Были привлечены к уголовной ответственности за шпионаж 4 советских гражданина. Были захвачены с поличным при проведении агентурных операций сотрудники ЦРУ США Д. Крокет и М. Петерсон.
Скомпрометированы и были вынуждены покинуть СССР более 80 иностранных граждан, связанных со спецслужбами.
Следует отметить, что столь успешная деятельность советской контрразведки привела к тому, что ЦРУ США почти на десять лет отказалось от проведения агентурных операций на территории СССР. Упор в вербовочной работе и работе с агентурой был перенесен за границу, где, впрочем также был существенным образом реорганизован механизм защиты советских граждан от вербовочных и провокационных подходов к ним оперативников ЦРУ США и спецслужб других государств.
Были выявлены 28 официальных сотрудников и агентов национальных спецслужб несоциалистических государств, обучавшихся в военных учебных заведениях Министерства обороны.
Военной контрразведкой совместно с органами государственной безопасности социалистических стран разоблачены 14 агентов, занимавшихся сбором информации о советских воинских частях за границей.
За границей выявлено 37 попыток вербовки спецслужбами советских граждан.
В то же время, отмечалось в отчете, не удалось предотвратить невозвращение в СССР 18 человек, 2 человека бежали из СССР нелегально.
Из истории борьбы с терроризмом в СССР
Несмотря на то что такое античеловеческое явление, как терроризм, сопровождает историю человечества начиная с добиблейских времен, похоже, своего максимального распространения он начинает достигать с середины XIX века. Причем это «вселенское» увлекающее заблуждение не обошло и Россию, где приверженность «террористической борьбе» пустила глубокие корни[195].
Ныне нередко забывается, что, в определенном смысле слова, Россия в XIX веке явилась «родиной политического терроризма» как метода политического действования. Следует однако подчеркнуть, что появление политического терроризма в России не было чем-то уникальным в тогдашней Европе: террористические идеи и концепции развивались в работах германских, итальянских, французских и других европейских радикалов и оказывали заметное влияние на умы и настроения наших соотечественников[196].
Влияние радикальных идей из-за рубежа было установлено следствием и по делу Д. В. Каракозова, совершившего первое покушение на Александра II 4 апреля 1866 г., и его московских единомышленников («ишутинцев»), и на сподвижников С. Г. Нечаева.
Другое дело, что рожденные в то время в нашей стране идеи С. Г. Нечаева, Н. Н. Морозова и других народовольцев, а затем и политическая практика «Боевой организации» партии социалистов-революционеров в 1902–1907 гг. стали исходной идеологической основой «левого», точнее – «левацкого» терроризма, получившего наиболее широкое распространение в середине прошлого века.
Следует также отметить, что феномен политического терроризма привлек внимание отечественных правоохранительных органов еще во время своего зарождения в середине XIX века.
И если первым российским криминологическим исследованием феномена политического терроризма можно считать работу Н. Н. Голицына «Хроника социалистического движения в России. 1878–1887. Официальный отчет», подготовленную в 1888 г., то следующим подобным шагом стала книга генерала Отдельного корпуса жандармов А. И. Спиридовича «Партия социалистов-революционеров и ее предшественники», выдержавшая два издания в 1916 и 1918 гг.
Следует также подчеркнуть, что для названных и других отечественных исследований феномена терроризма было характерно понимание его социальной обусловленности, в связи с чем «рецепты» лечения этой «дурной болезни общества» отнюдь не ограничивались лишь только репрессивными мерами.
Мы специально обращаем внимание на данные обстоятельства, поскольку, по нашему мнению, деструктивно-разрушительный, социально-криминальный феномен «левого» терроризма отнюдь еще не исчерпал своего разрушительного потенциала и не стал бесповоротно достоянием истории.
Не следует только ошибочно отождествлять российских социал-демократов (большевиков) с адептами и апологетами «революционного терроризма»[197].
По нашему глубокому убеждению, обращению к террору и терроризму во всем многообразии его деятельностно-криминальных проявлений предшествуют глубокие духовно-нравственные и психологические трансформации личности, что необходимо учитывать для организации эффективной системы противодействия и криминологической профилактики терроризма.
И хотя мне могут и не поверить некоторые читатели, мои коллеги-чекисты и сегодняшние сотрудники ФСБ России немало делали и делают для того, чтобы приемами профилактического воздействия не допустить становления отдельных наших сограждан на этот безусловно преступный путь деятельности. Предупреждая не только бессмысленное кровопролитие, но и спасая жизни и судьбы тех, кто мог решиться на поистине самоубийственные безрассудные и бессмысленные преступные деяния.
