— Тачка что надо, только прокладка между рулем и сиденьем подкачала.
— Слушай, ты! Я не уговаривал тебя, сама пела песню: любые деньги, только догоните!
— А это разве не любые?
Таксист беспомощно хватает воздух раскрытым ртом. Чувствуется, что наглых интернатских детишек он никогда не возил. Но Марго умеет меняться. Она обезоруживает водителя обаятельной улыбкой.
— Машина у вас замечательная, а вы еще лучше. — Она садится рядом со мной. Ее пальцы касаются моей ладони. — Твоего папу как звали?
— Алексей, — откликаюсь я.
— А этого мужика Артур. Я у охранника спросила. Артур Викторович Соломин. А твоя фамилия Соломатин!
— Мой папа тоже Викторович. Алексей Викторович Соло… — Мои губы замирают на полуслове. В памяти вспышка, и я понимаю, кого я встретил. — Это мой дядя, брат отца. Он жил в Дмитрове, папа с ним перезванивался, а мама недолюбливала, и мы редко встречались.
— Но ты же Соломатин, а не Соломин, — напоминает Марго.
Я выхватываю из кармана листки личного дела. От неудобной папки я избавился еще в поезде. И проверяю взглядом каждую букву. «Отец: Артур Викторович Соломатин».
— Ты ослышалась!
— Да нет же. Я переспросила. Его фамилия Соломин!
Я тру виски и закрываю глаза. Как меня звали в детстве? Павлик, Пашенька, Павлуша, а в школе дразнили Соломой, потому что фамилия моя была… Соломин или Соломатин? Я теряюсь в догадках, зато отчетливо вспоминаю, какие цифры нажимал на домофоне своего подъезда, когда забывал ключи. Я набирал номер нашей квартиры.
— Я жил на пятом этаже в 163-й квартире. А где живет этот Соломин?
— Тоже в 163-й, — подтверждает Марго.
— Что здесь происходит? Устроились, как у себя дома! — возмущается таксист, садясь за руль.
— Да подожди ты! — отмахивается Марго. — Что-то здесь не чисто.
— Не хами, малышка. Нет денег, выметайтесь!
Но Марго не обращает на таксиста внимания.
— Сколько ты провалялся в больнице после аварии?
— Два месяца. Первую неделю в коме.
— А когда очнулся, ничего не помнил?
— Ничего, — качаю я головой. — Меня перевели из реанимации в хирургическое отделение. А потом отправили в интернат.
— И никто к тебе в больнице не приходил?
— Никто. Сказали, что родители погибли, я теперь сирота, и обо мне будет заботиться государство.
— А как же дядя?
— Я только сейчас о нем вспомнил. А тогда… Когда ходишь под себя и ждешь санитарку, не до этого.
— Возможно, твою фамилию просто перепутали в сопроводительных документах.
— Эгей, малышка. Просто так только кошки родятся, — вмешивается в разговор таксист. — Ты знаешь, сколько стоят квартиры в «Серебряных ключах»? Это элитный жилой комплекс. Парнишку бортанули и заняли его жилплощадь.
— Если эта квартира его родителей, он может ее вернуть.
— С другой-то фамилией? Я слышал ваш разговор и понял, что к чему.
— Ну, расскажи, если такой умный.
— Всё шито белыми нитками. Где жил его дядя? В Дмитрове. А тут Москва! Чувствуешь разницу? Когда семья погибает, ближайший родственник становится наследником. Только вот незадача, мальчишка выжил, и что делает дядя? Договаривается с врачами, те исправляют фамилию и ссылают мальчика куда подальше. Дядя становится владельцем элитной недвижимости. Большая у вас квартира была? — обращается ко мне таксист.
Я смутно помню свою квартиру, но понимаю, о чем толкует таксист.
— Если это так, дядя ответит по закону.
— О чем ты, парень! Благодари, что выкарабкался. Могли бы аппаратурку отсоединить, когда ты в коме лежал, и кранты. Сколько лет прошло?
— Почти три года.
— И ты еще рассчитываешь на закон? — Таксист усмехается. — Уверен, что у твоего дяди по документам всё чистенько.
Я пытаюсь представить события по-другому, но не получается. Неужели таксист прав? Горечь обиды разъедает сердце. Моя семья погибла, я стал инвалидом, и никакого сострадания от родственника. Он вышвырнул меня куда подальше, а квартиру присвоил. Где справедливость? Неужели с сиротой можно так поступать!
— Если он так сделал, если мой дядя сволочь, то я…
— Да что ты можешь? — обрывает мои причитания таксист.
Я представляю податливый глиняный образ подлого дяди, и думаю, как ему отомстить. В моей голове начинает формироваться дерзкий план, а губы невольно шепчут:
— Многое.
— Ладно, ребятки. Мне пора шуршать колесами. Выметайтесь.
— Подождите. Сколько мы вам должны?
— А что у тебя деньжата водятся? — поворачиваются ко мне темные очки.
— Будут.
— Сказочкам я больше не верю. Гони хотя бы тысячу!
— Вы получите в пять раз больше, если подождете меня и одолжите очки.
— Чего? — возмущается таксист.
— Что ты задумал? — толкает меня Марго.
— Восстановить справедливость. Хотя бы частично.
— Выкладывай.
