Теперь я понимаю, что за «тиски» упомянул Дэн по телефону. Это имя главного бандита, которому подчиняются Кабан и Моня. Вот его ботинки с красивой прострочкой появляются в спальне. Кожа на них эластичная, обувь не скрипит и не мнется. Тиски останавливается у кровати. Мы с Марго задерживаем дыхание. Только бы котенок не пискнул!
Балконную дверь я оставил нараспашку и даже сбросил пару листков из личного дела, будто потерял в спешке. Бандиты клюнули на уловку. Они решили, что мы спрыгнули с балкона. Тиски послал подручных в погоню. Пока он отчитывал Дэна в соседней комнате, я был спокоен.
Однако сейчас Тиски стоит в полутора метрах от меня. Любой шорох нас выдаст с головой. Мы с Марго понимаем серьезность ситуации, а вот глупая Атя. Если котенок пискнет — нам конец!
Я мысленно представляю глиняную фигурку Тиски. Пока глина мягкая. Может, обжечь ее в огне своего страха? Но если Тиски рухнет, прибегут Кабан и Моня. Они уже опытные, сразу сообразят, что к чему, и перевернут кровать. С ними я точно не успею справиться.
Котенку тепло и хорошо между нами, он урчит от удовольствия. Урчание переходит в утробное клокотание. Я злюсь. Тупое неблагодарное животное! Марго отдает свою любовь котенку, который способен угробить ее. А рядом человек, готовый ради нее на всё. Я не вру! А она вечно пилит меня упреками — то за пиво, то за сигареты. Где справедливость?
Урчание нарастает. «Желудочек у котенка меньше наперстка», — сюсюкают в рекламе. Тогда почему он урчит, как взбесившийся пылесос! Мне кажется, что двуспальная кровать вот-вот задрожит. Нет, это невозможно! Я сверну проклятому котенку шею!
— Тиски! Мы под балконом нашли бумаги. Посмотри.
Это голос Кабана. Как он вовремя! Тиски выходит из комнаты, и я шепчу Марго, чтобы она убаюкала котенка.
— Марина Андреева, родилась в Москве, в Солнцево, проживала по адресу… Что это? — прерывает чтение Тиски. — Голубок, помимо бабок они уволокли у тебя документы? Те самые личные дела, которые я велел приготовить для меня. Там паспорта были? Ну, отвечай!
Послышалось утвердительное мычание. Я понимаю, что Дэн еще не вышел из транса, а я выбросил для убедительности первые страницы дела Марго.
— Ты, петушок, облажался по полной! — возмущается Тиски.
— Давай его с балкона швырнем, — предлагает Кабан. — Моня, тащи.
— Застыньте. За этот косяк Голубок мне неустойку заплатит. Рассчитывал получить за товар? Обломилось! Тройной гонорар мне вернешь, Голубок. Усек? Поддайте ему, ребята, чтобы запомнил.
С минуту я слышу увертюру из ругательств, тупых ударов и мученического стона.
— Достаточно, — останавливает подручных Тиски. — Сваливаем. У нашей парочки теперь деньги и документы. Глаз даю, они намылились из города. И я догадываюсь, куда.
Хлопает дверь. Я усмиряю биение сердца. Неужели пронесло!
Проходит несколько томительных минут. Тишина. Я приподнимаю кровать, и мы выползаем. В прихожей валяется Дэн в позе эмбриона. Его руки уже двигаются, он прижимает их к животу, на лице гримаса страдания. Я перехватываю его удивленно-испуганный взгляд, слышу невнятный скулеж.
— Можешь говорить? — Я склоняюсь на Дэном. — Твои губы шевелятся, значит можешь. Говори, для кого это письмо? Кому ты пишешь про меня? Ну! Или я сделаю сейчас с тобой такое!
Я теряюсь, чем пригрозить Дэну, но он, кажется, верит в мои жуткие способности и торопливо ворочает непослушным языком.
— Не знаю.
— Чего ты не знаешь?
— Мне перечисляют деньги, я высылаю информацию.
— Кому?
— Нотариус. Я знаю только адрес.
— Сколько раз ты писал?
— Каждый месяц. Третий год уже.
Ох, ни фига себе! Все годы, что я нахожусь в интернате, некий московский нотариус собирает обо мне сведения.
— О чем ты писал? Ну!
— О твоем здоровье. И что ты вспомнил.
— Да я ничего не помню!
— Я так и писал.
— А почему ты, гад, натравил на нас бандитов? — вмешивается Марго. — В бордель хотел сдать, да? Как остальных? Ах ты сволочь!
Марго лупит ногами Дэна. Тот кричит. Я оттаскиваю ее.
— Хватит шума. Уходим. — Напоследок я предупреждаю Дэна. — Если ты пикнешь про нас, тебе же хуже будет. Я скажу Тиски, что ты знал, что мы прятались под кроватью, а молчанку разыгрывал. Так что подумай прежде, чем докладывать ему.
— Не заложит. — Марго крошит пяткой мобильный телефон Дэна.
Мы с опаской выходим из подъезда. Джипа не видно. Мы топаем по ночной улице, прячась от фар редких машин.
— На вокзал? — спрашивает уставшая Марго.
— Там нас как раз и поджидают.
— Утром поезд. Как же мы уедем?
Марго останавливается, я долго думаю и понимаю, что у нас единственный выход.
— Сначала избавимся от Ати! — Решаю я, и выхватываю из ее руки котенка.