Новая вспышка политически мотивированного насилия, нередко принимавшая формы терроризма, произошла в России после Октябрьской революции 1917 г., а затем в 30-е годы[198]. На борьбу с террористическими проявлениями были направлены советские органы государственной безопасности.
После окончания Великой Отечественной войны для борьбы с терроризмом в структуре нового Министерства государственной безопасности (МГБ) СССР в 1946 г. был образован специальный отдел «Т» («борьба с террором»).
Все подразделения МГБ, получавшие соответствующую информацию о наличии террористических замыслов или намерений, должны были передавать ее в этот отдел, который определял дальнейший ход расследования – принимался за него самостоятельно или давал по нему указания подразделениям, первыми получившим исходные сведения.
Немалое количество дел и сигналов, а также террористических акций в конце 40-х – начале 50-х гг. приходилось на западные районы Украины и Белоруссии, а также республики Прибалтики, где сохранились и продолжали действовать националистические подполья и связанные с ними «повстанческие» группы «сопротивления» («лесных братьев»).
Нередко «акции» «групп сопротивления» принимали характер боестолкновений с милицией и гарнизонами РККА, в ходе которых гибли мирные жители, включая детей, женщин и стариков. Поскольку некоторые из указанных «повстанческих групп» имели связи со спецслужбами иностранных государств – в первую очередь Великобритании, работа на этом направлении контрразведывательной деятельности направлялась отделом 2-Н Второго Главного управления МГБ СССР.
После образования в марте 1954 г. Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР этот отдел стал 2-м отделом 4-го управления.
Позже, при реорганизации структуры КГБ СССР в феврале 1960 г., штат и функции этого отдела, как и иных подразделений управления, были переданы во 2-е Главное управление.
Задача борьбы с возможными террористическими проявлениями была поставлена перед всеми подразделениями органов КГБ, но единого учетно-координационного органа по организации противодействия терроризму в центральном аппарате Комитета не стало.
Эти реорганизации свидетельствуют о том, что количество и масштаб террористических проявлений были незначительны и последовательно снижались. Бывали, правда, отдельные факты попыток покушений на выборных партийных работников, председателей колхозов и сельсоветов, других местных номенклатурных «государственных или общественных деятелей, представителей власти», что первоначально могло квалифицироваться как «террористический акт», однако впоследствии при исследовании субъективной стороны этих деяний они, как правило, получали иную уголовно-правовую квалификацию.
Так, 8 августа 1980 г. в поселке Чолпон-Ата невдалеке от Фрунзе (ныне г. Бишкек, Киргизия) был убит председатель Совета министров этой республики С. Ш. Ибраимов, что первоначально также было квалифицировано как «террористический акт» (в действительности же, как установило следствие, он стал жертвой психически больного человека).
Общей установкой в плане противодействия террористическим проявлениям являлась организация работы по недопущению хищения и розыск похищенного оружия и боеприпасов, борьба с их незаконным оборотом и хранением, задача которой ставилась перед всеми подразделениями органов КГБ.
Одной из первых акций террора после образования КГБ СССР стал расстрел присутствовавших на праздничной трибуне во время демонстрации 1 мая 1955 г. в Архангельске.
Еще одним бессмысленным кровопролитным актом драмы стала бойня, учиненная 8 сентября 1968 г. двумя дезертирами на железнодорожном вокзале в Курске, в результате которой погибли 8 человек, включая 4 заложников.
В тот же день «Радио «Свобода» сообщило, что якобы эта преступная акция является «восстанием несогласных с вводом войск Варшавского Договора в Чехословакию».
Следующей и получившей значительную огласку в стране и мире акцией терроризма стал обстрел 22 января 1969 г. дезертировавшим из воинской части под Ленинградом младшим лейтенантом В. Ильиным правительственного кортежа у Боровицких ворот Кремля, в результате чего погиб водитель – сотрудник 9-го управления КГБ СССР И. Г. Жарков.
На первом допросе задержанного присутствовал председатель КГБ Ю. В. Андропов, который принимал в нем активное участие. Целью Ильина, по его признанию, являлся Л. И. Брежнев[199].
Однако еще до этого трагического происшествия в системе КГБ, в его 5-м управлении в июле 1967 г. был образован 5-й отдел, на который возлагалась функция предупреждения и пресечения террористических акций и намерений.