Вдруг заболели легкие. Военные хватали ртами воздух, точно выброшенные на берег рыбы. Абрамов понял, что вокруг них исчез кислород. Воздух сделался разреженным, как на большой высоте. В какой-то миг показалось, что они оказались в вакууме: все звуки исчезли, и в небе над ними уже беззвучно продолжали лупить молнии сумасшедших размеров.
Прошло пять секунд, и тишина вновь взорвалась от грохота, треска и шипения. В лица бойцов больно ударил поток воздуха. Люди наконец смогли дышать. Над ними через балку полетели сорванные с деревьев листья, ветки, а потом и выдранные с корнем стволы. Военных тоже потянуло прочь, словно их засасывал невидимый смерч.
– Прижаться к земле, плотно! Держаться! – проорал Абрамов, надеясь, что его услышат.
Но двоих офицеров все-таки оторвало, унесло по воздуху.
Небо потемнело, словно солнце выключили. Заплясала в черноте странная желтая Аврора. От ярких всполохов шел тошнотворный звук, от которого пульс стеклянными молоточками ударял в виски и от которого становилось настолько тревожно, что от накатившего ощущения безнадежности хотелось выть.
Абрамов, обхвативший рукой корень дерева, торчащий из склона оврага, прикусил до боли губу и зажал уши, наблюдая за развернувшимся над ними адом.
Сверху посыпался черный снег. Он падал на кожу, обжигал. Люди закрыли лица платками. Иван отрешенно думал: «Что, интересно, мы увидим на месте госпиталя и прочих построек Института, если все-таки выберемся отсюда живыми? А может быть, эта аномальная ночь никогда уже не прекратится. Вдруг нет уже привычного мира. Всего лишь одна крошечная ошибка, недосмотр – и нет больше ни Герцена, ни Подмосковья, ни страны, ни целой планеты. Черная дыра. Одна сплошная аномалия. Существование которой нельзя объяснить ни логикой, ни законами физики».
Снова тряхнуло. Земля стала уезжать из-под ног, осыпаться. У Абрамова появилось странное ощущение, что он должен куда-то провалиться, но его, наоборот, приподняло в воздух. В лицо полетели комья, сор, ветки. Снова нечем стало дышать. Огромное дерево, в чей корень он вцепился, вырвало как травинку, повлекло в небо. Иван успел выпустить корень, и его, совершенно сейчас беспомощного человека, словно лишний балласт, швырнуло обратно. Впечатало в рыхлую землю.
В сознание ворвались пожарные сирены. А еще – запах озона, развороченной земли и пепла. Черноту незаметно сменила лазурь. Иван понял, что лежит на спине и смотрит в расчистившееся, без единого облачка небо, такое глубокое, что ему показалось, что он сейчас упадет туда. Закружилась голова, пальцы судорожно попытались вцепиться хоть во что-то. Вместо этого Абрамов набрал полные горсти земли.
– Твою ж мать, – прошипел он от боли.
От движения он наконец почувствовал тело. Его ломило так, будто Иван три дня подряд не вылезал с занятий по силовой тренировке. Абрамов сел, с него посыпалась земля. Балка была наполовину засыпана обвалившимися склонами оврага. Неподалеку лежали без движения пять человек из отдела службы безопасности. Подобравшись к ним на карачках, Иван проверил пульс, обнаружил что двое живы. Потом долго сидел перед Васнецовым. Помощник полковника бездумно смотрел в небо. Шея его была повернута под неестественным углом. Абрамов закрыл лицо руками, потер его, до боли кусая губы. Потом, вернувшись к живым, привел их в чувство, убедился, что с ними все в порядке. И только после этого рискнул выбраться из оврага.
Иван застыл на самом краю, оглядывая представшую перед ним картину. Бывшего санатория Герцена, а ныне Рузского филиала Института, больше не существовало. От главного корпуса госпиталя остался только фундамент. На месте лаборатории, хранилища, здания отдела безопасности и прочих построек зияла огромная воронка, метров сто в диаметре. Насколько глубокая, Абрамов со своего места не видел. Леса вокруг воронки в радиусе двухсот метров не было. А еще на полкилометра дальше лежали поваленные деревья. Ивану вспомнились архивные фотографии с места падения Тунгусского метеорита. Только тут деревья улеглись аккурат кругом, верхушками в направлении эпицентра. Со стороны КПП к краю воронки подобрались пожарные машины. Суетились рядом с пожарниками какие-то люди.
– Ну вы-то еще туда не лезьте только, – пробормотал полковник.
Он, прихрамывая, пробираясь через бурелом, направился к ним. У края воронки остановился, с опаской заглянул вниз. «Так и есть, – констатировал он мысленно. – На дне лежит черный плоский блин, около метра в диаметре. И, наверное, не убрать его отсюда уже никакими подъемными кранами. Сколько всего в себя засосала аномалия – не сосчитать. Один госпиталь чего стоит. А люди… И людей тоже, перемолола, запечатала в себе». Ему захотелось заорать от собственной неспособности что-либо поменять, но сил не было. Он уселся на самом краю, глядя на черный блин, как на опасный омут. Иван мог только многократно перебирать в уме варианты развития событий, пытался понять, где он допустил ошибку, в каких обстоятельствах стоило поступить по-иному, при этом осознавая, насколько все это сейчас бесполезно.
