«Специальные структуры КГБ по борьбе с инакомыслием в СССР. 1954–1989 гг.»[141].
Однако в ней не только не рассматриваются все аспекты проблемы, но и имеется ряд методологических погрешностей, существенно искажающих реальную картину исторического процесса. В этой связи вряд ли без каких-либо оговорок можно согласиться с утверждением автора о том, что «на протяжении всего периода… в структурах госбезопасности существовали подразделения, в чьи задачи входила борьба с «преступлениями мысли», т. е. борьба со всеми теми, кто в той или иной форме выступал против советской власти». Что касается деятельности 5-го управления КГБ СССР, то подобное утверждение представляется особенно сомнительным.
Из предмета и контекста исторического анализа Н. В. Петрова, равно как и других «критиков» Андропова, исключаются концептуальные взгляды «главного противника» – стратегов США и других ведущих империалистических государств, – на цели и задачи внешнеполитического противоборства с СССР, а также на роль и назначение «психологической войны».
Эти авторы не учитывают реальной эволюции, смены парадигм, концептуальных подходов зарубежных теоретиков геополитического противоборства с СССР, которые также претерпели ряд существенных трансформаций – от внешнеполитической концепции «сдерживания коммунизма» Г. Трумэна (1947–1953), «отбрасывания коммунизма» Д. Эйзенхауэра (1954–1963), до политики «наведения мостов» Л. Джонсона (1964–1980) и стратегии «сокрушения империи зла» Р. Рейгана (1981–1988). На наш взгляд, без учета этих реальных доктринальных, стратегических и тактических установок «главного противника» в области «тайной войны» против Советского Союза провести объективный анализ деятельности КГБ СССР в целом, и его 5-го Управления в частности, невозможно.
Следует отметить, что зарубежными теоретиками скрытого противоборства и разведывательно-подрывного воздействия на Советский Союз идеологические диверсии рассматривалась не только как составная часть «психологической войны», но и как важнейший инструмент реализации политики холодной войны, нацеленной на достижение победы над геополитическим соперником и конкурентом.
Чтобы разобраться с вопросом о сущности и назначении идеологических диверсий, обратимся к работам признанных авторитетов в деятельности спецслужб, с которыми пришлось познакомиться Андропову.
Еще в первом отечественном научном труде, посвященном вопросам разведки, вышедшем в 1911 году, «Тайные силы (Военное шпионство)», генерал-майор В. Н. Клембовский подчеркивал, что целью деятельности разведки является добывание сведений об армиях, вероятных театрах военных действий, о населении и об экономике потенциального противника.
При этом к группе «Сведений о населении» были отнесены: примерная густота населения, состав его по племенам и вероисповеданиям, настроения жителей, их нравы, обычаи, род занятий, степень зажиточности, административное устройство, количество и характер населенных пунктов.
В числе общих выводов Клембовский указывал, что потом неоднократно повторялась многими писавшими о проблемах обеспечения страны: «Пока идеи о всеобщем разоружении и всесветном мире не вышли из области мечтаний, каждое государство должно быть готово к войне со своими соседями».
А готовность эта выражается, в том числе, и во внимательном изучении средств борьбы сопредельных государств, что звучит по-прежнему актуально и сегодня. Поэтому автор указывал и на «необходимость постоянного осведомления о намерениях и силах, какматериальных, так инравственных, своих соседей». В то же время подчеркивая необходимость скрывать собственный оборонительный потенциал.
В записке, представленной в 1915 г. в комиссию по реорганизации российской контрразведки В. А. Ерандаковым, до этого в течение 5 лет возглавлявшим Петроградское контрразведывательное отделение (КРО), подчеркивалось, что германская разведка осуществляет не только сбор военных сведений о действующей армии, но и активно ведет дипломатическую, торгово-промышленную (экономическую) разведку, организует акты саботажа и диверсий, ведет подрывную пропаганду[142].
В одной из первых советских работ, изданном в 1921 г. учебном пособии «Канва агентурной разведки», заместитель начальника отдела агентурной разведки Разведывательного управления Рабоче-Крестьянской Красной армии (РККА) Александр Иванович Кук подчеркивал два важнейших вывода:
1. Агентурная разведка не разграничивает понятий мирного и военного времени.
2. К числу важнейших политических задач разведки относится оказание целенаправленного воздействия на население враждебного государства посредством прессы, пропаганды, распространения слухов, распространения определенных идей и взглядов, подрывающих веру во власти собственной страны.
И уже история Первой мировой, особенно деятельность германской разведки в этот период времени, давала немало оснований для подобного умозаключения.
