– Какая у тебя специализация? – спросила Либби, и Белен рассмеялась. До нее не сразу дошло, что Либби не шутит.
– Ой, простите. Я просто подумала… Ладно, неважно. Я тут в рамках ядерной программы, – принялась объяснять Белен. – Я химик, но мне ускорили получение визы на стипендию, потому что я могу работать с преобразованием тепла. А точнее, от меня требуется сосредоточиться на ядерном распаде.
– О… – Узкая и пока еще редкая специализация, от представителей которой через пару лет не будет отбоя. Без нее сеть медитского транспортного сообщения и медитские электростанции просто не появятся. Не будет глобальной медитской экономики. – Но вообще ты химик?
Белен пожала плечами.
– Изначально я специализировалась на щелочности морской воды, соединениях там… – Соединение бикарбонат-ионов в кислой морской воде для сокращения всемирных выбросов углекислого газа. Еще один момент, с которым разобрались задолго до рождения Либби. – То есть я и все, кого привезли сюда из стран третьего мира, – шутя добавила Белен.
Они вышли на улицу, навстречу волнам жара от не по сезону разогретого бетона в деловом центре Лос-Анджелеса. Белен продолжала говорить, а Либби слушала.
– Программа крутая, правда. Интенсивная. После выпуска гарантируют трудоустройство. Главное – чтобы меня до конца курса не завалил профессор Мортимер. – Белен громко и беспомощно рассмеялась.
– Уверена, не завалит, – ободрила ее Либби, хотя знала, что гарантий никаких. Морт и Фар негласно соревновались, у кого экзамены сложнее, и гордились провалами студентов, считая это критерием высоких стандартов своего обучения, а вовсе не признаком собственной неспособности к преподаванию.
– Ну, мне как химику и дома работы за глаза хватило бы. – Белен пожала плечами так, будто уже с кем-то спорила на эту тему. Скорее всего, с бабушкой. – Как ни крути, а нам в этом плане живется несоразмерно хуже. И Индонезии, Таиланду, Вьетнаму… ну, типа островным нациям дикарей, которых терзают какие-то там землетрясения и шторма. – Она мельком беззаботно глянула на Либби. – Если бы не бабуля, я бы и не подумала сюда приезжать. А она: такой шанс, учеба в Штатах… – красноречиво не договаривая, сказала Белен.
– Верно, – согласилась Либби. Они остановились на углу, и Белен снова дала Либби выбрать направление. – Послушай, – сказала та, сворачивая налево. – Я, если честно, провожу собственное исследование на тему усиления существующих источников энергии. Ищу способ более эффективной ее выработки в промышленных масштабах. – Чтобы заодно порвать ткань реальности, сигануть в дыру и выпасть… в другом месте и времени.
В конкретном месте и времени.
– Альтернативный ядерному распаду? – заинтересованно подсказала Белен. Во всяком случае, любопытства в ее взгляде читалось больше, чем надменности, с которой она смотрела на Морта. – Типа энергии звезд? Термоядерного синтеза?
– В идеале – чистого синтеза, – осторожно признала Либби. – Хоть это и невозможно.
Белен задумчиво нахмурила брови.
– Насчет «невозможно» не уверена, но способ точно будет неэтичный, ведь такая магия даром не дается. К тому же цена высока. Профессор Мортимер не зря провел аналогию с атомной бомбой, а с такими вещами лучше не шутить. – Они с Либби обменялись кислыми взглядами. – Впрочем, уверена, вы уже слышали о гранте корпорации «Уэссекс». От колледжа туда заявку подал профессор Мортимер. Я потому и записалась к нему на факультатив, хотя мое направление спонсируется государством, – объяснила Белен, прежде чем Либби успела среагировать на второе за день упоминание Джеймса Уэссекса, известного врага Общества. – Не могу сказать, далеко ли профессор продвинулся, потому что не в курсе, чем именно он занимается. Думаю, это нечто вне моей компетенции, к тому же Мортимер меня терпеть не может. Вы для какой-то конкретной организации работу пишете? – как бы между прочим поинтересовалась Белен.
– О… – Либби, запоздало ощутив вину, поняла, что Белен подумала, будто это так называемое исследование кем-то финансируется и преследует не только научные интересы. Логично, ведь она наверняка приняла Либби (точно так же ошибочно) за аспиранта и будущего члена преподавательского состава, а не за притворщицу, которая от случая к случаю ведет занятия по физике. – Я больше про… – Вот, снова приходится выкручиваться. – В общем, альтернативный источник энергии вроде лей-линий, про которые ты говорила, можно было бы с выгодой применить в геоинженерии, – уклончиво ответила Либби. – Может, он избавит нас от выбросов углекислого газа.
– Может… Если бы еще такое исследование нашло спонсора, было бы вдвойне здорово. – Белен посмотрела на Либби с неожиданным одобрением. – А то я уже начала думать, что превентивные меры никому не интересны.
В ее словах чувствовалась горечь.
– Вот как? – осторожно спросила Либби.
