– Друзья, давайте вернемся к научной теме, – заговорил Дмитрий Владимирович. – Мы выяснили, что Боровой в лаборатории проводил одни эксперименты, а тайно – совсем другие. В частности, опережая наше разрешение, он тайно опробовал действие артефактов на людях. Один эксперимент был проведен на женщине, сломавшей ногу и лежащей в обычном стационаре. На следующий день пациентка ушла из больницы на своих ногах. Накануне ей был поставлен диагноз – перелом тазобедренного сустава. Еще один подопытный – пострадавший в Зоне сталкер. Находился дома, поэтому о чудесном выздоровлении никто не знал. Всего его знают по кличке Одноногий. Правда, кличка эта ему теперь ни к чему.
В зале воцарилась тишина. На профессора долго смотрели с изумлением.
– Профессор Лазарев, вы хотите сказать, что у него регенерировала конечность и теперь у него обе ноги? – робко спросил кто-то после затянувшейся паузы.
– Одноногий заключил сделку с Боровым – он, по сути, сдал сталкера Немого в руки бандитов в обмен на свое «выздоровление», – пояснил Абрамов. – После дачи показаний подельниками Борового Одноногого разыскали в лесу с обеими ногами, но, к сожалению, с простреленной головой. Тут Боровой успел ликвидировать свидетеля.
В зале кто-то присвистнул.
– Итак, мы имеем свидетельства поистине чудодейственного воздействия артефактов, – продолжил профессор. – Нам осталось только подтвердить это экспериментально. У Ивана Алексеевича в госпитале, думаю, найдутся добровольцы для проведения исследований.
– Это касалось травм, – дополнил Иван. – Однако Максим Денисович давно страдал аутоиммунным заболеванием. Обращался несколько раз ко мне за консультацией. А потом вдруг перестал. Если мы докажем, что он избавился от неизлечимого недуга с помощью артефакта, то это будет означать, что мы действительно нашли лекарство от всех болезней.
В зале зашумели. Шутка ли – перед учеными вдруг открылась перспектива сделать абсолютно здоровым каждого человека.
– У нас в распоряжении пока семь образцов «Слез Рузы», – сказал Дмитрий Владимирович. – В случае удачно проведенных экспериментов в Зону отправится еще одна экспедиция. Идея Борового изучить аномалию была, надо заметить, абсолютно правильной. И нам потребуется узнать, как добывать эти артефакты. На сегодня все, а завтра, друзья, приступаем к работе!
Как-то незаметно наступил сентябрь. Страсти, кипевшие в связи с арестом Борового и сменой руководства, улеглись, люди погрузились в работу.
В лаборатории первым делом изучили все имеющиеся в наличии артефакты «Слезы Рузы». Все образцы отличались друг от друга по форме, размеру и заключенным внутри спектрам-радугам. Три небольших кристалла, которые с самого начала изучались в институтской лаборатории, выглядели самими яркими. Причем спектр цветов располагался в них прямым потоком и заполнял почти все пространство внутри алмазов. Камни, изъятые у Борового, имели более бледные спектральные потоки. Спустя два дня наблюдений профессор Лазарев обнаружил, что потоки эти двигаются, закручиваясь в пока еще неявную спираль, – движение оказалось настолько незначительным, что заметить его можно было только в течение многочасовых наблюдений.
После изучения физических особенностей артефактов Дмитрий Владимирович вместе с Иваном составил план экспериментов in vivo по различным видам травм и заболеваний.
– Что ж, Ваня, у нас всего семь образцов. Нам надо сформировать семь групп по разным классификациям заболеваний. Начнем с самых распространенных, с которыми человечество пока плохо справляется. Ну и с травмами.
– Из сталкеров у меня есть один на примете – лишился обеих рук в Зоне, – сказал Абрамов. – Из работников в поселке есть один с пороком сердца, раковый больной и диабетик.
– Итого – четыре. Сюда бы еще добавить пациентов с психическими и неврологическими заболеваниями.
– Есть старик с болезнью Альцгеймера и один местный небуйный сумасшедший. Подойдут для начала?
– Да. И еще бы найти женщину с проблемами деторождения.
Абрамов посмотрел на профессора с подозрением.
– Это интересная мысль, профессор, но только как вы собираетесь проверять, излечилась ли женщина от бесплодия? Ей добавить в палату мужа? А если такового не имеется?
– Ваня! – упрекнул профессор хирурга.
– Я мыслю практически, – заметил Иван и засмеялся.
А потом посмотрел на Дмитрия Владимировича и вдруг посерьезнел.
– Надеюсь, вам не приходила мысль в голову попробовать действие «слез» на муляжах? Вдруг умершие излечатся от смерти? У нас семь артефактов, у вас – говорящая фамилия. Магия какая-то получается.
– Нет, такое мне в голову, товарищ полковник, не приходило, – профессор то ли обиделся, то ли рассердился на хирурга. – И, если вдруг такое случится и человечество излечится от смерти, как ты выразился, мы ничего, кроме головной боли, не приобретем. Бессмертие – это катастрофа. С таким-то огромным населением на планете. Особенно с учетом расширения Зон.
Иван пожал плечами и вернулся к обсуждению:
– Как бы там ни было, в случае удачно проведенных экспериментов нам предстоит выяснить, является ли излечивающее действие артефактов постоянным. Излечивают ли они организм полностью, или пациентам придется все время иметь артефакты при себе. Тут много нюансов, Дмитрий Владимирович. Всегда надо помнить, что эксперимент может и провалиться.