Через несколько минут к нему подошли пожарные и кто-то из военных.
– Полковник Абрамов? Иван Алексеевич?
Кто-то в итоге потряс его за плечо.
– Я в порядке, – глухо выдавил из себя Иван. – Там парни, в овраге…
– Мы их забрали уже. Пойдемте с нами.
Он не заметил, как оказался в баре ДК поселка Герцена. Всех сталкеров разогнали, бармена тоже отправили восвояси, устроили там военный штаб. Абрамов машинально отвечал на вопросы, рассказывал все, что знал. Он даже не запомнил, кто его спрашивал. Когда он закончил, кто-то положил ему руку на плечо, сжал.
– Товарищ полковник, вам надо отдохнуть, прийти в себя. Отправляйтесь домой, примите душ, поспите.
Иван, словно только что очнувшись, огляделся.
– Что с поселком?
– Цел. Стекла только везде повыбивало.
– Сколько человек погибло?
– Много.
– С солдатами из Нового городка что?
– Зацепило. Всех врагов начисто смело. Но в нынешних обстоятельствах это слабое утешение.
Иван провел рукой по голове. От перепачканных землей волос на ладони остался грязный след. Потом перевел взгляд на стоящего перед ним человека и хрипло произнес:
– Мне в Зону надо. Остановить экспедицию. Чтобы еще такой же дряни оттуда не принесли. Найдите мне трех добровольцев и сталкера-проводника. Три часа на отдых мне хватит.
Глава 8Гиблое озеро
Захар постепенно приходил в себя. Темнота в глазах рассеивалась, посверкивая золотистыми искрами. Защитный шлем на голове отсутствовал. Ломило правый висок, и от него по скуле к подбородку бежал теплый ручеек. Сталкер глубоко вдохнул, закашлялся. В запястья впились веревки. Он все еще был связан. Слева обнаружился Дмитрий Владимирович, сидевший на земле и привалившийся спиной, как и Зарубин, к кирпичной стене какого-то строения. На профессоре также не было защитного шлема, а сам он был без сознания, лишь слабо постанывал.
– Захар… – тихо позвал кто-то.
– Товарищ майор. – Губы сталкера едва разлепились, он повернулся, увидел с другой стороны от себя Богданова. – Вы как?
– Жить буду, – отозвался майор. – Наверное. Если эти не доконают. Так – в плечо ранен.
– Кто «эти»? – спросил Зарубин, оглядываясь.
Они сидели внутри старого хоздвора, огороженного по периметру бетонным забором. Слева в углу стоял старый трактор со щетками для уборки улиц, высилась большая куча мусора. Перед пленниками находилось еще одно здание – одноэтажное, кирпичное, с зарешеченными окнами. Стекла в окнах были целы, и в каких-то за занавесками даже теплился желтый электрический свет. Справа гигантским кирпично-рыжим грибом торчала над двором водонапорная башня. Верхушку ее освещало солнце, погружающееся в знакомые до боли облака. Призрачная надежда, что они очутились вне Зоны, испарилась. Облачный вихрь над невидимым отсюда Гиблым озером никуда не делся, ни на метр не отдалился, а, кажется, еще и приблизился. По спине Захара неприятно пробежал холодок, и сталкер в один миг очнулся, пришел в себя, даже боль в виске отпустила. А ведь по ощущениям у него возникло сейчас совсем странное чувство, будто нет никакой Зоны вокруг. Следующей пугающей мыслью было: его, похоже, так хорошо приложило по голове, что все сталкерские таланты мигом пропали, и не почувствует он теперь ни Зоны, ни самой что ни на есть простенькой аномалии. Судя по всему, провалялись пленники без сознания почти весь день.
Майор между тем пихнул его плечом, чуть заметно кивнул головой, куда-то указывая.
Зарубин посмотрел в том направлении, увидел вышедшего за ворота человека. На вид – обычного сталкера.
– Какие-то сектанты, – шепнул Богданов.
– Сектанты?
– Наверное, адвентисты седьмого дня, мать их, Зоны… Или какие там появились тридцать лет назад? Когда все началось.
– Не помню уже. Но те же совсем сдвинутые были… Почему вы решили, что это сектанты?
– Про хозяина своего говорили. Разве у нормальных сталкеров есть хозяин? Вы же все дорожите своей независимостью.
– Пока не начинаем работать на Институт, – невесело усмехнулся Зарубин. – А с нами что делать будут, говорили?
– Нет, только обмолвились, что хозяин вернется и решит.
Майор смолк на миг и вздохнул.
– Как все скверно вышло, сталкер… – с горечью продолжил он. – Парни…
– Жаль твоих ребят, майор. – Захар взглянул на исказившееся лицо Богданова. – Но нам самим бы еще выбраться.
Но он тут проследил за взглядом военного, направленным на кучу около трактора. А ведь Захар сразу не понял, что это было. Что никакой это не мусор. Две тележки с роботами, ящики с оборудованием и… экзоскелеты, снятые с убитых – как военных, так и бандитов. Сектанты сектантами, а попахивало все это банальным мародерством.
Между тем вышедший за ворота сталкер вернулся. Поглядел в сторону пленников и направился к ним. Остановился напротив.
– Егор?! – изумился Зарубин, узнав молодого сталкера из Герцена, пропавшего полгода назад. – Живой?!