16
Переодеться для Вонючки проблема, его руки живут своей жизнью и через раз слушаются мозг, поэтому спит он в замусоленной одежде, хранящей следы нехитрого интернатского меню. Даже если бы в комнате стояла кромешная темнота, я бы нашел кровать Вонючки по запаху. Однако отсутствие занавесок на окнах и свет придорожного фонаря лишают меня возможности проверить тонкость собственного обоняния. Да я и так прекрасно знаю, что кровать Вонючки торчит на проходе, в самом неудобном месте. Хочешь, не хочешь, наткнешься сразу.
Мы только что с Марго проникли в спящий интернат. Для таких случаев в окне мужского туалета на первом этаже всегда сломаны шпингалеты. Когда-то администрация боролась со странным явлением, меняла шпингалеты и даже заколачивала гвозди в раму, но все равно уступила упорству воспитанников, и «окно свободы» грело сердце самого беспомощного колясочника.
Я осторожно захожу в спящую палату, сажусь на кровать и трясу Вонючку. Его руки дергаются хуже обычного, видимо, мое появление совпало со страшным сном. Я прижимаю Вонючку и шепчу:
— Успокойся. Это я — Солома.
Испуганные глаза Вонючки распахиваются шире рта, узнают ночного гостя и возвращаются к прежним размерам.
— Я принес тебе учебник, как обещал. Это нотная грамота. Держи.
Держать Вонючка толком не может, я демонстрирую ему обложку и запихиваю солидный фолиант под подушку. Так надежнее, наши «добрые» пацаны могут раздербанить книгу ради хохмы. Вонючка благодарно хлопает глазами, из приоткрытых губ стекает слюна, а его руки ловят друг дружку в непрочный капкан. С ним всегда так, когда он пытается улыбаться.
— Когда изучишь ноты, я тебе нарисую их на карточках. Здорово!
Вонючка ищет сияющим взглядом свою коляску со словами на планшете. Тут и ежу понятно, что он хочет найти карточку «радость». Когда он показал мне ее в первый раз, я почувствовал на губах вкус шоколадного эскимо. Вообще-то, эти карточки писал я, и всегда удивлялся, как абстрактные слова на картонке наполняются цветом и вкусом, если их показывает счастливый Вонючка.
Только одну карточку Вонючка приготовил сам. На мой день рождения он неуклюже сунул мне картонку и тут же укатил. На клочке картона вкривь и вкось были наклеены четыре буквы. Представляю, сколько терпения ему потребовалось, чтобы составить слово ДРУГ. В тот момент меня обожгло внутренним пламенем, и даже обездвиженные ноги слегка потеплели. Чертовски приятно иметь друга! Однако подарок я никому не показывал. Вонючка изгой, меня засмеют.
— У меня для тебя еще кое-что. — Я достаю открытку с собором Василия Блаженного, которую получил за победу в шахматах. Это своеобразный билет на поездку в Москву. Директриса придумала такой способ, чтобы поощрить лучших в учебе, самодеятельности и спорте. — Поедешь в Москву вместо меня.
Если бы Вонючка и мог говорить, он бы наверняка онемел в этот момент.
— Ты не волнуйся. Всё по чесноку! Я написал, что передаю тебе. Вот, читай.
Я показываю фразу, где написано, что если Вонючку не возьмут в Москву вместо меня, я покончу с собой и сообщу все газетам.
Вонючка дико вращает глазами.
— Да ты не бери в голову, — успокаиваю я. — Это я приписал, чтобы у тебя не отняли. Короче, кладу открытку под подушку. Завтра покажешь Валентине Николаевне. А за меня не переживай, я в Москве раньше тебя буду.
Я хотел признаться, что победу в шахматах не заслужил, а в Москву еду, чтобы узнать о своем прошлом, но воздержался. Получилось бы долго и путано, а у меня еще одно срочное дело.
— Слушай, у меня к тебе просьба. — Я поднимаю с пола коробку, в которой спит сытый котенок. — Это котенок. Зовут ее Атя. У нее сломана лапа, но она почти срослась. Ты же знаешь, у маленьких быстро срастается. Надо хотя бы недельку за ним поухаживать. Сможешь?
Вонючка с сомнением взирает на пушистый живой комочек в коробке, расцепляет руки, его плечи пытаются спросить «как»? Я беру с планшета две карточки: «да» и «нет», развожу их в стороны.
— На кухне работает тетя Клава с искусственным глазом. Ты ведь знаешь ее?
Вонючка дергает руку в сторону «да».
— Возьмешь Атю с собой завтрак и покажешь Клаве. Она добрая и поймет. Сделаешь?
«Да».
— Я поставлю тебе коробку на кровать, в ногах. Котенок побоится спрыгнуть, и не убежит.
Вонючка тянется к коробке, и я понимаю, что он хочет потрогать котенка. Я прижимаю его ладонь к теплому существу. Приятные ощущения порождают четкое воспоминание. Вот так же когда-то с маленькой сестренкой я обнимал пушистого щенка. Да, так было! Это не наваждение! Но где и когда?
Вонючка доволен. Он улыбается, как умеет.
— Тебе нравится Атя?
«Да».
На кровати у окна ворочается вожак комнаты. Приподнимается.
— Кто там трепется? Солома, ты что ли? — звучит его сонный голос.
Всеобщая побудка в мои планы не входит.
— Спокойно, чуваки. Я комнатой ошибся.
Я оставляю котенка и ухожу.
— Слома, а где твоя коляска?
— Сломалась.
Пока вожак комнаты усиленно трет глаза, проверяя, не сон ли это, я успеваю закрыть дверь.
Марго меня не дождалась и заснула в кабинете физиотерапии. Мы не решились идти спать к своим, опасаясь ненужной шумихи. Скоротать ночь можно и здесь, тем более замок на качающейся двери легко отжимается.