А кто меня спрашивать станет...
Нет, я не должен превозмогать, покорять, переламывать. А вот спасти я должен и теперь.
Еще бы я знал, как.
— Не-ет! Убейте их! Убейте!
Никогда бы не подумал, что дядюшка Кадеи способен на подобный фальцет. С перепугу, что ли? Поздно спохватился, голубчик. Теперь эти несчастные слышат только мои приказы. И ритуала даже под угрозой смерти не прервут. Разве что я велю им тебя прикончить прямо сейчас. Но я не велю. Твое счастье, что я не в силах переступить через сострадание. Не к тебе — к ним.
Нельзя им сейчас отдавать такого приказа.
А что можно?
— Госси Паррай, господин Патриарх!
Боги, неужели так-таки ни один из них...
— Кэраи Аррент, господин Патриарх!
Сердце мое так и бухнуло. Толчок его был резким, как пощечина, нанесенная изнутри.
Ах ты чудо мое наглое! До чего же я тебе рад — ты просто не поверишь.
Вот он, неподрубленный! Колени так и трясутся, лицо залито слезами — но он стоит. Он стоит, и голос его звенит ломким вызовом! Он стоит боком ко мне, вздернув подбородок и выдвинув плечо. И смотрит он мне в глаза — в глаза, черт возьми, а не в подбородок! Добро пожаловать, Кэраи Аррент! Тебя все же не удалось сломать окончательно... и ведь нельзя сказать, что не пытались.
Даже и после смерти мастера пытались.
Я же вижу.
Кэраи Аррент — единственный! — в повязке младшего ученика. Еще бы. И его единственного взяли на дело голым до пояса — чтоб все видели, во что обходится младшим ученикам непокорство. Да мне такая спина и в страшных снах не снилась... и никому из нас. Очень расчетливо били. Никак уж не в припадке гнева. Очень хладнокровно. И все равно просчитались.
Вот такой вот младший ученик. Многажды битый. Ежечасно унижаемый. Единственный уцелевший.
Спасибо, Аррент. Спасибо тебе за глоток нечаянной надежды. Уж если ты уцелел и не рехнулся за столько лет среди обезумевших вещей, то и я уцелею и не рехнусь.
Если хоть один избежал заразы — может, и остальные еще излечимы?
Может, я еще смогу им напомнить, что такое быть людьми? Научить их... Научить, проваль! С самого начала. С первого вдоха. Как учат новичков. Младших учеников. Сам я, быть может, и не управлюсь... но с таким старшим учеником, как Кэраи Аррент — почему бы нет?
С первого дня. С первого вдоха. С первого движения.
С самого начала.
Прямо сейчас.
Для первого вдоха любое мгновение годится. А то, которое прямо сейчас, всегда самое лучшее.
Аррента пошатывало, но он стоял. Я усмехнулся ему — и он усмехнулся мне в ответ. Лучшего подарка у меня, пожалуй что, и не было. Разве что кинжал Лиаха, летящий в горло жреца... хотя эта усмешка того кинжала стоит.
— Патриарх Дайр Кинтар! — спокойно произнес я (куда только подевалась хрипота в сорванном горле!) и добавил тем же будничным тоном. — На пальцы — начали!
Они повиновались так слаженно, как никогда не могли мои ученики. Ничего, парни, я еще научу вас дерзить и не слушаться. Чтоб такому остолопистому Патриарху да не дерзить — такого просто не бывает. И если Аррент, тот самый Аррент, что сейчас отжимается с удвоенным усердием, не нальет мне клею в ножны, я ничего не понимаю в людях. А я старше, и в людях я понимаю. Опыт какой-никакой есть. Но пополнить его не мешает. Так что мне очень интересно посмотреть, какая будет у Кэраи физиономия после этой проделки, когда он поймет, что я ему тем временем подсыпал чесоточного порошку в куртку. А, проваль — никогда не был силен в настолько дурацких шутках. А ведь придется. Человек должен быть открыт новому знанию.
Надо будет с Тхиа посоветоваться. Это по его части.
Только теперь Лаан позволил себе перевести дыхание так, чтобы я его услышал.
— Кинт, — произнес Тхиа очень странным голосом, — смотри...
Я посмотрел туда, куда указывала его взметнувшаяся рука.
Я-то думал, это у меня от гнева и ужаса так в ушах бухает. Ну у меня и самомнение!
Решетка ворот была опущена, но сами ворота распахнуты. И в их проем я видел, как летит к родовому замку Майонов конный отряд. Впереди всех, стиснув коленями бока лошади, мчался Наллен. А я и не подозревал, что королевский маг-эксперт — такой отчаянный наездник.
— Тхиа, — попросил я вполголоса, — распорядись, чтобы решетку подняли. А то ведь могут не догадаться.
Но решетку подняли и без приказа. Слуги дома Майонов ринулись к решетке, как к последней надежде на спасение... и я могу их понять. Я знаю, о чем они думали и что чувствовали, крутя подъемный ворот. Что чувствовал бы я и сам на их месте.
Зато я не знаю и не узнаю никогда, чего хотел бывший маг семейства Майон, взбежав на гребень стены и воздев руки для какого-то смертоубойного заклятья. Я никогда не узнаю, что за чародейство он собирался пустить в ход — потому что он не успел. Сразу шестеро всадников натянули луки на полном скаку. Одни Боги ведают, чья именно стрела поразила цель — и, надеюсь, воздадут благодарность неизвестному мне лучнику.
А когда маг со стрелой в горле перевалился через край стены и кулем рухнул вниз, дальнейшее не вызывало никаких сомнений.
