И НАКОНЕЦ, ХОЧУ ПОГОВОРИТЬ О ТОМ, СПОСОБНО ЛИ ОБИЛИЕ возможностей выбора превращать людей в максимизаторов? Учитывая мой опыт в покупке джинсов, вероятно, это правда так. Как я уже говорил выше, до того судьбоносного похода в магазин я не особо заботился, какие джинсы покупать, и тем более меня не волновали тонкости покроя. А потом я узнал о существовании различных вариантов: каждый создан для своей цели и каждый можно купить. Неожиданно это приобрело значение. Обилие вариантов не превратило меня в «джинсового максимизатора», зато подтолкнуло в эту сторону. Мои стандарты при покупке джинсов изменились навсегда.
В этой главе я говорил о максимизации и количестве вариантов, с которыми мы сталкиваемся, так, словно это два отдельных явления. Мир предлагает огромный ассортимент, а что-то другое (пока неизвестное) создает максимизаторов; затем эти два явления сталкиваются, чтобы люди огорчались из-за принятых ими решений. Но, разумеется, существует вероятность, что возможность выбора и максимизация связаны, и растущее количество вариантов может толкнуть нас на путь максимизации. Если это правда, изобилие выбора не только заставляет страдать максимизаторов, но и склоняет в эту сторону людей, которые раньше были умеренными.
На данный момент предположение о причинно-следственной связи между обилием выбора и максимизацией – просто предположение. Если оно окажется верным, мы должны обнаружить, что в других культурах, где выбор не настолько широк и избыточен по сравнению с США, должно быть меньше максимизаторов. Важно это выяснить, так как подтверждение приведет к мысли, что мы можем снизить тенденцию к распространению максимизации, уменьшая количество доступных опций в различных сферах жизни. В следующей главе увидим, что к этому предположению стоит отнестись серьезно. Исследования, в которых проводилось сравнение уровня благополучия людей различных культур, показали: различие в уровне потребительского изобилия не так сильно влияет на удовлетворенность людей их жизнью.
Часть IIIПочему мы страдаем
Глава 5Выбор и счастье
НАЛИЧИЕ СВОБОДЫ И НЕЗАВИСИМОСТИ – КЛЮЧЕВОЙ ФАКТОР благополучия, а сами свобода и независимость зависят от наличия возможности выбирать. Тем не менее несмотря на то, что современные американцы имеют больше свободы выбора по сравнению с любой социальной группой, когда-либо существовавшей в мире, а следовательно, казалось бы, больше свободы и независимости, по всей видимости, это не приносит плюсов с точки зрения психологии.
ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ ВОЗМОЖНОСТИ ВЫБИРАТЬ ОЧЕВИДНА: благодаря этому люди могут получать то, чего хотят от жизни и к чему стремятся. Некоторые нужды являются универсальными (пропитание, крыша над головой, медицина, социальная поддержка, образование и так далее), но вместе с тем многие аспекты, необходимые для благополучной жизни, уникальны для каждого отдельного человека. Нам необходима еда, но это необязательно должен быть чилийский сибас. Нам нужна крыша над головой, но не все хотят иметь домашний кинозал, баскетбольную площадку и гараж на шесть машин. Подобные атрибуты финансовых магнатов из Малибу вовсе не привлекают человека, желающего проводить вечера, читая у камина в загородном домике где-нибудь в Вермонте. Возможность выбирать позволяет каждому обрести именно то, что лучше подходит ему (в рамках финансовых возможностей). Может быть, вы слушаете хип-хоп, а я – музыку, которую транслирует некоммерческое радио. Может, вы предпочитаете холостяцкую жизнь, а я женюсь. Когда наша возможность выбирать ограничена, появляются люди, лишенные шанса получить то, чего хотят они сами.
Более двухсот лет назад Адам Смит отметил: личная свобода выбора – гарант наиболее эффективного производства и распределения благ общества. Конкурентный рынок, не контролируемый правительством, в котором принимает участие множество предпринимателей, стремящихся удовлетворять нужды и желания потребителей, наиболее чувствительно реагирует на их изменения. Производители товаров и услуг действуют гибко и оперативно, не стесненные правилами, предоставляя потребителям то, чего те хотели.
Несмотря на всю практическую важность возможности выбирать, у него есть еще одно свойство, возможно, даже более важное.
Свобода выбора обладает качеством, которое можно назвать «ценностью самовыражения».
Именно выбор позволяет показать миру, кто мы и каковы наши ценности. Это касается даже таких поверхностных вещей, как стиль одежды. Это намеренное отражение наших вкусов, словно передающее некоторое послание миру: «Я серьезный человек», «Я натура творческая» или «Я богат», ну или даже «Ношу что хочу, и мне все равно, что вы об этом думаете». Чтобы иметь возможность самовыражаться, надо иметь и соответствующую возможность выбирать.
