трифосфат переходит в аденозиндифосфат, АДФ. Энергия на выходе питает почти все протекающие в каждой клетке процессы, в том числе возбуждает нервные клетки, продуцирует белки, сокращает мышцы. Что очень важно, маленькие батарейки АТФ способны перезаряжаться. Посредством разрыва химических связей в молекулах сахара и жиров клетки получают энергию, необходимую для восстановления АДФ до АТФ путем присоединения утраченного фосфата[241]. Но проблема в том, что, будь ты хоть гиеной, хоть человеком, чем быстрее ты бежишь, тем труднее организму успеть подзарядить свои АТФ-батарейки, и потому через короткое время скорость бега приходится снизить.
Для более наглядного представления о том, как работает эта фантастическая, хотя и ограничивающая нашу скорость система, измыслить которую только эволюции и было под силу, представим, что Усэйн Болт и ваш покорный слуга на просторах Африки на пару спасаемся бегством от гиены. Хотя поначалу Болт помчится куда быстрее, чем я, он тоже секунд через тридцать начнет задыхаться, поскольку и у него, и у меня АТФ перезаряжается посредством одних и тех же трех процессов (схематически показанных на рис. 11), которые задействуются последовательно в разные временные промежутки — мгновенно, на короткое время и долгосрочно, — но за счет компромисса между скоростью и выносливостью.
Рис. 11. Различные процессы, с помощью которых мышечные ткани со временем восполняют запасы АТФ. Сначала мышцы почти мгновенно получают энергию за счет имеющихся запасов АТФ и креатинфосфата (CrP), дальше энергия быстро поступает в мышцы за счет гликолиза, а потом — за счет аэробного обмена веществ, и это процесс медленный. Аэробный обмен веществ происходит в митохондриях посредством высвобождения энергии либо из пирувата (соль пировиноградной кислоты и конечный продукт гликолиза), либо из жирных кислот
Первый процесс (фосфагенная система) дает мышцам энергию быстрее всего, но на мимолетный промежуток времени. Когда Болт и я стартуем с места, в наших мышечных клетках содержится мало АТФ, чьей энергии хватило бы разве что на несколько шагов. Казалось бы, неразумно запасать такое мизерное число АТФ, но эти органические батарейки, хотя они миниатюрны и содержат всего один заряд энергии, для клеток слишком объемисты и тяжелы, чтобы производить и запасать их в больших количествах. Притом что за часовую прогулку вы расходуете 13,6 кг АТФ, а за день — количество АТФ, превышающее ваш вес, очевидно, что это слишком тяжкий груз, чтобы постоянно таскать его на себе про запас[242]. Соответственно, организм человека в каждый отдельно взятый момент хранит в общей сложности всего около 100 г АТФ[243]. К счастью, прежде чем наши первые несколько шагов истощат скудные запасы АТФ в мышцах ног, последние быстро обратятся еще к одному высокоэнергетическому соединению, креатинфосфату (креатинфосфорной кислоте), который тоже связывается с фосфатами и запасает энергию[244]. К сожалению, запас креатинфосфата также ограничен, за десять секунд спринтерского бега он истощается на 60%, а после тридцати секунд окончательно иссякает[245]. Пусть так, но драгоценный, хотя и короткий выплеск энергии, обеспечиваемый АТФ и креатинфосфатом, дает мышцам время запустить второй процесс перезарядки за счет расщепления сахара.
Хотя сахар ассоциируется со сладостью, его первая и главная роль — служить топливом, которое организм использует для восполнения запасов АТФ посредством процесса, называемого гликолизом (составной термин от греч. glyco — сладкий и lysis — расщепление). В процессе гликолиза ферменты быстро разрезают молекулы сахара напополам, высвобождая энергию за счет разрыва этих химических связей, чтобы зарядить два АТФ[246]. Восстановление АТФ из глюкозы не требует кислорода и происходит достаточно быстро, чтобы обеспечить мышцам около половины энергии, расходуемой на первоначальный полуминутный спринт[247]. По большому счету организм человека в хорошей физической форме способен запасать достаточно глюкозы, чтобы пробежать почти 24 км. Но здесь кроется ловушка: в процессе гликолиза оставшиеся половинки каждой молекулы глюкозы, называемые пируватами, накапливаются в клетках быстрее, чем последние могут от них избавиться. Когда количество пируватов достигает неприемлемого уровня, каждый из них под действием ферментов разделяется на лактат (соль молочной кислоты) и ион водорода (H+). Лактат сам по себе безвреден и в итоге расходуется на восстановление АТФ, зато свободные ионы водорода повышают кислотность клеток, что вызывает усталость и боль, а также снижает работоспособность мышц[248]. Примерно через тридцать секунд в ногах спринтера возникает болезненное ощущение, будто они горят огнем. Организму требуется довольно длительное время, чтобы медленно нейтрализовать кислоту и переправить избыток лактата для использования в третьем и последнем, но долгосрочном аэробном процессе производства энергии.
