Парадокс и контрпарадокс. Новая модель терапии семьи, вовлеченной в шизофреническое взаимодействие — страница 30 из 34

Мы применили данное вмешательство к семье Босси. Мы считали, что эта семья никогда не смогла бы измениться, не заяви терапевт в нужный момент о своем бессилии. Мы сказали "терапевт", а не "терапевты", поскольку к концу лечения выяснилось, что врач, адресовавший семью в наш центр, дал ей следующее напутствие: "И помните, что я посылаю вас к доктору Сельвини. Она настоящая волшебница и всегда добивается успеха. Недавно она за один сеанс справилась с еще более тяжелым случаем, чем ваш". Правдой было только последнее, и семья Босси, проживавшая в том же районе, уже прослышала о "чуде". Мы просто не можем не рассказать здесь историю этого "чуда", прекрасно иллюстрирующую силу "попавшего в цель" терапевтического парадокса.

Речь идет о семье с двенадцатилетним мальчиком, страдавшим анорексией, первом в нашей практике случае подлинной anorexia nervosa у пациента мужского пола. Джулио, идентифицированный пациент, в добавление ко всем типичным симптомам имел еще один: он проводил целые часы, массируя свои бедра и ноги специальным кремом для похудения. В результате парадоксального вмешательства, произведенного терапевтом (доктором Сельвини), в конце первого сеанса, поведение мальчика и его семьи изменилось немедленно и радикально.

В этой семье мать и отец принадлежали к разным социальным слоям мать была школьной учительницей, а отец – рабочим он, явно робевший перед своей образованной женой, проводил все свободное время за бокке, популярной игрой, похожей на кегли. Традиционно в ней участвуют только мужчины, попивая вино и шутливо болтая между собой Отец был высококлассным игроком в бокке, он часто побеждал на турнирах и завоевывал призы Джулио не позволялось сопровождать отца на эту игру, часто проводившуюся по воскресеньям "Папа возвращается домой поздно вечером, а Джулио должен рано встать и успеть отдохнуть перед школьными занятиями". Разумеется, Джулио учился лучше всех в классе По воскресеньям он проводил послеполуденное время в обществе матери и восьмилетнего брата, повторяя уроки и совершая длинные прогулки, во время которых его ненавязчиво образовывали в области ботаники и минералогии.

Все это рассказали родители Джулио, настроенный негативно и враждебно, не желал открывать рта. После обсуждения в команде женщина-терапевт (д-р Сельвини) сказала следующее:

"Джулио, я должна извиниться перед твоим доктором за то, что усомнилась в его диагнозе. Когда он сказал мне по телефону, что у тебя нервная анорексия, я подумала этого не может быть, он ошибается. Нервная анорексия – женская болезнь. У мужчины не может быть женской болезни! Однако именно этим ты болен, Джулио! Но почему? (Пауза) Мы проговорили больше часа с твоими родителями и не обнаружили в их поведении ничего, что могло бы объяснить этот странный феномен. (Пауза) Мы можем объяснить его лишь тем, что произошло какое-то недоразумение. Возможно, ты решил, что родители, которые дают тебе образование и ожидают от тебя послушания, хороших манер, хороших оценок в школе, уважения к бабушкам и дедушкам, а также, что ты будешь держаться подальше от сквернословящих мальчишек, – эти родители на самом деле хотели не Джулио, а Джульетту. (Брат громко хохочет; лицо Джулио постепенно все более светлеет и, наконец, он тоже разражается неудержимым смехом, тем временем родители смущены и сидят, едва дыша) Но так не может быть (Повышая голос) Папа и мама хотят лишь того, чтобы ты стал мужчиной, настоящим мужчиной (возгласы одобрения от родителей) (Пауза) Тем не менее, если ты считаешь, что чтобы стать мужчиной, тебе необходима женская болезнь, мы принимаем избранный тобой путь. Мы уважаем его. Мы не просто уважаем его, но считаем, что ты должен сохранять свою анорексию. И вам, родители, мы рекомендуем относиться к этому так же эта женская болезнь должна продолжаться, поскольку Джулио убежден, что только с женской болезнью он может стать мужественным"

Когда семья пришла на второй сеанс, Джулио прибавил в весе несколько фунтов Они рассказали нам, что по пути домой с первого сеанса они заехали в ресторан. Когда официант подошел, Джулио немедленно заявил. "Принесите мне спагетти", – которые затем жадно проглотил на глазах изумленных родителей. Он изменился не только по отношению к пище Он перестал быть послушным в школе, делал только минимально необходимые уроки, начал играть в бокке и ходить в секцию спортивной борьбы. Произошел и целый ряд других изменений. Родители, должным образом запуганные словами о "женственности", не только позволили ему заниматься спортом, но и стали устраивать дома вечеринки, на которые приглашали сверстников Джулио. Терапия продолжалась еще четыре сеанса, и, когда она завершилась, перед нами был пышущий здоровьем и гордый собой Джулио, только что победивший в соревновании юниоров по бокке[34].

