Антропологи давно и плодотворно изучают привычки человека в области сна. Накопился обширный корпус свидетельств, охватывающих практики сна и представления о нем во всех уголках мира. Если этот материал и дает пищу для обобщения, то, пожалуй, такого: отношение ко сну и его практики варьируют от культуры к культуре, и ни в одной он не рассматривается как просто способ избавиться от сонливости. Многие культуры трактуют сон как общественное мероприятие. Маори в Новой Зеландии, например, имели обыкновение спать всей общиной в «длинном доме», большом узком строении с одним общим помещением; они и до сих пор спят так во время погребальных обрядов, чтобы составить компанию покойнику, пока он путешествует из этого мира в тот[185]. Живущие в Новой Гвинее асабано никогда не позволят чужеземцу спать в одиночку, чтобы он не подвергся злым чарам колдовства, а аборигены в Центральной Австралии, говорящие на языке вальбири (варлпири), спят под открытым небом, укладываясь рядами в строго определенном порядке, предписанном им общественными установлениями[186]. Для многих культур в порядке вещей разговаривать или заниматься сексом возле спящих рядом товарищей по общине, и только в современных западных семьях матери не всегда спят рядом со своими детьми[187]. Спать всем вместе, сгрудившись, — еще и прекрасный способ сберегать тепло и не мерзнуть.
Если эти общинные привычки кажутся вам экзотикой, учтите, что, пока промышленная революция не удешевила кровати, у американцев и европейцев тоже бытовал обычай делить спальное место, причем не только дома с членами семьи и гостями, но и с совершенно незнакомыми людьми на постоялых дворах во время поездок[188]. Вот и у Германа Мелвилла в начале романа «Моби Дик» Измаил, от лица которого идет повествование, знакомится со своим будущим спутником, туземцем-гарпунщиком по имени Квикег, в постели, на ночлеге в нью-бедфордской гостинице. Поначалу Измаила привела в ужас перспектива делить постель с дикарем-людоедом, все тело и голову которого испещряли зловещие татуировки, но потом он рассудил, что «лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином». А когда Измаил наутро проснулся, «оказалось, что [его] весьма нежно и ласково обнимает рука Квикега»[189].
В индустриальном мире сон не только превратился в занятие более интимное, но и оброс разными удобствами. До того как в 1880-х изобрели пружинный матрас, в Европе и Америке только богатые могли позволить себе роскошь мягких перин, набитых пухом и пером или конским волосом. Остальные матрасы представляли собой тощие, комковатые тюфяки с соломой. Роскошью и привилегией богатых в те времена были и повсеместно распространенные ныне простыни и мягкие подушки. Как видно на рис. 8, миллионы лет практически все люди почти во всех уголках мира спали без подушек на земле, на жестких ложах из травы, соломы, коры, набросанных шкур, листьев или чего-нибудь еще, что могло послужить изоляционным материалом. Возможно, такое ложе покажется вам неудобным, но уверяю, что легче легкого выработать привычку спать на полу. К тому же исконные формы одноразовых, как мы бы сказали сейчас, постельных принадлежностей куда гигиеничнее, чем набитый соломой тюфяк — излюбленное пристанище и рассадник вшей, блох и клопов, «нечестивой троицы ранней современной энтомологии»[190]. Средневековый обычай спать вповалку на соломенных тюфяках способствовал распространению инфекционных заболеваний, в том числе чумы.
Рис. 8. Примеры незападной культуры сна. Вверху: спящий мужчина из племени хамер в Эфиопии; посередине: спящая женщина из племени хамер в Эфиопии[191]; внизу: группа спящих подростков народности сан в Калахари[192]
По мере превращения сна во вкушаемое в уединении роскошество он также все больше ассоциировался с темнотой и тишиной. Вполне вероятно, что треть жизни вы проводите в постелях, куда более удобных и уютных, чем те, что знавали бока королевских особ прошлого, причем в спальнях, специально устроенных и оборудованных так, чтобы ни свет, ни шум, ни другие помехи не нарушали вашего сна, а возможно, еще и прогреваемых или охлаждаемых до идеальной температуры. Сон в подобной сенсорной изоляции — случай нетипичный за пределами современного западного мира. Охотникам и собирателям привычно спать в обстановке, граничащей с бедламом. Они дремлют группами у костра, где их соплеменники тем временем занимаются разными делами, и ничто не ограждает их от шума, суеты или света.
