– Получилось! – наконец не сдержалась одна из медсестер.
После этого все принялись бурно обсуждать произошедшее чудесное излечение.
– Коллеги, нам надо закончить эксперимент, – оборвал их Абрамов. – Николай, можете отдать артефакт. Сейчас сделаем вам МРТ. Через пять часов – новую эхокардиографию. Следом – наблюдение в течение трех суток. Медперсонал будет все время рядом.
Дмитрий Владимирович быстро записывал результаты проведенного эксперимента и время, за которое в организме под действием артефакта произошли изменения.
Иван вывел на УЗИ снимки сердца пациента. Потом вышел с Дмитрием Владимировичем в коридор.
– Если эффект сохранится, это будет настоящим переворотом в медицине! – заметил профессор.
– И врачи станут не нужны, – усмехнулся Иван.
– Я все же не верю, что кристаллы избавляют от любого недуга.
– Правда? Вы все еще так думаете, даже после того как у Одноногого отросла конечность? – скептически заметил Иван.
– Даже если это окажется правдой, врачи будут нужны, чтобы диагнозы ставить…
– Зачем, если у каждого будет такой камешек? И как только кто-то почувствует недомогание, приложит к больному месту и излечится навсегда. Нет, я не против этого, просто… К такому надо будет привыкнуть. Кстати, я проверил Борового. Анализы сделал различные. Он действительно на сто процентов здоров. У него даже вес стал приходить в норму…
– Считаешь, что некоторые люди не заслуживают?
– Я не знаю, Дмитрий Владимирович. Я не бог и не судья, чтобы решать такие моральные дилеммы. Я врач. А врач обязан помогать любому. По крайней мере, я стараюсь. Хотя иногда выходит с трудом.
Профессор задумчиво посмотрел на хирурга, потом на дверь палаты, из которой они только что вышли.
– Я знаешь что сейчас подумал? Может быть, Немой ваш специально тебе о свойствах артефакта не сказал?
– Чтобы меня не расстраивать, что ли? – Абрамов отмахнулся. – Но тогда возникает законный вопрос, почему он о свойствах рассказал Боровому? Их общение вряд ли можно было назвать дружеским. Скорее наоборот. Хотя чего это я? Максим Денисович ему, несомненно, хорошо заплатил. И другое объяснение вряд ли существует.
Профессор покивал.
– Продолжим, Ваня? У нас на очереди старик с Альцгеймером и пациент с диабетом второй степени.
– А как же наш тихий шизофреник?
– Если и он за один час излечится, мой мозг этого не перенесет и я сам сойду с ума, – посмеялся Дмитрий Владимирович. – Но ты прав, раз мы наметили запустить исследования сегодня, то надо. Пойдем.
На следующий день, в обеденное время, Иван и Дмитрий Владимирович сидели в столовой и наблюдали за стариком и бывшим «психом». Последние, пристроив среди тарелок с борщом, макаронами по-флотски и стаканов с компотом шахматную доску, увлеченно разыгрывали партию.
Абрамов смотрел на них не мигая, все еще переваривая результаты недавнего обследования.
– Что ж, радует, что старческий маразм мне в случае успешного завершения исследований грозить не будет, – заметил Дмитрий Владимирович. – Хотя, признаться, я шокирован, что к старику полностью вернулась память. И не меньше изумил наш тихопомешанный…
– Как думаете, если «полечить» «Слезами Рузы» какого-нибудь маньяка, у него мозги тоже встанут на место? – спросил Иван. – И будет ли его мучить совесть из-за прошлых дел?
– Нашего Максима Денисовича пока совесть не мучает. Хотя сейчас я подумал об этом и начал сомневаться.
– Ой, бросьте, профессор, – отмахнулся Иван. – Отсутствие совести – это не болезнь. Это диагноз.
– Посмотрим, посмотрим. Я буду в дневник исследований записывать и психологическое состояние пациентов. И выпишу сюда психиатра из Института, пожалуй.
Абрамов только развел руками.
– Неделю наблюдаем за нашими пациентами и выпускаем, набираем новую группу, – сказал профессор. – Старых пациентов проверяем раз в неделю.
В исследованиях незаметно прошел месяц. В итоге в экспериментальной группе излеченных оказалось около ста человек.
Но потом что-то пошло не так. Абрамов обратил внимание, что радуги поблекли и в них началось то самое едва заметное спиральное вращение, что имелось в двух артефактах, изъятых у Борового.
– Почему кристаллы так себя ведут, Дмитрий Владимирович? – спросил Иван.
– Может быть, перезаряжаются? – предположил Лазарев. – Хотя большинство артефактов Зоны имеют постоянные свойства, те же «этаки» – вечные батарейки.
– Они еще и всегда одинаково выглядят. А тут мы имеем изменения. Честно говоря, меня это несколько беспокоит.
– Давай усилим врачебный контроль за пациентами, участим проверку состояния их здоровья.
– Да, пожалуй.
Эксперимент впервые провалился. Больной глаукомой так и не дождался прозрения. Артефакт, который использовали для лечения, совсем выцвел, радужный спектр посерел, внутри камня медленно раскрутилась серая дымка.
Абрамов с профессором осмотрели остальные «Слезы Рузы». Посерели еще пять артефактов. В оставшихся двух радугу едва было видно.