Вернемся к семейству Босси. Эта семья с ее типичной шизофренической игрой неудачную по форме рекомендацию доктора могла воспринять исключительно как вдохновляющий вызов.

Первый сеанс прошел в почти нестерпимой бессмысленной болтовне Семья состояла из пяти человек – родителей и троих детей; идентифицированный пациент, Агнеса, была средним ребенком. Ей было четырнадцать лет, и она страдала анорексией более двух лет. За это время первоначальная симптоматика осложнилась психотическим поведением и галлюцинациями. Полное описание бурного процесса терапии этой семьи потребовало бы солидного тома с приложением в форме видео– и аудиозаписей командных дискуссий. Здесь мы скажем лишь, что испробовали абсолютно все вмешательства, описанные до настоящего момента в этой книге, и не получили никакого эффекта Мы даже вынуждены были удвоить оговоренное число сеансов, добавив еще десять, несмотря на отдаленность места жительства семьи от нашего Центра в Милане. Для них, впрочем, увлекательность "поединка" явно стоила всяческих неудобств.

На различные наши вмешательства семья отвечала блестящими дисквалификациями, тем временем Агнеса сменила крайнюю худобу на пышную дряблость и усилила свое психотическое поведение. И, несмотря на все это, семья продолжала ходить к нам!

К семнадцатому сеансу, будучи уже в крайнем раздражении, мы твердо поняли, что пришел момент заявить о своем бессилии, никого в нем не обвиняя. Мы предположили, что семья бросает вызов прежде всего женщине-терапевту, считавшейся авторитетом в области анорексии. Потому мы решили, что именно она должна унизить себя перед семьей, объявив о своей беспомощности. Реакцией родителей на этот маневр были изумление и испуг. Но на лице Агнесы, когда она поднималась с кресла за курткой и свитером, мы заметили улыбку удовлетворения. Эта улыбка была первым знаком того, что мы наконец сделали верный шаг.

Следующий сеанс, состоявшийся месяц спустя, был запоминающимся. Беседа началась с рассказа отца об улучшении у Агнесы в течение последних нескольких недель. Она стала есть более регулярно, перестала устраивать скандалы за едой и ела теперь больше, чем прежде. У нее возникли дружеские отношения со старшей сестрой (после враждебности, длившейся не один год) и появились новые друзья. Вдобавок к этой информации отец рассказал полдюжины семейных "секретов". Внезапно обнаружив интеллект и способность к психологическому анализу (вплоть до этого сеанса он производил впечатление почти слабоумного), он начал излагать кардинальные факты, касающиеся эволюции внутрисемейных отношений. Терапевты были довольны и временно приняли наживку. Но в этот момент мать сообщила, что Агнеса (сидевшая рядом с ней неподвижно, как статуя) пришла на этот сеанс против своего желания. Она рассказала, что, убирая комнату Агнесы, нашла (случайно!) ее дневник, из которого прочла последние несколько страниц. Она принесла его на сеанс. Можно ли прочитать из него вслух?[35] Агнеса кивнула в знак согласия, то же сделали терапевты. Эти страницы прозвучали как сущий плач Агнесы по поводу горького разочарования, пережитого ею при лечении у доктора Сельвини (следовательно, это было усиление дисквалификации).

"Я давно просила родителей отвезти меня к ней, я верила в нее. Мне казалось невероятным, что я попаду к ней – к доктору, от которого все в таком восторге, который излечил столько людей от анорексии. (В этом месте мать прервала чтение, чтобы рассказать нам о неудачном напутственном слове приславшего их к нам врача). Анорексия, какое гадкое слово! И я так надеялась избавиться от этой муки. Но оказалось, что я ошиблась горше, чем когда-либо прежде. Бедная я, бедная!!"

Дневник заканчивался записью о твердом решении измениться без чьей-либо помощи, найти себе, как старшая сестра, молодого человека и послать к черту психиатрию вместе с психиатрами.

Выражая сожаление и согласие, терапевты слушали, как мать печально читает дневник дочери. Сразу после этого они удалились на обсуждение. Двое терапевтов оставались за зеркалом, наблюдая реакции членов семьи. Отец воскликнул: "За этот сеанс мы сказали и поняли больше, чем за все остальные вместе взятые!" – и получил раздраженный ответ Агнесы: "Все те же давно известные вещи, от которых мне ни жарко, ни холодно". Это убедило нас в том, что нужно следовать избранной нами тактике, то есть продолжать декларировать свою беспомощность в решении проблемы семьи. Поэтому необходимо было проигнорировать "позитивную" перемену в поведении отца и все внимание сосредоточить на дневнике Агнесы.

Вернувшись к семье, женщина-терапевт заявила, что единственно важным на сеансе был дневник. Она попросила Агнесу, если та не против, скопировать прочитанные страницы дневника и отослать их к нам в Центр, чтобы она, терапевт, могла поразмышлять над ними. Агнеса согласилась, и несколько дней спустя мы получили копию страниц дневника, переписанных (случайно!) на бланках фирмы отца. Мы были убеждены, что на этой стадии трансформация не может произойти без развенчания "волшебника".

Глава 17. Терапевты предписывают себе предельный парадокс