Пока одни засыпают, другие могут разговаривать, кормить детей, резвиться или заниматься бытовыми делами, а издали еще и порой доносится вой дикого зверья. Я считаю, что самые злостные нарушители ночного сна в Африке, когда ночуешь под открытым небом, — совсем не люди и даже не гиены, а древесные даманы (живущие на деревьях зверушки размером с кошку, но копытные — отдаленные родственники слонов). От их ночных воплей волосы становятся дыбом. Такие звуки, наверное, издает человек, когда его душат. Впрочем, даманы с их ором — явный перебор, но в целом современные предпочтения спать в темноте и тихой спокойной обстановке предписаны нам культурой. Получается, что, если вам для сна нужны темнота и спокойствие, в эволюционном смысле вы аномальны.
При современной изнеженности условия сна в каменном веке посреди хаоса и суматохи кажутся несовместимыми с хорошим освежающим ночным отдыхом, но антрополог Кэрол Уортман рискнула предположить, что все как раз наоборот[193]. Последовательно проходя стадии NREM-сна, мы делаемся все менее восприимчивыми к внешней среде. Такое постепенное «выключение», возможно, имеет адаптивную природу, поскольку, пока мы засыпаем, мозг мониторит окружающую обстановку: вероятно, чтобы оценить, не опасно ли здесь прикорнуть. Медленно притупляющееся чувственное восприятие — возни и разговоров родичей и соплеменников, потрескивания костра, плача детей — и тот факт, что крики гиен удаляются, убеждают мозг: обстановка позволяет перейти на стадию глубокого бессознательного сна. В том-то и ирония, что, так умело и изобретательно ограждая себя от этих успокоительных внешних стимулов, мы, возможно, делаемся более подверженными стрессам по поводу засыпания и сна.
Нет, на мой взгляд, более странного выверта в современной культуре сна, который с большей контрпродуктивностью ратовал бы за уединение ценой стресса, чем изгнание детей из родительских постелей и спален. До недавнего времени в каждой культуре дети всегда спали рядом с матерями. Когда мать не спит со своим малышом, многие культуры расценивают это как форму жестокого обращения с ребенком[194]. Но когда мы с женой впервые стали родителями, множество книг и разные доброхоты настоятельно советовали не оставлять нашу дочь на ночь у нас в спальне. По наивности мы последовали совету доктора Ричарда Фербера, чья пресловутая метода «ферберизации» — обучения младенца сну игнорированием его плача — подразумевала, что ночью наша малышка должна лежать в своей колыбельке в соседней комнате и надрываться от рыданий, желая быть рядом с нами[195]. По его предписаниям нам следовало подходить к своему ребенку, истерически рыдающему от ужаса одиночества, через постепенно возрастающие интервалы времени, пока он не заснет и тем самым, по мысли доктора, не научится «сам собой успокаиваться». Кошмар, да и только. Целую неделю мы промучились сами и измучили нашу бедную дочь, а потом решили поступить так же, как испокон веков делали все родители, и взяли малышку в свою постель. Сон рядом с матерью не только помогает и маме, и младенцу спать лучше, но и позволяет координировать сон и кормление, а также создает огромное количество положительных эмоций от заботы, ласки и любви между матерью и ребенком[196]. Да, для младенца нездорово и даже опасно спать рядом с курящим, выпивающим или принимающим наркотики родителем, причем особенно высок риск синдрома внезапной детской смерти; но многие родители, будучи неверно информированы, в принципе боятся на ночь класть младенца в свою постель[197].
Если оставить в стороне мои представления о совместном сне родителей и младенцев, я впитал культурные представления, в лоне которых родился и рос, и категорически не желаю рассматривать сон как социальную активность. Я предпочитаю дремать в тихой затемненной комнате, и чтобы моя жена была у меня под боком, а наша собачка у нас в ногах. Очень может быть, наши пращуры тоже предпочли бы такой сон. Но когда я пытаюсь отдохнуть в условиях, далеких от идеала, меня утешает осознание, что мои предпочтения есть плод воспитавшей меня культуры. Худшим на сегодня местом для сна я считаю самолет. Когда я пытаюсь отключиться, пристегнутый к креслу, стиснутый-скукоженный, под рев моторов, в шуме и гаме от болтовни пассажиров, плача детей и бесконечных сливов воды в туалетах, я напоминаю себе, что эволюция, конечно, приспособила нас спать сообща посреди хаоса и шума, но не в металлической же трубе, которая мчится со скоростью 800 км/ч на высоте 9000 м над нашей грешной планетой. Здесь главное — избегать стресса, потому что страшнее врага у сна нет. Почему сегодня столько людей испытывают стресс из-за засыпания — биологического процесса, который по определению настраивает на успокоение и не требует усилий? И чем тут может помочь физическая активность?