Обычно сражение кажется долгим, если наблюдать за ним со стороны — особенно когда жизнь твоя зависит от его исхода. Но на сей раз все закончилось очень быстро. Даже неправдоподобно быстро. Может, потому, что и сражения толком никакого не было? Заговорщики сдавались, почти не сопротивляясь... пожалуй, им и в голову не пришло защищаться. Сопротивление имеет своим смыслом сохранить жизнь или честь... но осмысленные действия можно совершать только в осмысленном же мире. А их привычный, понятный, постижимый разумом мир рухнул бесповоротно. Мир же, в котором наемники падают на колени перед беззащитной жертвой, слуги подымают решетку безо всякого приказа, магов убивают обыкновенные лучники, а во двор на взмыленных конях влетает нежданно-негаданно вооруженный отряд... люди, которым было обещано совсем-совсем другое, сдавались тихо и безропотно.
Когда все окончилось, Тхиа молча подошел к Наллену и протянул ему узелок с короной. Бывалому магу не требовалось разворачивать платок, чтобы понять, что в нем укрыто. Брови Наллена изумленно поползли вверх.
— Ну, мальчики, — только и смог выговорить он, принимая платок с короной, — ну, вы и...
Продолжить он не сумел: слов не хватило. Какой-то длинный сухопарый маг подскочил к нему с большим ларцом, крытым темным шелком с вышитыми оберегами.
— Покуда и этого довольно, — произнес Наллен, упрятав корону в ларец. — С остальным после разберемся. Постойте. — Тут взор его упал на Лаана. — А этот молодой человек откуда здесь взялся?
Наллен окинул Лаана пристальным тяжелым взглядом, от которого человек виновный или попросту слабодушный тут же захотел бы скукожиться и спрятаться куда-нибудь. Лаан хотя и не скукожился, но слегка побледнел, закусил губу и выставил подбородок.
Я устало вздохнул и шагнул вперед, плечом оттесняя его в сторону. Никуда я шагать не хотел. Хотел я спать, есть и, пожалуй, умыться. Но не могу же я позволить запугивать своего вассала, не выяснив даже, в чем дело. Я ведь не только повелевать им поклялся, но и оберегать его. Вот же ведь проваль и распроваль! Не успел вассалом обзавестись, а уже от него и хлопоты, да притом в самое неподходящее время. А все Тхиа и его дурацкие шуточки. Увассалил бы Лаана сам, ему бы теперь и отдуваться. А я ведь даже не знаю, как именно следует вступаться за вассала. Вот прямо сейчас и узнаю. Кто это говорил, что человек должен быть открыт новому знанию — неужели я? Быть того не может.
— Что вы хотите от моего вассала? — сдержанно и сурово (надеюсь, во всяком случае, что именно так) поинтересовался я у мага и зевнул.
Наллен, которого я и прежде мысленно прозвал сомиком, так выпучил глаза от изумления, что приобрел вид уже окончательно рыбий.
— Вашего... о-охх... — простонал он. — Мальчик мой, вы великолепны. Вашего... нет, это просто неслыханно! Прелесть какая... нет, ну какая прелесть! И вполне во вкусе Шенно, вполне. Адмирал будет просто в восторге.
Он почесал переносицу и сдержанно, деликатно фыркнул.
— Успокойтесь, дружочек, — с явным трудом подавляя смешок, заверил он. — От... э-ээ... вашего вассала мне ничего не нужно. Разве что вы дозволите ему рассказать мне все, что он знает о заговоре... ведь вы дозволите, а? Сей молодой человек наверняка кое-что знает...
— Знаю, — подтвердил Лаан, коротко блеснув белозубой ухмылкой. — И даже больше, чем кое-что.
— Дозволяю, — буркнул я и отвернулся.
Пусть рассказывает хоть до послезавтра. Главное, что мне при этом присутствовать вовсе не обязательно. Не то чтобы мне любопытно не было — любопытно, и еще как. Но сейчас мне не до заговорщиков — тем более, что их уже переловили. Есть у меня заботы и понасущнее. Так что всем и всяческим тайнам придется обождать. В том числе и тайне Лаановых настроений. Ну ведь только что белый был, как исподнее — и вот, пожалуйста: не успела краска в лицо вернуться, а он разухмылялся... с какой, спрашивается, радости? И Наллен чем удивлен? Вассалов он, можно подумать, не видывал. Но обо всех этих странностях я успею расспросить попозже, странности от меня никуда не уйдут. А теперь мне пора и за дело взяться.
Все мы взялись за дело. Наллен утянул куда-то Лаана, прямо на ходу осыпая его торопливыми вопросами. А я... мне как Патриарху было кем и чем заняться. Я только и успел, что стянуть с кухни позабытый в суматохе пирожок и перекусить наскоро: ведь кроме половинки лепешки, у меня со вчерашнего утра ни кусочка во рту не было. Бегать натощак за злодеями по лесам и оврагам я готов, а вот учеников наставлять натощак — это свыше человеческих сил.
Тхиа тем временем производил розыски в семейных документах: хоть он давно и не был дома, а соображал в них все же получше Наллена или, тем более, меня. Раздобыв в тайниках дядюшкиной спальни пачку писем, он отправился в отцовский кабинет, чтобы там их разобрать и сверить с другими документами того же времени — да так и заснул прямо за столом, рассыпав волосы по свиткам пергамента. Во всяком разе, когда я, усталый до полного изумления, заявился в кабинет, он спал, уронив голову на стол.