Придется самой искать выход.
Либби снова присмотрелась к отражению в зеркале, заставила себя выпрямиться, расправить плечи. Сбросить пока груз, который непременно на них ляжет. Кто вообще безгрешен? Никто. А Либби не сможет жить с сожалением. Слишком много она узнала. В этом весь фокус, в знании.
Нико еще несколько лет назад все верно сказал: если эту жизнь не использовать, она проходит впустую.
Сегодня – тот самый день. В мире существовали две ее версии: Либби Роудс, с которой хватит, и та, которая никогда не успокоится.
Если так посмотреть, то все становится проще. Сначала Либби устроит небольшой пожар, чтобы сработала сигнализация, и всех эвакуировали. Затем она слегка подправит камеры слежения. Защитная оболочка ядерного реактора «Уэссекса», которая не работала – просто не могла заработать без магической помощи того, кто еще не родился, – состояла из самого реактора, регулирующих стержней, паропровода, турбин и насосов. Там, словно по сюжету романа-антиутопии, не было ни души, одни только сверкающие немыслимой, стерильной чистотой механизмы.
Ну, разве что кроме нее. Медита, способного зажигать звезды.
Либби встанет под генератором. Закроет глаза и вспомнит огонь, от которого закипает кровь в жилах, ярость, от которой распирает в груди. Гнев и сомнение. Боль и беспомощность. Ведь, несмотря на всю теорию магии, на вычисления и на то, как трудно преодолеть сопротивление двух атомных ядер и соединить их, Либби понимала: дело не в точности. Дело в том, что ей придется взять в руки, в свои жалкие человеческие руки, сверхновую. А чтобы коллапсировать и взрывом прорваться сквозь время, ей просто нужно раскрыться. Она и прежде злилась, но направляла эмоции внутрь: одинокая, униженная, с разбитым сердцем. Однако в этот раз так ничего не выйдет.
На этот раз она закроет глаза. Глубоко вдохнет и сделает то же, что и прежде, только не даст себе оплошать, потому что больше не боится. Больше она не испытывает боли и не нуждается отчаянно в костыле чужой веры в нее. Впервые с тех пор, как Либби покинула стены Общества, с тех пор, как вошла в кабинет декана НУМИ, с тех пор, как повстречала Нико де Варону, с тех пор, как умерла сестра, с тех пор, как она потеряла половинку сердца, она впервые не признает себя неполноценной. Не усомнится в собственной силе. В том, чего заслужила.
Она сделает это. И сделает в одиночку.
Позднее она уже не вспомнит деталей – только всплеск. Как он родился у нее в груди и использовал ее тело одновременно как проводник и источник энергии, которой не знают люди, не потребляют машины и о которой даже не слагали легенд. Она не вспомнит истерии, абсолютного безумия, когда в то же сердце, которое разбивалось, с каждым разом все больней и больней, с двенадцати лет, хлынула энергия звезд. Не вспомнит, что именно у нее взяли, не вспомнит, сколько сил приложила и пролила пота, не сможет точно сказать, на сколько градусов менялась температура крови, как сводило мускулы и дрожали пальцы; не вспомнит обезвоживания, мучительной боли, и как бешено, сбиваясь, стучал ее пульс. Позднее, оглядываясь назад, она заново переживет, – вспоминая вспышки, но не слепоту, – мгновения, когда ее словно разрывало на части.
Потом все было как в тумане, и совершенно точно она могла припомнить только утро того дня. Как нацепила бейджик, поправила его, натерла до блеска и подумала: «Судьбу можно выбрать».
Пора зажечь пламя, в котором сгорит, к хренам, весь этот путь.
IXОлимп
Белен
Спустя годы Белен Хименес вспомнит дни после ссоры с Либби Роудс у каменного круга Калланиш и решит, что повела себя как обиженный ребенок и что это стоило ей безумных денег. Во-первых, она выгребла все средства со счета на авиабилет с бесконечными пересадками и к тому времени, как гнев поостыл (где-то в небе над Атлантикой), сообразила, что могла бы вернуться домой бесплатно да еще и продуктов купила бы по прибытии. А так, психанув, Белен, конечно, свою точку зрения выразила, но в целом, поступила не очень умно.
Однако годы еще не прошли, и та Белен, что вернулась в ЛАРКМИ, умирала с голоду, злилась и провалила экзамен по физике, курсу, на который пошла ради Либби Роудс. Та, кстати, в Лос-Анджелес не возвратилась. Видать, устроила-таки взрыв и на волне от него покатила назад, в свое будущее. Ладно, сайонара, аминь.
А самое безумное – в том, что Белен ни разу о нем не слышала. Ни намека. Даже о патенте корпорации «Уэссекс» на термоядерное оружие она узнала лишь спустя годы, и то когда заключила правительственный контракт и тайком, рискуя служебным допуском, перерыла горы конфиденциальных бумаг. Правда, к тому времени наступила середина 2010-х, и такие вещи, как уровень допуска, ее ни черта не заботили. Когда-то, примерно в нулевые, когда в Белен пылал огонь оптимизма, она предсказывала, что будущее международной политики за наднациональностью (Европейский союз! Североамериканское соглашение о свободной торговле! Организация, мать их, Объединенных Наций!), хотя куда лучше оптимизма помогал, чего греха таить, гнев. Он и заставил порыться в секретных документах, отыскать информацию об уникальном, неповторимом взрыве в 1990-м, определиться наконец, что работа по лживым контрактам со страной-колонистом стоит поперек горла, и уйти в вольное плавание.
