Тут, казалось бы, и проблем особых быть вроде и не должно, она, поди, замуж вышла прежде, чем я первым криком перебудил всех петухов в имении батюшки моего. Да вот беда, годы над той дамой будто не властны. Они ее и так и этак корежили да кукожили – все нипочем! А за эти годы супруг ее стал полным генералом, и в гвардейской кавалерии его слово вес имело немалый. Стоило этой престарелой красотке на меня кляузу состряпать, как отправился бы бравый ротмистр в такую дальнюю даль, что и те самые Американские Штаты ближними огородами показались бы.
А дама совсем голову потеряла, буквально проходу не дает, хоть из штанов выпрыгни, а доставь ей сладость. Чую, нехорошо дело складывается. Ой нехорошо! И от дам мне вроде как бегать не пристало, и этакие марьяжные игры тоже поперек горла, хуже ножа острого. Тем паче, супруг ее не абы кто, а вполне боевой генерал. Почто ж хорошего человека обижать? Я, чай, не константинопольский император, чтоб ближних придворных своих за заслуги их жен рогами награждать. А тут напасть все злее: как-то во время бала сия мадам прижала меня в коридоре к стене так, что ни влево, ни вправо. Я от такого афронта уж и стенку ногтями колупать начал. Женщина-то, я тебе скажу, необходимая – уж так сходу ее не обойдешь. Я, стало быть, ее ухо к себе притянул и шепчу: «Ну что вы, мадам, не здесь и не сейчас! Сегодня ночью будьте дома, я доставлю вам такую сладость, о которой вы даже не мечтали».
Вельможная камер-дама, как водится, тут же расцвела и резвехонько так упорхнула семипудовым воробушком танцевать полонез. Я же только шпорами звякнул и, сломя голову, – домой. Но тут уж дал слово – держись, усладу так усладу!
Выгреб я этак под сотню рубликов, едва ли не все, что было, и послал своего верного Прошку в лавку к бакалейщику с наказом, денег не жалея, накупить на все сахарных голов. В общем, спустя полчаса, явился мой Прокофий. Ему в лавке специально тачку дали, ибо столько отменнейшего сахара на спине не утащить. Вот я к содержимому сего экипажа соответствующую записку присовокупил и велел моему верному оруженосцу все без изъяна по адресу доставить. Что он тем же вечером и сделал в наилучшем виде.
Сказывали после, что генеральша, как сахар тот увидала, побагровела, ртом по-рыбьи хлопает, сказать ничего не может, только что за палку не схватилась. Обиделась смертельно. Но, правду скажу, меня больше не донимала и мужу про ту историю не упоминала. Кому ж охота, чтобы моя шутка с сахаром при дворе всплыла? Правда, молва рассказывала, что больше сладкого эта дама в рот не брала. Тоже чай пила на английский манер.
А ты, брат, угощайся пирожными и глупостей впредь не говори. Тут следует помнить – сахар – он для ума необходим. Иным от него и вовсе случается польза великая.
– Какая же, господин полковник? – заинтересованно спросил улыбающийся корнет.
– Да вот, скажем, Франсуа Рабле, небось слышал о таком? Знаменитый писатель, автор пресмешнейшей истории «Гаргантюа и Пантагрюэль».
– Известное дело, кто ж не слыхивал!
– Вот и славно, когда знаешь. А известно ли тебе, как сей достойный всяческого почтения остроумец с помощью сахара из Орлеана в Париж добрался?
– Нечто такое возможно?
– Раз я говорю, то, стало быть, возможно…
…Оказался как-то Рабле в глубокой провинции без сантима за душой, а в Париж нужно позарез. Вот, недолго думая, взял он в гостинице, где остановился, немного сахара, пару конвертов, чернильницу с пером и написал такое, что уже через несколько дней он сам и король Франции попивали чай с тем самым сахаром, от души потешаясь над шуткой писателя.
– А что же там произошло, господин полковник?
– А ты сам подумай да сообрази, что учинил весельчак Рабле.
Ответ смотрите на с. 189.
Глава 14Вино для короля
– Вот этак шампанское у нас открывали. По-гусарски, один взмах клинка и…
Полковник Ржевский крутанул запястьем украшенную знаком ордена Святого Георгия саблю, и отточенный клинок, пройдя будто сквозь масло, снес горлышко бутылки «Вдовы Клико».
– Как вам это удалось, Дмитрий Александрович?!
– Собственным умением и Божьим попущением. Учись, корнет, пока я жив! Бац! Горлышко прочь, и пена в потолок! Прошка, что стоишь? Наполняй фужеры!
Привычный к шалостям барина, Прокофий, молча поклонившись, поспешил исполнить приказ. Полковник Ржевский вернул именной клинок в ножны и, привычно закинув ногу на ногу, уселся за стол.
– Чего ж с пробкой-то возиться? Сабля и гусар – понятия суть неразделимые! Гусар без сабли – что наездник без ноги! Всякому известно, что самые отчаянные рубаки в легкой кавалерии именно мы, гусары! Да и как иначе? И скажу без ложной скромности, что в былые времена среди гусар российской армии не сыскать было лучшего фехтовальщика, чем твой покорный слуга. Да и французы должное моему клинку отдавали без долгих споров.
