и пытаетесь выкинуть из головы всю привлекательность других вариантов. Но как только садитесь за руль нового автомобиля, осознаете: ожидания не вполне оправдались. И вот вас настигает двойной удар: сожаление о тех вариантах, от которых вы отказались, а также разочарование тем, что все-таки выбрали.
Данная особенность человеческой психологии – адаптация. Говоря простым языком, мы привыкаем к вещам, а затем начинаем принимать их как должное. В моем первом компьютере было 8 Кб памяти, программы запускались с кассет (причем простейшая программа грузилась минут пять), а назвать его удобным для пользователей было никак нельзя. Он мне нравился – и нравилось все, что он позволял делать. Однако в прошлом году я заменил компьютер, который был в миллион раз быстрее и мощнее, потому что и он перестал удовлетворять моим нуждам. Я и сейчас работаю на компьютере с одними и тем же программами и документами, но мои ожидания от техники изменились. Когда только появилось кабельное телевидение, я был в восторге от качества передачи и огромного количества каналов (намного меньше, чем сейчас), а теперь я стенаю, если оно барахлит, и жалуюсь на скудность интересных передач. С появлением возможности покупать различные фрукты и овощи круглый год я думал – это рай на земле, а сейчас принимаю это изобилие как должное и раздражаюсь, если нектарины из Израиля или Перу, которые я могу купить в феврале, недостаточно сладкие и сочные. Я привык – адаптировался – ко всем источникам удовольствия и перестал получать от них удовольствие.
Из-за способности адаптироваться наш восторг по поводу положительных переживаний не может быть вечным. И что еще хуже, кажется, будто люди в основном не способны понять, что мы в любом случае адаптируемся. Исчезновение удовольствия и радости всегда становится неприятным сюрпризом.
Исследователи давно открыли и начали изучать процесс адаптации, но в основном обращали внимание на сенсорную адаптацию – уменьшение чувствительности к виду, звукам, запахам и так далее по мере того, как люди ощущают тот или иной феномен. Суть следующая: люди (практически как и все остальные животные) все меньше и меньше реагируют на то или иное событие окружающей среды, чем чаще оно происходит. Провинциальный житель, приехавший на Манхэттен, ошеломлен происходящим вокруг, но житель Нью-Йорка, адаптированный к гиперстимуляции, не обращает на городской шум никакого внимания.
У каждого есть своего рода внутренний «термометр», который фиксирует входящие ощущения, а помимо этого у каждого есть «датчик удовольствия», измеряющий чувства по шкале от неприятных до нейтральных и далее до приятных. Когда с нами происходит нечто хорошее, уровень удовольствия поднимается, а когда плохое – уменьшается. Но затем мы адаптируемся. В таком случае речь идет о гедонистической адаптации, адаптации к удовольствию. Если мы впервые сталкиваемся с приятным явлением, оно может набрать условно 20 баллов по этой шкале. Столкнувшись с ним во второй раз, мы чувствуем удовольствия только на 15 баллов, в третий – на 10 и так постепенно вообще перестаем им наслаждаться.
Человек способен адаптироваться во всевозможных условиях, но игнорирует эту способность при попытке предсказать будущие ощущения или чувства.
Представьте, что вынуждены бегать по своим делам в жаркий и душный летний день. В течение нескольких часов вы потеете на жаре, а затем возвращаетесь домой, к кондиционеру. Ощущение прохладного свежего воздуха на коже просто невероятно. Сначала вы словно оживаете, испытывая прилив наслаждения. Но со временем это ощущение стирается, и вы чувствуете себя просто комфортно. Вам не жарко, вы не устали и не потеете, однако удовольствие и заряд энергии от прохлады тоже исчезли. Вы вообще не особо что-то ощущаете, настолько привыкнув к кондиционеру, что забываете о его существовании. Вы о нем и не вспомните, пока не отправитесь снова на улицу, навстречу жаре. Вот когда волна тепла, словно из духовки, накроет вас, вы вспомните о кондиционере, от которого ушли.
В 1973 году кондиционер в машине считали необходимостью 13 % американцев. Сейчас практически все так думают. Да, глобальное потепление приближается, но климат не так сильно изменился за 40 лет. Поменялись наши стандарты комфорта. Хотя мы каждый раз не думаем, что это случится, мы все равно адаптируемся к удовольствию, и это влечет за собой больше разочарований в мире множества вариантов выбора, чем в мире, где ассортимент ограничен.
ГЕДОНИСТИЧЕСКАЯ АДАПТАЦИЯ СПОСОБНА БЫТЬ ПРОСТЫМ «МЫ к этому привыкли», как я говорил выше, или же вызывается смещением точки отсчета в связи с новым опытом.