– Ну, просто… всем по фигу, если, скажем, дом моей бабушки смоет волной. Здесь-то все хорошо, а значит, и менять ничего не надо. – Белен снова резко и мрачно рассмеялась. – Тут-то, конечно, технология щелочности устарела, и за мое переучивание даже готовы платить, но до развивающегося мира она так и не дошла, поэтому… – Раскрасневшись, Белен прервала тираду и посмотрела на Либби. – Резковато я на антиэлитарщину перешла… Простите, профессор, о чем вы говорили?
– Нет-нет, ты права. – Либби, возможно, как никто другой понимала, что еще пару десятилетий медитские технологии будут оставаться непомерно дорогими. Ни в конце этого, ни в начале следующего тысячелетия открытия биомантов, которые (условно) могли бы спасти жизнь Кэтрин, ее семья позволить себе не могла.
Даже в мире Либби магия была так дорога, что человек, любой человек не мог на нее раскошелиться. Лишь толстосумы располагали ресурсами для принятия «этических» решений, то есть молчать о других странах, тем более – о других социальных слоях и вторичных видах. Если уж уровень выбросов углекислого газа в 1989 году казался Белен критическим, то ей повезло не знать, что в будущем с этим почти не думают разбираться.
В мире Либби царила стабильность. Благодаря совместным усилиям медитов и лоббистов большинство крупных корпораций вкладывались в попытки декарбонизации, для которой когда-то и требовалась магия Белен. Но превентивные меры? Большинство стихийных бедствий по-прежнему воспринимались как одноразовые несчастья, а не результат глобального системного упадка. Американская система здравоохранения ориентировалась на прибыль. Корпорация «Уэссекс» так и оставалась главным поставщиком медитских технологий в мире. При Либби магия определенно сделала жизнь проще, но общедоступной так и не стала и не освободилась от влияния политиканов. Ничего не создавалось и не уничтожалось, пока кто-нибудь кому-нибудь не заплатит.
Так что эту встречу можно было считать удачной. Даже очень. Романтизировать ситуацию Либби не хотела, но у нее возникло ощущение, что столь плодотворный союз не может быть результатом случайного стечения обстоятельств. Ну каковы вообще шансы просто взять и наткнуться на такого партнера?
– Может, сюда? – спросила Либби, заметив, что Белен так и ждет, какое кафе она выберет. Либби указала на заведение в конце квартала, добавив: – Тебе, наверное, неинтересно помогать мне в исследованиях?
Заметив в витрине магазина рядом с кофейней отражение копны черных волос, она даже не услышала Белен – так зашумело в ушах. От прилива адреналина и молниеносного приступа паники пересохло в горле, и Либби с трудом сглотнула, услышав только обрывок оптимистичного ответа:
– …Только рада.
Белен пропустила Либби вперед. «Ничего, – напомнила себе Либби, посторонившись перед толпой прохожих. – Это не Эзра».
(В этот раз – нет.)
(Пока нет.)
– Отлично, – выдавила она, пытаясь успокоиться и открывая дверь. Человек, которого она увидела (если увидела), уже ушел (если вообще был). – Прости, – сказала Либби, снова ловя на себе выжидающий взгляд Белен. – Значит, тебе интересно? – подытожила она, жестом руки приглашая Белен войти. – Хоть это и не твоя специализация?
– Сто процентов, профессор…
Либби нахмурилась, снова обернувшись и пропуская вперед себя Белен.
Никого. И ничего. Она не видела Эзру. Он ее не нашел. Ей ничто не грозит.
(Пока что.)
Либби сделала глубокий вдох и выдохнула.
– Точно, – сказала она, только сейчас сообразив, что надо бы попросить Белен обращаться к ней «Либби», а не «профессор». – Итак, расскажи еще раз про лей-линии.
Каллум
Каллум начинал ясно понимать две вещи. Первое: Рэйна – деятельный безумец. Он собирался указать на очевидное, а точнее, что обстоятельства ее рождения – появление на свет в семье, которая в принципе тебя не хочет, – очень уж странно повлияли на ее эмоциональные процессы. Дело в том, думал сказать Каллум, что в детстве психика очень хрупкая и трещины в ней не зарастают. Ущерба не исправить, а делать вид, будто его нет, или пробовать как-то подняться над ним – стать выше, сильнее боли – это не для эмоционально несостоятельного человека вроде Рэйны. Тем более что ей не стоило влиять на древнюю волшебную библиотеку, прося что-то запретное.
«Ничего личного, – сказал бы ей Каллум. – Не ты одна совершаешь вселенские глупости. Уйма людей страдает теми же расстройствами, поэтому не сочти за оскорбление, когда я скажу, что так ты не получишь любви, которой тебя обделили в пять лет». Но, к несчастью, перспектива влезать в это показалась ему ужасающе скучной, да и кто бы стал тратить время на душевные раны? Так что Каллум решил промолчать.
А второе, что ему открывалось, – по мере того как дни становились короче и холоднее – это нежелание Атласа видеть его, Каллума, на ежегодном балу Общества. И Хранитель надеялся добиться этого, прибегнув к своеобразной реверсивной психологии.
А точнее, он сказал: «Вы приглашены», – без преамбулы, когда Каллум задержался в раскрашенной комнате после очередной из ставших такими редкими встреч. Приглашение Атлас озвучил для всех, перед тем как распустить их