тем не менее каждая моральная доктрина выдвигает такие духовные ценности, которые, не смотря на различие суммы этик в сводах моральных правил, все-таки объединяют людей.
Более всего это порадовало Уриэля, которому понравилось то, как ловко и хитро я выстроил пирамиду духовных ценностей и поставил во главе всего нравственность, как высший примат поведения для всех разумных существ, появившихся на свет по воле Господа Бога и благодаря таланту Создателя. По-моему это поняли все мои друзья. Прикуривая сигарету, я объяснил этому черному, пернатому умнику:
- Блэкки, надеюсь мне не стоит доказывать тебе того, что в тот момент, когда наша прелестная русалочка, обнажила свое божественное тело, отдавая себя в жертву за возможность исцеления её любимого от страшных ран, во мне было, как бы два человека, один, - художник, для которого созерцать такую красоту было огромным наслаждением, а другой просто человек, которому дали ясно понять, сколь велика сила любви этой маленькой красавицы. Пойми же, наконец, Блэкки, если бы я повиновался зову своей плоти, то я бы оказался куда более гнусным чудовищем, чем крылатые дьяволы и тот тиранозавр, против которых я уже сразился однажды. Мне даже не пришлось испытать душевных волнений и бороться со своими страстями. В тот момент у меня их просто не было, я смотрел на эту красавицу и любовался ею, как любуюсь любой прекрасной картиной. Ну, а то, что я позволил себе любоваться таким красивым телом, я вовсе не считаю безнравственным, как и тот невинный поцелуй, который я подарил Олесе, восхищаясь её любовью к благородному рыцарю сэру Харальду Светлому. Понимаешь, старина, я просто предпочитаю не совершать лишний раз безнравственных поступков, чтобы не устраивать потом в своем сознании персональный ад для одной единственной и к тому же своей собственной души.
Слава Богу, что эта болтливая птица удовлетворилась моим ответом, а то моя рука уже сама собой тянулась к пистолету. Как раз через несколько минут мне попалась на глаза лужайка с камнями и я сделал то, что было заранее решено и сделал это вовсе не под влиянием сказанного. Когда мы снова тронулись в путь, Блэкки вновь сидел на луке моего седла, превращенной в насест для этой здоровенной пташки. Мы отмахали быстрым галопом еще несколько десятков километров, пока впереди не показался Черный лес. Это заставило меня пустить Мальчика шагом и старый ворон-гаруда опять затеял со мной разговор. Вспомнив мою последнюю фразу об аде, он, вдруг, как-то очень уж резко сказал мне:
- Мастер, что это ты вечно толкуешь об аде? У тебя что ни слово, так черти и дьявол. Ладно бы ты находился в Зазеркалье, где эта байка повсеместно в ходу, но ты же все-таки находишься в Парадиз Ланде.
Погладив ворона по спине, я миролюбиво сказал ему:
- Блэкки, это всего лишь фигура речи. Знаешь, старина, я и в Зазеркалье не особенно верил в ад и находил тому одно единственное объяснение.
Ворон немедленно встрепенулся.
- Это какое же, если не секрет?
К нам тут же подтянулся бескрылый ангел Уриэль и Конрад, который удобно расположился на крупе Доллара. Усмехнувшись, я ответил ворону:
- Блэкки, у нас в Зазеркалье принято считать, что тело это лишь смертная оболочка и оно является храмом души. Уж коли тело храм души, то оно же и её узилище и после смерти душа обретает свободу. Вот тут-то и начинается самое интересное, ну, где ты найдешь такого черта, которому будет под силу связать душу и заставить её лизать раскаленную сковородку за то, что она врала при жизни напропалую? Душу нельзя подвергнуть никаким пыткам и мукам, кроме мук собственной совести, так что ты должен понять меня, старина, ведь я эгоист до мозга костей, а потому жутко люблю комфорт и не только комфорт чисто физический, но и душевный. Поэтому я предпочитаю быть честным со всеми разумными существами, находить с ними контакт по-доброму, а не искать ссоры и делать им приятное ожидая, что они ответят мне тем же. - Понизив голос до трагического шепота, я открыл ворону-гаруда свою самую страшную тайну - Правда, с некоторых пор я нашел еще одну классную примочку для своей души, которая частенько мучается по одному важному поводу, да и то это произошло благодаря моей возлюбленной, Лауре. Видишь ли, Блэкки, моя любимая считает, что я уникальная личность, способная осчастливить любую женщину. По-моему, малышка сильно преувеличивает, но меня это вполне устраивает и потому я решил, что пока я нахожусь в Парадиз Ланде, то буду волочиться за каждой красоткой, если та только подмигнет мне. Сам понимаешь, старина, что покуситься на юную русалочку, для которой Харальд это первая и единственная любовь, мне было абсолютно не в кайф тем более, что в Парадизе достаточно других красоток, жаль только, что мимо фей я проехал, а ведь там была одна такая фифочка, просто класс! Ну, ничего, это упущение я постараюсь как-нибудь исправить. Еще не вечер.
Темный и мрачный лес был уже в нескольких сотнях метрах от нас и ворон-гаруда сорвался со своего насеста и полетел к нему, что бы узнать, что нас там поджидает. Он, как и все мои спутники, прекрасно понимал, что в нашей дружной и слаженной команде лишь я один подвержен болезням и ранам, усталости и холоду, всем прочим неприятностям, которые могли завершиться смертью. Сам же я уже нисколько не боялся смерти, но и не торопился откинуть копыта, поскольку имел множество обязательств, особенно перед своей дочерью, которая ждала меня в Зазеркалье.