Это же правило касается практически каждого аспекта жизни – раз мы постоянно выбираем. Еда, которую едим, книги, которые читаем, хобби, которыми увлекаемся, благотворительные организации, в которые жертвуем, демонстрации, на которые ходим. Каждый совершенный выбор включает в себе функцию самовыражения, вне зависимости от практической важности. А у некоторых вариантов функция только одна — самовыражение.
Состояние выученной беспомощности заключается в том, что мы можем научиться мысли, что ничего не контролируем. И когда окончательно уверимся в этом, перестанем понимать свои действия и контролировать происходящее вокруг.
Возьмем для примера голосование. Многие голосующие понимают: один голос почти никогда не несет практической значимости (президентские выборы 2000 года в США мы не берем в расчет[6]). Шанс, что единственный голос может что-либо изменить, настолько мал, что вряд ли стоит усилий, затраченных на дорогу до пункта голосования. Однако люди голосуют, возможно, отчасти из-за того, что голосование отражает, кто они. Голосующие серьезно относятся к гражданству, выполняют долг и ответственно относятся к своим политическим свободам. Примером функции самовыражения через голосование может служить история двух политологов из Америки, которые в день голосования были в Европе. Они вдвоем проехали три часа, чтобы все-таки опустить бюллетень, при этом зная, что поддерживают противоборствующих кандидатов, а значит, их голоса «отменят» друг друга.
Каждый выбор является свидетельством нашей независимости, нашего чувства самоопределения. Почти каждый философ западной традиции со времен Платона, рассуждая о социуме, морали и политике, говорил об этой независимости с особым уважением. И каждое расширение ассортимента дает дополнительную возможность утвердить свою независимость и этим еще раз выразить себя.
Однако функция самовыражения при выборе существует только в той мере, насколько свободно мы можем выбирать. Например, вспомним брачную клятву оставаться вместе «в болезни и здравии… пока смерть не разлучит нас». Если вы никак не можете расторгнуть брак, брачные обязательства не отражают ваши характеристики, они отражают свойства общества, в котором мы живем. Если развод узаконен, но социальные и религиозные последствия настолько значительны, что любой человек в разводе рискует стать изгоем, справедливо то же самое: ваша верность супружеским клятвам больше говорит об обществе, чем о вас. Но если вы живете в обществе, где развод не только легален с точки зрения законодательства, но и является социально приемлемым, соблюдение данных вами брачных обетов действительно отражает вашу позицию.
На ценности независимости построена законодательная система и моральные принципы. Именно автономия позволяет считать друг друга морально (и законодательно) ответственными за свои действия. Именно поэтому мы уважаем людей за их достижения и виним в совершенных проступках. Любой аспект социальной жизни изменился бы до неузнаваемости, если бы мы отказались от этой независимости.
Несмотря на нашу приверженность автономии с точки зрения политики, морали и общества, теперь мы знаем, что она серьезно влияет на психологическое благополучие. В 1960-х годах психолог Мартин Селигман вместе с коллегами устроил эксперимент, в котором они обучали три различные группы животных прыгать через невысокое препятствие с одной стороны вольера на другую, чтобы избежать слабого удара током. Одной группе, которой дали задание, раньше не предлагали ничего подобного. Вторая уже училась реагировать на подобный стимул, но в других обстоятельствах и по-другому. Селигман и его коллеги ожидали от нее более быстрых результатов обучения по сравнению с первой, предположив, что их опыт перейдет на этот эксперимент, и ожидания подтвердились. Третья группа животных до этого подвергалась ударам электричеством, но без возможности их избежать.
Удивительно, но третья не могла чему-либо обучиться. На самом деле многие из них не могли, потому что не пытались избежать ударов. Они стали достаточно пассивны, просто ложились на землю и терпели, пока исследователи не сжалятся и не закончат эксперимент.
Селигман и коллеги предположили, что животные в третьей группе научились благодаря предыдущему опыту: они никак не могут изменить ситуацию, что бы они ни делали. Как и вторая группа, они перенесли предыдущий опыт на новое испытание, однако в этом случае научились беспомощности.
Открытие «выученной беспомощности» оказало огромное влияние на многие области психологии. Сотни исследований подтверждают: мы можем научиться мысли, что ничего не контролируем. И когда окончательно уверимся в этом, последствия могут быть катастрофичны.
Выученная беспомощность влияет на нашу мотивацию в будущем, на способность понимать, насколько мы контролируем ситуацию; она негативно влияет на иммунную систему организма, ослабляя защиту от множества болезней.
А при некоторых обстоятельствах она и вовсе может привести к клинической депрессии. Поэтому не будет преувеличением сказать: наше счастье во многом зависит от возможности контролировать происходящее с нами и понимать, что мы делаем.