– Может. Но мы все же с тобой верим в лучшее, не так ли? Методологию будем разрабатывать в процессе, в зависимости от того, как будет реагировать на соприкосновение с артефактами организм человека. Торопиться не будем.
– А с детьми Зоны будете экспериментировать? – осторожно спросил Иван. – Официально они считаются мутантами, а мутация – это тоже изменение организма, зачастую сродни болезни.
– Пока рано что-то говорить, хотя такие мысли мне приходили в голову, – признался профессор. – Но не будем бежать впереди паровоза. Нужно провести исследования прежде всего с обычными людьми. И лишь потом, при удаче, переключиться на болезни, принесенные из Зоны, и мутации.
Дмитрий Владимирович вдруг нахмурился и посмотрел в окно. Взгляд его блуждал, словно профессор погрузился в себя, оглядываясь далеко-далеко в прошлое.
Глава 4Туман
В Подмосковье стояла глубокая промозглая осень. После нее жизнь в Абхазии обернулась волшебным возвращением в лето. Семью Лазаревых поселили в общежитии для персонала санатория, выделив им три комнаты. Дмитрий на следующий же день после прибытия вышел на работу. Нашлась работа и для Маши. Трехлетнего Сашку отдали в детский сад. Потекла спокойная, без стрессов, сигналов тревоги и экстренных ситуаций жизнь. Дмитрий понял, что отдохнуть от жизни в Подмосковье требовалось в первую очередь ему самому, и в очередной раз поблагодарил своего директора Николая Петровича за оказанную помощь.
Влажный климат субтропиков действовал расслабляюще. Дмитрий следил за женой и отмечал, что она, обычно напряженная, становится все спокойней. Отсутствующее выражение, которое часто не сходило с ее лица, появлялось все реже и реже. В глазах проснулся настоящий, не механический, интерес к окружающему. Маша с любопытством разглядывала местные растения, иногда подходила к ним, гладила листья, то мягкие бархатистые, то гладкие, жесткие восковые. А потом вдруг начала собирать гербарий, изучать флору, рассказывать о своих изысканиях Дмитрию. Лазарев не знал, радоваться ли внезапному увлечению жены или нет. Но он замечал, что, когда Маша занималась своим хобби, на ее лице проскальзывала легкая, почти счастливая улыбка, которую он уже очень давно не видел. Вот только сына Маша по-прежнему игнорировала.
Дмитрий, освоившись на новом месте, познакомившись с коллегами, осторожно поинтересовался насчет решения их семейных проблем. В итоге ему порекомендовали по знакомству психолога. Маша сначала отпиралась и не хотела идти. Но потом все же согласилась. Полгода почти ничего не происходило, а потом Дмитрий заметил, что супруга стала терпимее относиться к сыну. Они даже вместе стали гулять. Сашка собирал для гербария матери листья, проворно в свои уже четыре года лез на деревья, чтобы сорвать листики покрасивее. Приносил ей цветы, стебельки трав и кусочки коры. Вечерами и в выходные дни они гуляли по берегу моря. Дмитрий и Маша сидели, обнявшись, на берегу, а Сашка носился у самых волн, рискуя замочить сандалии, собирал камушки и ракушки, кидал «блинчики», когда на море лежал штиль. Маша улыбалась, и Дмитрию показалось, что все ужасы, пережитые ими, теперь позади.
Несколько раз звонил Николай Петрович, спрашивал, как у Дмитрия дела, звал обратно на работу, в шутку говоря, что вот не дождется своего помощника и сделает карьериста Борового своим замом. Лазарев отшучивался. Пару раз закрадывались мысли вернуться, продолжить научную деятельность, но Дмитрий тут же выкидывал их из головы. Он больше не хотел рисковать счастьем своей семьи.
А потом, спустя два года, случилась катастрофа. Маша забеременела. Когда Лазарев узнал, то едва не поседел. Перед глазами яркими страшными картинками замелькали старые воспоминания. Он-то думал, что они забылись, пропали, как страшный сон, но они поперли из подсознания, точно убийственный коллоидный газ из подвалов. Эти переживания довели его до такого отчаяния, что он стал уговаривать Машку сделать аборт. Жена смотрела на него с непониманием.
– Я люблю этих детей, – ответила она. – Зачем ты так, Дима?
– Детей? – поразился Дмитрий.
– Да, их двое будет, мальчик и девочка. – Маша счастливо улыбнулась. – Все хорошо, поверь.
Лазарев озадаченно смолк, переваривая информацию: «Срок-то маленький совсем, внешне даже еще не видно, что Маша беременна, – думал он. – Откуда она узнала про двойню? – Ответ, приходящий ему на ум, пугал. – Нет, Машка не излечилась на самом деле. Ее тихое безумие временно ушло куда-то в глубину души. И вот теперь опять проявилось». Лазарев и сам снова погрузился в непонятное, какое-то потерянное состояние. Он не знал, что делать. Оставалось только ждать. Несмотря на панику, где-то внутри него все равно жила надежда, что ничего страшного не случится, что у Сашки появятся брат с сестрой и они останутся той же счастливой семьей, какой были до новостей о беременности Маши.