А теперь задумайтесь, как соотносятся беспомощность и возможность выбирать. Если есть возможность выбора в конкретной ситуации, значит, можно ее контролировать, а следовательно, мы защищены от влияния беспомощности. Поэтому необходимо быть уязвимыми перед чувством бессилия только в ситуациях, когда нет выбора. Помимо базовых практических преимуществ возможности выбирать (она позволяет нам получать именно то, чего мы хотим), и ее функции самовыражения (мы можем показать миру, кто мы), возможность выбора позволяет быть активными участниками происходящего вокруг, что приносит массу плюсов с точки зрения психологии.
На первый взгляд можно подумать, что стоит расширять возможности выбора везде и всюду. Поскольку американское общество именно так и поступило, чувство беспомощности должно встречаться все реже. В 1966 году, а затем в 1986 году Полстер Луис Харрис провел опрос, в котором респонденты должны были оценить, насколько они согласны с серией утверждений. Среди них были подобные: «Я чувствую себя так, словно нахожусь в стороне от происходящего вокруг меня» или «Мое мнение больше не играет роли». В 1966 году лишь 9 % опрошенных чувствовали себя в стороне от происходящего, но в 1986 году это количество выросло до 37 %. В 1966 году со вторым утверждением согласилось 36 %, а в 1986 году – уже 60 %.
Избирательно принимая решения, мы находим преимущества от выбора и избегаем негативных последствий.
У этого очевидного парадокса есть два возможных объяснения. Согласно первому, вместе с тем, как ощущение возможности выбора и контроля становится все шире и масштабнее, растут и ожидания от них. Один за другим мы сносим препятствия собственной независимости, и в итоге остаются, вероятно, те, что тревожат нас больше остальных. Словно механический кролик на собачьих бегах, который всегда будет опережать собак, как бы они ни бежали, наши ожидания и надежды всегда будут обгонять свою реализацию, вне зависимости от того, насколько она освобождает.
Второе предположительное объяснение проще: расширение возможности выбирать не приводит к расширению контроля. Быть может, есть определенный момент, когда количество вариантов настолько велико, что оно нас подавляет. Вместо контроля ситуации мы начинаем чувствовать, что не справляемся. Возможность выбирать перестает быть благословением, если мы ощущаем нехватку необходимых средств, чтобы решать с умом. Вспомните опрос, где люди отвечали, хотели бы они сами выбирать лечение в случае, если у них диагностируют рак? Большинство респондентов ответили положительно. Когда тот же вопрос задали пациентам с онкологией, подавляющее большинство ответило отрицательно. То, что выглядит привлекательно в перспективе, не всегда оказывается таковым на практике. При необходимости выбирать, когда от этого зависит жизнь или смерть, выбор становится неподъемным грузом.
Таким образом, не остается сомнений: по целому ряду причин возможность выбирать – это хорошо. Ошибка, которую мы совершаем и как ученые, и как обыватели, это полагать, что раз само наличие некоторой возможности выбирать – это хорошо, чем ее больше – тем лучше. При этом мы все чаще ощущаем последствия слишком широкого ассортимента: он не делает наши жизни лучше.
Можно ли определить оптимальное количество вариантов, которое позволит нам и наслаждаться всеми преимуществами свободы, и избежать негативных последствий? Возможно, это вас удивит, однако этой теме посвящено крайне мало исследований. В одном исследователи установили стол, где лежало много ручек, каждую из которых студенты могли приобрести по доллару. Иногда там было мало разновидностей, иногда – целых 20. Ученые обнаружили: больше всего ручек продавалось, когда перед людьми было 8–10 вариантов. Если меньше, не все могли найти ручку по душе; если больше, покупатели не могли выбрать. Значит ли это, что, скажем, 10 опций – оптимальный вариант с точки зрения принятия решений? Маловероятно. В одной и той же сфере жизни некоторые люди могут захотеть больше представленных вариантов, а в другой – меньше. И более того, существуют доказательства, подтверждающие, что, когда люди точно знают, чего хотят, нет понятия «слишком много вариантов». Большой ассортимент позволяет найти желаемое без проблем, в отличие от скромного ассортимента.
Чтобы получить преимущества от возможности выбирать, а также избежать негативных последствий, необходимо научиться более избирательно принимать решения. Надо индивидуально определять, когда выбор действительно имеет значение и стоит наших затрат, даже если при этом мы можем упустить что-то другое. Выбор ситуации, в которой действительно стоит вести себя разборчиво, вероятно, один из самых важных.
ИССЛЕДОВАТЕЛИ ПО ВСЕМУ МИРУ ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ ПЫТАЮТСЯ измерить счастье, частично чтобы понять, что делает нас счастливыми, а частично чтобы измерить прогресс общества. Как правило, изучение счастья проводится в форме опросов, а показатели счастья (или как его часто называют, «субъективного благополучия») – то, насколько люди согласны с утверждениями. Вот пример подобного опросника:
1. Во многих отношениях моя жизнь близка к идеальной.