Представьте женщину, которая работает на интересной должности, получая $40 000 в год. У нее появляется возможность сменить работу на ту, где будут платить $60 000. Она уходит в новую компанию, но, к сожалению, та через полгода терпит крах. В предыдущей конторе будут рады принять ее назад, причем настолько, что готовы ей платить $45 000. Порадует ли ее подобная «прибавка»? Будет ли это вообще ощущаться как прибавка? Вероятно, нет. Зарплата в $60 000, пусть и выплачивалась всего полгода, могла сдвинуть точку отсчета в ее системе координат и стать новой точкой гедонистической нейтральности. Так любая сумма меньше $60 000 покажется потерей. Всего 6 месяцев назад ее бы невероятно обрадовала прибавка в $5000, однако сейчас кажется, будто ее, наоборот, понизили: с $60 000 до $45 000.
Иногда мы слышим фразы наподобие «Я и не знал, что вино бывает таким вкусным», или «Я не думал, что секс может быть настолько хорош», или «Не ожидал, что смогу столько зарабатывать». Новые впечатления способны менять гедонистические стандарты, и то, что когда-то казалось достаточно хорошим (а то и лучше), перестает так восприниматься. И как мы еще убедимся, адаптация может приносить особенно много разочарования, когда вложена масса времени и усилий в те объекты или явления, к которым адаптировались.
В САМОМ ИЗВЕСТНОМ ПРИМЕРЕ ГЕДОНИСТИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ респондентов просили оценить их уровень счастья по 5-балльной шкале. Некоторые выиграли сумму между $50 000 и $1 млн в лотерее в течение предыдущего года. Кого-то частично или полностью парализовало в результате несчастного случая. Неудивительно, что победители чувствовали себя счастливее паралитиков. Невероятным оказался тот факт, что победители не чувствовали себя счастливее людей в среднем. И еще удивительнее то, что жертвы катастроф, хотя и чувствовали себя в среднем несчастнее остальных, все равно оценивали себя как счастливых людей.
Практически не возникает сомнений, что, если бы вы спросили у победителей лотереи сразу после выигрыша, насколько они счастливы, оценка была бы очень высокой. То же самое, если спросить пострадавших в катастрофах, насколько они несчастны, спустя минимальное время после аварии: они оценят себя максимально низко. Но с течением времени и победители лотереи, и пострадавшие в катастрофе привыкают к новой ситуации, и «гедонистический датчик» обеих групп начинает приближаться к нулевой точке, сравниваясь с показателями других людей в целом.
Я не пытаюсь сказать, что в долгосрочной перспективе с точки зрения субъективных переживаний нет никаких различий между теми, кто выиграл лотерею, и теми, кто серьезно пострадал в аварии. Скорее, я хочу сказать, что разница не так велика, как вы могли бы предположить, и значительно меньше, чем кажется в момент, когда судьбоносные события только произошли.
Как я уже говорил, есть две причины, по которым происходит гедонистическая адаптация. Первая заключается в том, что люди просто привыкают к новым факторам – хорошим или плохим. Вторая в том, что положительный опыт (выигрыш в лотерее) может заставить другие приятные события повседневной жизни (аромат свежезаваренного кофе, распускающиеся бутоны цветов и запах весеннего дня) поблекнуть в сравнении. И на самом деле, когда победителей попросили оценить уровень удовольствия от повседневной активности, они оценили их как менее приятные по сравнению с теми, кто не выигрывал в лотерею. Таким образом, дело и в изменении отношения к частым событиям, и сдвиг точки отсчета.
В случае с жертвами катастроф, возможно, есть более глубокие причины. Сразу после несчастного случая последствия кажутся невыносимыми, ведь до этого они жили обычной жизнью и не обладают навыками, необходимыми парализованным людям для взаимодействия с окружающим миром. С течением времени они приобретают их и обнаруживают, что не настолько беспомощны, как им казалось изначально. Кроме того, они могут начать обращать больше внимания на вещи, доступные им сейчас, ценя их больше, чем до несчастного случая.
Двадцать пять лет назад экономист Тибор Скитовски исследовал некоторые последствия феномена адаптации в своей книге The Joyless Economy (рус. «Безрадостная экономика»). По его словам, люди хотят испытывать удовольствие. А испытывают они его при потреблении, но только пока потребляемое ново. Вместе с адаптацией, когда исчезает ощущение новизны, вместо удовольствия приходит комфорт. Первые несколько недель вы садитесь за руль нового автомобиля с восторгом, а затем остается лишь удобство. Конечно, это лучше старого, но не так захватывает. Комфорт – это хорошо, однако люди хотят удовольствий, а комфорт – не удовольствие.
В результате, когда удовольствие превращается в комфорт, мы разочаровываемся, причем сильнее, если речь идет о товарах «долгосрочного» потребления: о машинах, домах, стереосистемах, хорошей одежде, драгоценностях и компьютерах.
Когда краткий период энтузиазма и восторга подходит к концу, люди все еще хранят эти вещи – словно напоминая себе, что потребление не настолько хорошо, как кажется, и не все ожидания воплощаются в реальности. Чем богаче живет общество, тем больше мы потребляем дорогие и долгосрочные товары, и при этом разочарование растет.