Жаль, не пришлось в те года померяться силами с командиром тамошних Конфланских гусар прославленным бригадиром Жераром, ну да бог с ним. Где и с кем только не доводилось встречаться клинок в клинок! Французы и итальянцы в сабельной рубке нашим не чета: гонору много, но в деле пасуют. Им шпагу или рапиру подавай.
То ли дело ляхи! Случилось мне под Лейпцигом с уланами маршала Понятовского схлестнуться. Как жив остался – одному богу ведомо. Люты они в этакой сшибке! Благо, и на нашей стороне поляков немало было. Остановили супостата.
А вот на Кавказе нам совсем худо поначалу пришлось. Шашка сабле не чета, не зря же в тамошних горах о ней говорят: «Сабля выкована, чтобы рубиться, шашка – чтобы рубить!» Она и полегче, и подвес у нее такой, что только наш брат, гусар или улан, саблю из ножен потянет, чечен уже шашкой локоть ему рубит. Не зря же кубанские и гребенские казаки шашку себе переняли. И мы им под стать: ради спасения голов наших изменили своим добрым клинкам. Что тут попишешь, оно ежели вдруг куда припечет – штаны снимешь. Да и владеть шашкой можно научиться куда быстрее, нежели саблей.
Вот, скажем, в светском обществе некоторыми хлыщами принято из бокала пить, отставив по-гусарски палец. Ну ты-то, уже поди, сам узнал, откуда такая манера взялась? Но где-нибудь в салоне задай сей вопрос фрачному шпаку, когда он пальчик отставит, – с чего бы это вдруг он так раскорячился? И погляди на его глупую физиономию в этот миг. Я сам этак не раз веселился.
Спросишь, бывало, – отчего это вдруг, месье, у вас этакий торчок образовался, нешто пером намозолили? Ну, правда, к тому времени со мной уже дуэлировать мало кто решался… Но вопрос себе запомни, пригодится.
Ответ смотрите на с. 190.
– Но особо хороша у чеченов шашка терс-маймал, по-нашему – волчок: острая – бриться можно; крепкая – хоть кольчугу руби; гибкая – в кольцо сверни, коли желаешь.
Помнится, на Кавказе дело было. Служил я тогда под командованием храбрейшего генерала Ермолова и прибыл как-то в нашу ставку посланец от разбойничьего атамана Арзу-амира якобы мира просить. Мол, готов амир перейти на службу к русскому царю в обмен на прощение былого и признание за ним княжеского достоинства. А был тот разбойник ловкий, свирепый, но более всего хитрый. Полгода за ним гонялись, из-под носа ускользал, только пыль из-под копыт нашему воинству доставалась. И на тебе вдруг! Взяло меня сомнение – больно все ладно, да не складно… Как пошел в штаб посланец Арзу-амира, я во дворе остался, головой кручу, высматриваю, нет ли какого злого умысла. Вижу, стоит средь двора воз, груженный подарками. Я к нему. Как говорится, «бойся данайцев, дары приносящих»! Смотрю, меж прочих даров, ковров всяких, серебра чеканного, сидит там юная черкешенка красоты неописуемой. Знали вражьи головы, что не в меру охоч наш славный командующий до чернооких горянок. Заговорил я с ней – что ни слово, то соловьиная трель. И вот щебечет девица себе, щебечет, а сама куда-то в сторону глаза все время скашивает. Я присмотрелся, вижу, валяется в углу возка сито. Обыкновенное, каким муку просевают. В приданом такое – обычная вещь, что на него смотреть? Но решил на всякий случай проверить. Взял в руки, перевернул и обомлел: как змея под камнем, в сите припрятана шашка, свернутая в кольцо!
А тут Ермолов с тем посланником из штаба вышли, к возу направились. Я сито на место положил, вытянулся во фрунт. Через миг славный наш вождь марсовых дружин с горцем подходят к возу. Ермолов, как увидел красавицу, будто остолбенел – смотрит, глаз отвести не может. А гость его в это время бочком-бочком и… к тому ситу руку протягивает. Взялся за него, будто бы в сторону отодвинуть, тихонько переворачивает… Тут-то я у него на плечах и повис, на землю свалил. Начали кататься, он волком завывает, кусается, на волю рвется – я не пускаю ни в какую. Спустя мгновение и адъютанты Ермолова подоспели. Навалились, вывернули терс-маймал из руки душегуба. Так что обошлось все на этот раз. А ведь и по-иному дело могло сложиться. Слава богу, Господь уберег!
Рассказывают, в былые времена такая вот девушка могла остановить сражение, пройдя между враждующих дружин и сняв с головы платок. И как думаешь: почему?
Ответ смотрите на с. 190.
– Однако хоть честной булат и всему голова, а все же и об ином вооружении забывать не следует. Упражняться с ним регулярно – долг каждого воина. Взять, к примеру, ну, скажем, пистолеты. Тут надо знать много тонкостей, чтобы в бою промаха не дать…
– О вас рассказывают, что на спор туза били навскидку. Или вот еще история: мол, как-то утром явились в офицерское собрание и заявили с порога: «Господа, я попал в сочинение маркиза де Сада!» Все с мест вскочили, расспрашивают: что, мол, да как? А вы, эдак подкручивая ус: «Навскидку! С пятнадцати шагов! Из верного „Лепажа“».
– Было дело, было. Так отчего ж не пошутить среди друзей-соратников? «Уныние – грех!» – так наш полковой священник отец Серафим уверял. Иной раз острое слово и жизнь спасет.