Заслышав мои шаги, Тхиа вскочил, как встрепанный, и окинул кабинет таким диким взглядом, что я невольно испугался.
— Что с тобой? — вырвалось у меня.
— Сон... — медленно произнес Тхиа, словно бы не вполне веря собственным словам. — Это сон был... только сон... приснилось...
Он прерывисто вздохнул, нашарил рукой край стола и вновь сел, держась за стол, чтобы не упасть.
— Эй! — Я схватил первый попавшийся свиток и принялся обмахивать Тхиа. — Очнись!
— Я... нет, ничего, — трясущимися губами произнес Тхиа. — Приснилось, понимаешь? Просто приснилось.
— Вижу, — проворчал я, присаживаясь на край стола. — После такого дня не диво, что кошмары снятся.
— А это не кошмар был, — возразил Тхиа. — Это... другое. Понимаешь, мне снилось, что я сплю...
— Уже страшно, — съязвил я, пытаясь ехидством подбодрить Тхиа. Но тот был по-прежнему серьезен.
— Сплю, — упрямо повторил он. — В своей спальне. А потом просыпаюсь. Не на самом деле, во сне просыпаюсь. И вижу, что дверь открыта. Я хочу встать и закрыть ее... а ее нету, и стенки нету... в смысле она есть, но ее нету, и ни одной стенки нету. И все-все видно — как Лаан с Налленом беседуют, как ты во дворе бедолаг этих гоняешь... а по коридору идет отец, и заходит в мою комнату... через дверь, которой больше нет... и улыбается...
Я вздрогнул. М-да, узреть во сне господина Майона Хелойя в виде улыбающегося покойника... от такого и самое мужественное сердце захолодеет.
— Ты не понял, — помотал головой Тхиа, верно истолковав мое движение. — Он по-другому улыбался. Так, как все люди.
Представить себе подобную улыбку на лице господина Хелойя я не мог. Ну не мог, и все тут. Воображение отказывало. А вот представить себе причину сна — мог, и даже очень. Бедняга Тхиа! Хоть во сне, хоть бы и посмертно, увидеть на лице отца ту улыбку, что так и не увидел ни разу при жизни.
— Только сперва он не мне улыбался, — продолжил Тхиа, — а тебе.
Что-о?!
— Смотрит на тебя через стену и улыбается. И говорит: «Хороший мальчик».
К тому, что меня в этом доме все, кому не лень, называют мальчиком, я уже привык, но от приснившегося мертвеца, по правде говоря, не ожидал. Мальчик... да еще хороший!
— А потом он мне тоже улыбнулся и говорит: «Передай ему, что в поединке он победил».
Неужели... не может быть! Нет! Ведь я еще не умер... или мне это только кажется? Ни один покойник не может так зверски хотеть жрать. Или все-таки может? В конце концов, что я знаю о покойниках?
— А потом усмехнулся, ну вот прямо почти как ты, и сказал, что для победы в поединке умирать вовсе не обязательно. Я спросил, про какой это он поединок говорит, а он ответил, что ты сам все расскажешь, потому что родня промеж собой в таких делах не скрытничает. Недолжное это поведение.
Недолжное... нет, что ни говори, а приснился Тхиа именно господин Хелойя, а не кто-то другой с его обличьем. Только вот о какой родне он речь завел?
Впрочем, ожидать от сонного видения разумной логики — верх дурости. И так уже сон на диво связный при всей своей нелепости.
Нелепость. И никак иначе. Что бы там ни думало по этому поводу мое тело, облившееся холодным потом.
— А потом он руку мне на плечо опустил... теплая рука, живая, как есть живая... и по голове погладил. — Тхиа нервно сглотнул. — А потом опять посмотрел на тебя через стенку, вложил мне в руку камешек какой-то на цепочке и говорит: «Отдай Кинтару непременно. Я бы сам отдал, но он сейчас не спит. Он этой вещью распорядиться сумеет правильно. Пообещай, что как он придет, ты сразу и отдашь. Я тогда буду за тебя спокоен». Я обещал... а он опять улыбнулся, помолчал немного, волосы мои потрепал и вышел, и дверь закрыл... и тут дверь открывается сразу же, и ты входишь.
— И что я делаю? — спросил я.
— Сюда входишь, — объяснил Тхиа. — В кабинет. Не во сне, а на самом деле.
Нелепость, морок! Но как же полностью сталкивается с действительностью сонное наваждение... немудрено испугаться.
Я утер пот со лба, не таясь. Рубашка моя при этом движении слегка распахнулась. Тхиа внезапно вскрикнул и уставился на меня.
— Что это у тебя? — странным, замороженным каким-то голосом спросил он.
— Где? — удивился я.
Вместо ответа Тхиа дрожащими пальцами ухватил мою руку и поднес к моей шее. Не успел я удивиться его странному поведению, как мысли о нем вылетели из моей головы — ибо я именно что удивился, всерьез и по настоящему.
Рука моя нащупала на шее цепочку с тяжелой висюлиной. Цепочку, которой там никогда не было и быть не могло.
— Сразу, как только ты войдешь... — отсутствующим голосом произнес Тхиа. — Значит, не сон...
— Послушай, — нерешительно произнес я. — Давай мы покуда штуку эту трогать не будем, ладно? Страшно все-таки. Сначала Наллену покажем, хорошо?
Тхиа кивнул молча. Молчал и я. Говорить мне не хотелось. Спать — тоже.
— Ты мне вот на что ответь, — не подымая головы и не глядя на меня, осведомился Тхиа. — О каком поединке он говорил?