Очень скоро она нашла Форум: выведенный шрифтом без засечек логотип, прекрасно оформленный сайт с приятным интерфейсом и ясно изложенная миссия. Каждый месяц они выпускали пресс-релизы, полные «призывов к действию» и обещаний «ошеломительной прозрачности», «светлого будущего» для «мирового сообщества», которые не значили ровным счетом ничего, указывая только на стороннее финансирование. К тому времени Белен научилась разбираться в подобных вещах: там, где понятный пользовательский интерфейс и где обещают ошеломительную прозрачность, должны быть и деньги. Горы и горы денег. Форум отрицал иерархию лидерства, мол, профессор, мы тут все равные (чушь), – но в конце концов Белен выцепила Нотазая. Ее ровесник, он, несмотря на относительно небольшие достижения, имел ясный взгляд и уверенно шел вперед, почти как все мужчины его лет. Словно катастрофические провалы в политике и экономике, выпавшие на их век, – это не их вина. Ну разумеется, виноват кто-то другой. А они – нет, они ошеломляют прозрачностью. Надежда нужна, говорили они, ведь когда надежда умрет, тогда все полетит в тартарары. Дело не в надежде, хотелось возразить им, просто вы вообразили себя невесть кем. Неспособность увидеть ошибку или хотя бы принять природу вещей и приспособиться напоминала крайнюю форму нарциссизма. Нотазаю Белен этого не сказала. Все равно не поверил бы.
Никто не поверил бы.
Это казалось забавным, когда она училась в колледже. В смысле надеяться. Ей. На то, что есть некий путь вперед, потребность не опускать руки. Восхитительно! О Белен, кстати, вышла парочка громких статей. Ее чествовали как героиню. Журнал «Тайм» назвал ее человеком года – вместе с каким-то смертным, разработчиком софта и всеми пользователями (в тот год глобального пользовательского контента человеком года становился средний потребитель; хитро, но не так уж и далеко от истины). Видео с выступлениями Белен в ООН не стали… вирусными (о таком еще просто не слышали), но получили широкое признание в прогрессивных научных кругах. На родине, на Филиппинах, ей аплодировали, а приемная страна, Соединенные Штаты, вручила несколько формальных грантов (политику, правда, не поменяли, но этого стоило ожидать). Ее даже выдвинули на Нобелевскую премию мира. (Белен проиграла президенту Америки, который, впрочем, сумел избежать войны с другой страной первого мира, имея равные возможности устроить на планете затяжной кошмар, и потому причин злиться не было.)
Когда надежда начала иссякать, Белен выбрала агрессивный подход. Принялась хаять развитые страны, мол, они крадут, потребляют ресурсы как не в себя и при этом указывают на недостатки третьему миру, который когда-то так великодушно колонизировали. Мол, вы, отсталые, не прогрессируете. А все почему? Может, вы… глупые? Вот только об истоках проблемы почему-то не вспоминали. Хорошо, когда невидимая рука свободного рынка дает тебе технологии, позволяющие оттенить собственные ошибки.
Затем померкла и слава.
Кое-кто по-прежнему верил в правоту Белен, другие считали, что она пустозвонка. Последовали вопросы типа: «А не обратный ли это расизм?», «Не все ли жизни важны?», «Может, малым островным народам принять, что смысл их жизни – переработка? Пусть едят меньше мяса! Знаете, сколько мясокомбинаты углекислого газа выбрасывают в атмосферу!», «И вообще филантропы так старательно продвигают глобальную инициативу прозрачности, что все уже давно обо всем знают».
«И, может, пусть каждый потребитель сам решит, становиться ему социально сознательным или нет?»
«Как прикажете поступать Соединенным Штатам, если народы Африки по-прежнему жгут деревья?»
У Белен спрашивали, какие она видит пути выхода. Предпринимаемые меры ничего не дают. Нет, неоднократно отвечала Белен, все на самом деле просто, надо только призвать к ответу корпорации, загрязняющие воздух. Но по какой-то причине ее призывы тонули в фоновом шуме жизнеутверждающих роликов типа тех, в которых уточек очищали от нефти Очень Эффективным средством для мытья посуды. И еще подчеркнуто напоминали ей, откуда взять средства. Белен предлагала ввести налог на роскошь, а богачи отвечали: кхм, что, простите? Как бы то ни было, все сводилось к вопросу понимания. Она уже не была такой привлекательной, как когда-то, и большинство людей занимались своими обычными делами, никак не ощущая на себе воздействия того, что так злило Белен, находили занятия поинтересней, желанней. Ее борьба превратилась в подобие затянувшегося брака не первой свежести.
Слушая, как один юноша разливается об Александрийском обществе, про которое сама она узнала в двадцать два года, когда еще во что-то верила, Белен уже начала потихоньку превращаться в бездетную, неугомонную бабку, а ее волосы поседели, как у деревенской ведьмы с картинки. Ей исполнилось пятьдесят два, хотя чувствовала она себя на все двести, учитывая преждевременную боль в костях (это окажется простым ишиасом). Она без лишнего шума публиковала результаты своего старого исследования по термоядерному синтезу и других проектов, украденных то тут, то там, и упрямо финансировала неизбежные судебные иски по интеллектуальной собственности за счет прибыли от правительственной лаборатории. Западный мир, богатые азиатские страны могли позволить себе медитские технологии для подавления выбросов в атмосферу, зато другие по-прежнему выживали, идя верным путем к миллиардным расходам и смертям миллионов (очевидно, незначительных) людей в случае, если дела хоть немного ухудшатся. Белен вбухивала время, деньги, усилия, всю свою сраную жизнь в тех, кто хотел видеть мир в огне, и поэт