– Сдается мне, эти штуки все-таки разрядились, – сказал Абрамов.
– Нужно проверить еще хотя бы на двух пациентах, – профессор хмуро глядел на артефакты. – Может быть, разрядились, а может быть, им надо дать время «отдохнуть».
Однако слова доктора подтвердились. Ни один из выцветших образцов исцеления больным не принес. Профессор отдал распоряжение артефакты с сохранившимися внутри радугами не использовать.
А ранним утром следующего дня в отделении реанимации внезапно появился Боровой.
У бывшего директора резко упало давление. Иван вколол ему лекарство, отметив неважный вид мужчины: кожа его сделалась темной, белки глаз пожелтели. Абрамов срочно сделал анализы, УЗИ печени.
– Иван, что со мной? – спросил Боровой.
– Анализы подтвердили гипербилирубинемию, желтуху то есть. Из-за чего, пока не ясно – желчные протоки чистые, камней нет…
– Вирус?
– Вряд ли. – Иван хмуро смотрел на бывшего директора. – Засуну-ка я вас в трубу МРТ на всякий случай.
– Не надо.
– Надо. Не хочу рисковать остальными пациентами, участвующими в эксперименте.
– У меня печень до применения артефакта была здорова, – заметил Боровой. – Значит, это не откат излечения.
– С вашей-то привычкой дымить как паровоз? Я в этом не уверен, – хмуро заметил Иван. – Если болезнь возвращается, не обязательно она будет той же самой. Не забывайте – у многих артефактов Зоны очень странная логика работы. А у иных мы этой логики вообще не видим. Хотя она, несомненно, имеется.
– А если артефакт попадет в трубу МРТ, что-то будет? – спросил Боровой.
– Его туда никто помещать не собирается.
Бывший директор помялся и выдал:
– Он во мне…
– Кто он? – не понял Абрамов.
– Артефакт. Я… один проглотил, чтобы не отняли. Успел перед обыском.
Иван смотрел на Борового с изумлением.
– Вы проглотили одну из «Слез Рузы»? И? Уверены, что он не вышел естественным путем?
– Нет, чувствую, что остался в желудке.
– Ладно, Максим Денисович. Вам удалось меня очень сильно удивить. УЗИ для начала сделаю.
Абрамов подкатил аппарат к койке, на которой лежал пациент, провел по животу датчиком. Камень в желудке Борового действительно нашелся.
– Как вы все-таки до такого додумались? – поинтересовался врач. – Вы же ученый человек.
– Сталкер сказал, что таким образом я излечусь навсегда. То есть никогда ничем больше не заболею.
– Немой?
– Я тоже подумал, что бред, но потом, когда меня арестовали, решился. Эффект был. Мне никогда не было так физически хорошо. Я ощущал подъем сил, бодрость, испытывал наслаждение, ощущая собственное тело, его мощь. Мне кажется, я так хорошо себя даже в двадцать лет не чувствовал.
Абрамов молчал, не зная, что на все это сказать.
– И как долго у вас продолжалась эйфория? – спросил он у замолчавшего надолго Борового.
– Месяц. Потом бодрость ушла. Стало часто клонить в сон. Неделю назад стало покалывать в боку.
– Что ж вы сразу не сообщили?
– Списывал на вашу санаторную еду. Меня еще в советское время от нее мутило, от одного вида.
– Первое, второе и на третье компот, – хмыкнул Иван. – А мне нравится. Вполне сбалансированное питание. Желудок у вас не болел?
– Заболел. Вчера.
Иван задумчиво потер ладонью лоб.
– Камень крупный. Естественным путем не извлечь. Придется резать.
– Зачем? Не нужно его удалять. Это не из-за него… Из-за еды. Он меня излечить должен, когда переведете меня на нормальную диету.
Иван посмотрел на Борового почти с сочувствием.
– Боюсь вас огорчить, Максим Денисович. У нас тут проблема возникла с экспериментами над «Слезами Рузы». Артефакты, как выяснилось, имеют свойство разряжаться. Каждый из них излечил по 13–15 человек. Плюс лабораторные крысы. Как бы то ни было, у камней есть резерв.
Боровой еще с минуту осознавал сказанное, потом неприятно ощерился.
– Хочешь сказать, что эксперимент не удался? Провалился? И наша сделка теперь – пшик?
– Ничего не хочу сейчас говорить, особенно на эту тему, – отрезал Иван. – Особенно когда у вас серьезные проблемы со здоровьем. Но чтобы вас успокоить – профессор собирает экспедицию в Зону, чтобы найти или новые «Слезы Рузы», или способ зарядить старые. А я пока подготовлю операционную.
– Нет, – уперся Боровой. – Если артефакты разряжаются от пятнадцати человек, то мой не мог утратить свои свойства из-за меня одного.
– Я проведу операцию. Иначе потом придется делать вскрытие. Выбирайте. У вас пятнадцать минуть на размышление.
Он вышел из отделения реанимации, испытывая страшное раздражение от разговора. Да, он врач, он должен спасать любого. Даже подлеца. Но почему-то Иван в последнее время задумывался о том, что есть люди, не заслуживающие даже жалости, не говоря уже о чем-то большем. И все чаще лезло в голову, что свой талант хирурга он мог тратить на людей более достойных. Его вдруг пробил пот.