2. Условия моей жизни превосходны.
3. Я удовлетворен своей жизнью.
4. На данный момент мне удалось получить от жизни то, что я хотел.
5. Если бы я мог прожить жизнь заново, я бы почти ничего не менял.
Это шкала удовлетворенности жизнью. Респонденты оценивают, насколько они согласны с каждым утверждением, по 7-балльной шкале, а сумма суждений – это уровень субъективного благополучия.
Недавно исследователи соединили ответы на подобные опросы с другими способами измерения счастья. Участники ходили с небольшими компьютерными устройствами, которые периодически подавали им сигнал. В ответ на него участники должны были ответить на ряд вопросов, отображаемых на дисплее. Плюсы подобного метода, известного как «выборочное обследование опыта», заключаются в том, что вместо ориентации на способность людей вспомнить и проанализировать, как они чувствовали себя на протяжении предыдущих месяцев, компьютер просит оценить ощущения в настоящий момент. Затем ответы, данные на протяжении эксперимента (который может длиться дни, недели и даже месяцы), собирают. И можно сделать вывод, что результаты, собранные с помощью устройства, достаточно часто коррелируют с результатами опросов. Это дает основания быть уверенными, что исследования, проводимые с помощью опросников, действительно отражают мнение людей о собственной жизни.
Еще один подтвержденный исследованиями факт: люди в более богатых странах счастливее людей из бедных, что, наверное, неудивительно. Очевидно, деньги имеют значение.
Однако опросы показывают еще кое-что: деньги не настолько важны, как можно подумать.
Как только уровень дохода на душу населения переходит черту, разделяющую бедность и адекватное существование, дальнейший прирост не так влияет на уровень счастья. Например, в Польше люди так же счастливы, как и в Японии, хотя среднестатистический японец приблизительно в десять раз богаче среднестатистического поляка. При этом поляки счастливее венгров (а исландцы счастливее американцев), несмотря на одинаковый уровень богатства.
Если же вместо того, чтобы оценивать уровень счастья разных наций в одно и то же время, мы посмотрим на одну и ту же нацию в различные периоды, то заметим схожую тенденцию. В период приблизительно с 1960-х по 2000-е доход на душу населения в США (с учетом инфляции) вырос более чем в два раза. Количество домов, где есть посудомоечные машины, выросло с 9 % до 50 %. Домов, где есть сушилки для одежды, было 20 %, а стало 70 %; доля домов с кондиционерами возросла от 15 % до 73 %. Значит ли это, что в 2000 году среди нас было больше счастливых людей, чем в 1960 году? Вовсе нет. Более того, в Японии, где уровень дохода на душу населения вырос в пять раз за 40 лет, уровень личного счастья поднялся незначительно.
А если не в деньгах счастье, то в чем? По всей видимости, самым важным фактором, влияющим на его уровень, являются тесные социальные отношения. Женатые, те, у которых есть близкие друзья, люди, поддерживающие теплые отношения с семьей, счастливее остальных. Люди, которые входят в те или иные религиозные сообщества, счастливее тех, кто в них не входит. Наличие связей с другими людьми кажется намного более важным для нашего субъективного благополучия, чем богатство. Но тут стоит оставить предупреждение. Мы знаем, что социальные связи и счастье коррелируют. Но менее очевидным является, что из этого – причина, а что – следствие. Несчастные с меньшей вероятностью заводят друзей, поддерживают хорошие отношения с семьей или живут в счастливом браке. Так что мы как минимум должны признать возможность, что именно счастье может быть причиной способности заводить и поддерживать тесные связи. Мне кажется очевидным, что причинность может работать в обе стороны: счастливые люди привлекают окружающих, а находясь в чьем-то обществе, мы становимся счастливее.
В контексте нашего обсуждения выбора и автономии стоит отметить: во многих смыслах социальные связи снижают наш уровень свободы, независимости и возможности выбирать. Так, например, брак – это обязательство по отношению к конкретному человеку, неизбежно ограничивающее нашу свободу в выборе сексуальных и даже эмоциональных партнеров. Серьезные и близкие дружеские отношения тоже ограничивают, ведь быть чьим-то другом значит принять на себя ответственность за дружеские обязательства, которые могут иногда сдерживать вашу свободу. Это же, очевидно, можно сказать и о семейной жизни. И в большой степени касается религиозных институтов. Большинство религий требуют от участников жить по определенным правилам и отвечать за благополучие других верующих. Несмотря на то что это может казаться нам контринтуитивным, то, что приносит нам больше всего счастья, ограничивает нас больше, чем освобождает. Как это соотносится с популярным мнением, что свобода выбора приносит удовлетворение?