А, проваль — сказать, что я покраснел... это еще ничего не сказать. Вызвать на смертный... вернее, на посмертный бой несчастного покойника, чтоб ему во гробе мирно не лежалось — это я сумел. А вот как признаться сыну вызванного, что втыкал в погребальные одежды Иглы Вызова?
Не знаю, как мне удалось рассказать Тхиа, почему я решился на вызов и когда его осуществил. Тем более не знаю, как мне удалось не запинаться на каждом слове.
— Одного не понимаю, — вздохнул я, когда рассказ мой окончился. — Как это я победил, не сражаясь, и при чем тут родня?
— Не сражаясь? — поднял бровь Тхиа. — Ну-ну. Столько лет и без продыху... хотел бы я знать, в таком случае, что ты назвал бы сражением? Наверняка что-то совсем уж несусветное. А родня тут очень даже при чем.
Он замолчал, и я даже не стал его переспрашивать; только посмотрел на него устало и растерянно.
— Сделай одолжение, — ехидно попросил Тхиа. — Достань две Иглы. Нет, не спрашивай, зачем, просто достань, не глядя.
Я пожал плечами, протянул руку и вынул из пустоты две Иглы.
— А теперь разожми руку и посмотри, — скомандовал Тхиа.
Я послушно разжал руку — и обомлел. Навершие одной Иглы было мне привычно: цвет морской волны и серебро. Но вот вторая... вторая вспыхнула перед моим изумленным взором синевой и золотом.
— Видишь ли, — с язвительной обстоятельностью пояснил Тхиа, — ты ведь все три Иглы использовал. Смертный вызов. А если в таком бою противники друг друга все же не убили, они становятся братьями. Братьями по той крови, которая смешалась в сражении. Обычай такой. Ну а раз вы с отцом друг друга не убили... сам понимаешь.
— Ну да, — тупо кивнул я. — Он не от моей руки умер, а я покуда и вовсе живой... но ты уверен, что поединок был?
— Уверен, — очень серьезно произнес Тхиа. — Был. Ты ведь и сам знаешь, только еще не понял. И отец так сказал. А еще... я не говорил тебе, потому что не понял тогда, во сне... он сказал, что ты освободил его посмертие.
Я осторожно положил на стол синюю с золотом Иглу. Помедлил немного и положил рядом с ней вторую.
Не знаю, что можно ответить на такое.
По счастью, отвечать мне не пришлось. В дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Тхиа.
Я ожидал увидеть кого-нибудь из слуг, но в кабинет вошел один из помощников Наллена.
— Господин маг зовет вас отужинать с ним, — сообщил вошедший.
Мы с Тхиа переглянулись. Отужинать?! Это же сколько времени... да. Действительно, отужинать. Хорошо хоть, не позавтракать.
Королевский маг встретил нас возле стола, нагусто заставленного разнообразной снедью. Лаана зато нигде видно не было — ни за столом, ни возле, ни, судя по всему, под ним.
— Вассала вашего я отпустил отсыпаться, — сообщил Наллен, правильно истолковав мой взгляд; полные рыбьи губищи «сомика» на сей раз не вздрогнули в улыбке на этих словах, хотя нечто подозрительное в краешках его рта мне все же почудилось. — Пусть отдыхает. Слишком уж много ему пришлось пережить... а потом, соответственно, и рассказать. Сразу же возникла надобность побеседовать с другими... э-э... участниками событий.
— В том числе и с нами? — на правах старшего уточнил я.
— С вами — обязательно, — подтвердил Наллен. — Только подкрепиться я предлагаю до беседы, а не после.
— Это хорошо, — почти промурлыкал Тхиа, принимаясь за еду. — Второй вечер подряд вести разговоры на пустой желудок за полным столом я бы, пожалуй, затруднился.
После вчерашнего вечера вид накрытого стола, и верно, к разговорам не располагал. Я был уверен, что с воплем прыгну в первое же блюдо с головой и не вынырну, пока всего не слопаю. Однако верх взяли не желания, а привычки. Те самые, которые воспитывал в нас мастер Дайр. Отловив Фарни Лонса за истреблением очередной порции невесть где раздобытых сластей, Дайр заявлял неизменно: «Мальчики, если вы еще не поняли, чем воин отличается от солдата, запомните раз и навсегда. Солдат должен уметь, даже если он сыт под завязку, съесть все, что ему дадут и попросить добавки — кто знает, когда ему доведется в следующий раз поесть? Может, только послезавтра. А воин должен воспитывать в себе воздержность — кто знает, когда ему в следующий раз придется голодать? Может, уже послезавтра». После подобных сентенций к обеду мы едва притрагивались. Воины, все до единого. Вот и я сейчас — нет бы опустошить миску на один глоток! — сижу и аккуратно прикусываю край лепешки. Солдатом мне не быть никогда, ясней ясного. Тут уж мастер Дайр, как и во всем прочем, постарался на совесть.
О Тхиа и говорить нечего. С таким воспитанием давиться и чавкать от жадности просто невозможно. Схватить жареную баранью ногу и обглодать ее за один присест, не переводя духу — это же вопиюще недолжное поведение. Да. Именно вопиюще.
Как, впрочем, и пренебрегать делами. Едва утолив наскоро первый голод, Тхиа предъявил Наллену свою находку. То были не свитки, среди которых я его нашел, а стопка бумаг, подшитая книжечкой и переплетенная. Наллен заглянул в нее, пролистал пару страниц, присвистнул, вытянув губы толстенной трубочкой, разогнул книжку посередине и замер, впившись взглядом в искомое.