Подчеркнем при этом одно чрезвычайно важное обстоятельство: аналогичные взгляды на задачи и роль спецслужб в будущем, характер и содержание «тайной войны» высказывали и зарубежные исследователи, ведь уроки Первой мировой изучались всеми участвовавшими в ней государствами, и из них делались соответствующие выводы на будущее.
Как бы вторя Куку, в 1923 г. руководитель германской разведки в годы Первой мировой войны Вальтер Николаи пророчески писал о будущей роли разведки в мировой политике: «По пути к будущему развитию идет разведка, стремящаяся этот путь распознать и на него повлиять…. Тайная сила разведки будет в будущем гораздо более значительной, нежели была в прошлом и есть в настоящее время».
В предисловии к изданной в Париже в 1938 г. книге о деятельности германской разведки в годы Первой мировой войны вице-председатель Высшего военного совета Франции генерал Максимилиан Вейган пророчески писал:
«Вероятно, никогда еще столько не говорили о войне, как теперь. В разговорах все сходятся на том, что если бич войны снова поразит Европу, то на этот раз война будет «всеобъемлющей» («тотальной»). Это значит, что в борьбе будут участвовать не только люди, способные носить оружие, но будут мобилизованы и все ресурсы нации, в то время как авиация поставит самые отдаленные районы под угрозу разрушения и смерти».
Напомним, что писалось это еще за полтора года до начала реализации гитлеровских планов по «расширению германского жизненного пространства», но когда уже предчувствие новой большой войны и беды стало постепенно овладевать сознанием элит сопредельных Германии государств.
«Наряду с открытым нападением на врага, – продолжал Вейган, – в широких масштабах развернется и так называемая «другая война» – война секретная и также «всеобъемлющая», в задачу которой войдут деморализация противника, восстановление против него широкого общественного мнения (пропаганда), стремление узнать его планы и намерения (шпионаж), препятствование снабжению (диверсии в тылу)….»
Здесь следует отметить, что Максимилиан Вейган хорошо знал предмет, о котором он говорил, поскольку до этого в течение 5 лет возглавлял французский Генеральный штаб, которому подчинялось знаменитое «2-е бюро» – военная разведка Франции.
А в описываемый период он лично вел переговоры с турецкими властями и представителями антисоветской кавказской послереволюционной эмиграции об организации разведывательно-подрывной работы на территории СССР.
Давая общую оценку работе, Вейган прозорливо отмечал, что «подобные книги, разъясняя факты минувшего, дают читателю возможность до некоторой степени проникнуть в тайны будущего»[143].
В первом пособии для подготовки контрразведчиков, изданном в 1924 г., полномочный представитель ОГПУ по Западному краю С. С. Турло обращал внимание на то обстоятельство, что «в современную эпоху война прежде всего ведется на экономическом, политическом, дипломатическом фронтах, а в последнюю очередь на фронте военном. Поэтому значение современной разведки выросло до громадных размеров, и наряду с значением расширилась и область разведки. Все перечисленные области жизни государств тесно переплелись между собой, одна другую дополняет и одна от другой зависит как в мирное, так и в военное время. В связи с этим разведывательная служба расширилась до грандиозных размеров и крайне осложнилась и нуждается в прочной организации, системе и порядке»[144].
В период мировой войны, подчеркивал С. С. Турло, «стороны уже не ограничивались только разведыванием… а по раскрытии тайн стремились всячески тайным же образом подорвать осуществление, проведение в жизнь этих тайн – тайная разведка приобрела активный характер. Эта черта тайной разведки как носящая признаки терроризации, дезорганизации государственной жизни и военной системы противной стороны является чрезвычайно серьезной и ставит тайную разведку в совершенно иную плоскость, чем до мировой войны».
О значении данного вида разведки, названного им активной разведкой, Станислав Степанович также писал: «…выгоднее расстроить планы противника активным вмешательством, расшатать его международное и подорвать внутреннее политическое положение, ослабить его экономическое благосостояние, уничтожить запасы военных материалов, внести разложение в ряды войск и командного состава, скомпрометировать или путем террора устранить государственных или общественных деятелей, наиболее вредных для разведывающего государства».
Подытоживая ранее написанное об активной разведке А. И. Куком, С. С. Турло подчеркивал, что активная разведка выявляет «… признаки нового вида войны – тайной; она опаснее и изнурительнее открытых вооруженных столкновений».
В заключении главы «Значение разведки» автор пророчески писал: «Вообще вопрос о тайной разведке, уже теперь крайне серьезный, имеет тенденцию в будущем развернуться во всей широте, преследуя цель – уже в мирное время