Для жизни необходим кислород, особенно если хочешь убежать далеко. В сущности, когда кислород используется для сжигания молекулы глюкозы, образуется в восемнадцать раз больше АТФ, чем при гликолизе. И опять же ради этого приходится кое-чем поступиться: аэробный метаболизм дает значительно больше энергии, но за гораздо большее время, поскольку требует длинной цепочки последовательных этапов и участия целой армии ферментов[249]. Эти процессы протекают в специализированных образованиях внутри клеток, называемых митохондриями (энергетическими станциями клеток), причем в них сжигаются не только образующиеся из глюкозы пируваты, но и жиры, а в экстренных случаях и белки. Однако сжигание глюкозы и жиров происходит разными темпами. Хотя в моем организме достаточно жировых запасов, чтобы я смог пробежать почти 2100 км, преобразование жиров в энергию требует большего числа этапов, а значит, и больше времени, чтобы расщепить их и сжечь, чем глюкозу. В состоянии покоя организм получает около 70% энергии от медленно сжигаемых жиров, но чем быстрее мы бежим, тем больше глюкозы должны потратить. При уровне нагрузки, соответствующей максимальному потреблению кислорода, мы сжигаем исключительно глюкозу.
Теперь мы понимаем, почему некоторые люди способны на больших расстояниях бежать быстрее остальных. Хотя Болт может в спринте достичь несравнимо большей скорости, чем я, за счет того, что в буквальном смысле сильно ударяет ногами о землю, чем дольше мы будем бежать, тем больше, вероятно, будет возрастать мое преимущество над ним, если вдруг мы решим посоревноваться. Причина в том, что аэробная система включается у каждого человека, когда он начинает физически упражняться, но максимальный уровень энергии, выдаваемый аэробной системой, очень индивидуален. Этот лимит крайне важен, он показан на рис. 12 и называется максимальным потреблением кислорода, МПК (англ. VO2 max). Процесс измерения МПК выглядит несколько пугающе. Вам надевают маску, подсоединенную к аппарату, который измеряет потребление кислорода (как описано в главе 2), а вы в это время работаете на беговом тренажере. С увеличением скорости движения дорожки вы бежите все быстрее и потребляете все больше кислорода, пока ваша способность потреблять дополнительный кислород не выйдет на плато и вы не начнете задыхаться. При достижении этого предела, вашего МПК, вам для подпитки мышц дополнительной энергией потребуется гликолиз. Скорость выше МПК вы сможете поддерживать только очень короткое время, поскольку мышцы забиваются молочной кислотой. К счастью, ваше МПК мало влияет на скорость во время кратких всплесков максимальной мышечной активности, как, например, при спринтерском забеге продолжительностью тридцать секунд, но чем длиннее дистанция, тем важнее МПК. На стометровке аэробное (клеточное) дыхание обеспечивает вам всего 10% расходуемой энергии; когда дистанция увеличивается до 400 м, за счет аэробного дыхания вы будете получать уже 30% энергии, на 800 м — 60%, а когда дистанция достигает 1,6 км — 80%[250]. Чем дальше вы бежите, тем больше ваша максимальная скорость выигрывает от высокого МПК (как мы увидим дальше, можно повысить свой МПК тренировками)[251].
Рис. 12. Как замеряют максимальное потребление кислорода. По мере ускорения бега человек неизбежно достигает максимального уровня потребления кислорода — МПК (VO2 max)
Итак, мы наконец понимаем, почему мы с Болтом, не говоря уже о гиене, неизбежно сталкиваемся с выбором, на что потратить наш конечный запас энергии: бежать либо быстрее, либо дальше.
Хотя в спринте Болт оставит меня далеко позади глотать пыль, вскоре оба мы растратим свои невеликие запасы АТФ и креатинфосфата, пока запустим на максимальные обороты наш гликолиз. И поскольку спринт мы бежим на уровне выше МПК, нам обоим через полминуты придется остановиться и оба мы будем дышать тяжело и часто, чтобы перезарядить наши молекулярные батарейки и выгнать кислоту из наших мышечных тканей[252]. Если, не дай бог, гиена продолжит преследовать нас, не дожидаясь, пока мы восстановимся, нам придется больше уповать на наши аэробные системы и мы будем убегать от нее медленнее, чем вначале. Чем дольше продлится преследование, тем лучше будут мои дела по сравнению с Болтом, поскольку я, думаю, буду повыносливее.
К счастью для Усэйна Болта, такого не случится, потому что если через тридцать секунд своего спринтерского бега он остановится перевести дыхание, то увидит, что гиена уже завтракает вашим покорным слугой. Вот вам важная зарубка на память: хотя быстрейший спортсмен в мире имеет мало шансов удрать от гиены, чтобы выжить, нам иной раз требуется всего-то быть наименее тихоходным среди убегающих.