— Мне терять нечего, поэтому… — И я рассказываю о том, что собираюсь сделать.
Таксист нервно потирает щетину, похожую на прилипшую тень. Мой план предусматривает и его помощь. Я рассчитываю, что молодой водитель еще не растерял дух мальчишеского безрассудства. Так и есть!
Со словами:
— И во что я ввязываюсь, — таксист протягивает мне солнцезащитные очки.
30
Черный джип, игнорируя разметку, торчал на остановке общественного транспорта. Автобусы и маршрутки останавливались в два ряда, создавая привычный затор на проспекте Вернадского около выхода из метро. К джипу вернулись Кабан и Моня. Савчук, сидевший в салоне, приоткрыл окно.
— Что узнали?
— Все этажи прочесали. Это не провинциальный городок. Тут на одноруких не обращают внимания, — виновато отчитался Кабан.
— Народу много, всех не опросишь, — добавил Моня.
— Когда народу совсем не было, ты не смог клавишу вовремя нажать, дебил. Из-за тебя мы Парализатора профукали.
— Да я… — Моня в десятый раз попытался оправдаться, но сразу скис под тяжелым взглядом Савчука. Стремясь приободриться, он продемонстрировал телефон. — Братан мобилу мне вернул, в следующий раз я…
Моня дернулся от неожиданного звонка, и покосился на свою трубку. Однако мобильный телефон сработал у Савчука. Тиски, хмурясь, вслушивался в шипящий голос собеседника.
— Что происходит? Мальчишка явился ко мне прямо в дом. Он должен быть не у меня, а у вас!
— Когда это было? — Тиски узнал голос заказчика.
— Только что. Минут десять, как я отошел от дикого шока.
— Девчонка с ним была? Однорукая.
— Однорукая, одноногая — я не знаю. Какая-то профурсетка рядом вертелась.
Тиски кивнул Кабану, чтобы тот садился за руль, и шепнул, прикрыв трубку: «Гони в «Серебряные ключи».
— Значит, мальчик знает ваш адрес. Откуда?
— Это не ваше дело! Я заплатил за то, чтобы увидеть его труп, а он является живой и устраивает скандал. Как это понимать?
— Он сбежал. Вы же не пожелали, чтобы я решил вопрос в провинции.
— Потому что я хочу убедиться лично. Я должен быть уверен, что он больше не воскреснет! Да вы сами уверяли, что всё под контролем, проблем нет.
— Проблемы начались из-за того, что вы дали неверную информации. Парень спокойно передвигается без инвалидной коляски.
— Я не знал!
— Ладно. Не будем спорить. Пацана я найду, не сомневайтесь. Ему некуда податься, и деньги у него на нуле. И вот еще что, если он к вам еще раз заявится…
— Он не сможет. Его выгнала охрана, и больше не пропустит.
— И куда он направился?
— Откуда мне знать!
— Тогда я поговорю с охраной.
— Не суйтесь сюда! Ваш визит может скомпрометировать меня.
— Я разберусь без шума, и по любому достану мальчишку, — заверил собеседника Тиски. Отключив трубку, он пробормотал: — Мне он нужен больше, чем тебе, козлина.
Кабан, прислушивавшийся к разговору, поинтересовался:
— Планы меняются?
— Гони, куда сказано, и не хлопай ушами! В «Серебряные ключи»!
31
— Я пойду с тобой! — настаивает Марго.
— Вдвоем нас засекут охранники. — Я деловито копаюсь в большом мусорном контейнере. — Очки изменили мой облик, а у тебя, Марго, особая примета.
— Ну да, рука не отросла, извини!
— Я не то хотел сказать.
— А что?
— Я один справлюсь.
— Солома, ты не всесилен. Когда ты входишь в транс, то не контролируешь себя. Ты смотришь на того, кого собираешься обездвижить, и не замечаешь ничего вокруг!
— Это мой риск. Это мое семейное дело. Зачем рисковать тебе?
— Да как же ты не поймешь, дурак, что я буду больше волноваться, если не буду рядом!
Офигеть! Я не верю своим ушам. Гордячка Марго практически призналась в любви! Ее искренний взгляд цепляют меня за живое. По-правде говоря, и мне не по себе без Марго. Опасность сблизила нас. Только сейчас я понимаю, что сбежал из интерната не ради спасения своей никчемной жизни, а для того, чтобы быть вместе с Мариной.
— Сама дура, — ворчу я, опустив глаза. — Ладно, сунемся вместе. — Я нахожу среди мусора вполне приличную коробку из-под фотоаппарата. — Вот эта нам подойдет.
— А вон еще из-под утюга. Достань. Я понесу, чтобы прикрыть культяшку.
На территорию жилого комплекса «Серебряные ключи» мы проходим через второй въезд под видом курьеров Интернет-магазина. Тинэйджеры, подрабатывающие во время летних каникул, не вызывают у охранников подозрения. Я узнаю знакомые места. Вот здесь я играл в футбол, тут гонял на велосипеде, а зимой умудрялся скатываться стоя с обледеневшей горки. Ноги приятно покалывает от воспоминаний, они сами собой выводят меня к родному корпусу. Мы подходим к нужному подъезду. Я набираю код вызова консьержки, написанный на табличке.
— Интернет-доставка в 163-ю, — бодро рапортую я.
Замок пищит, дверь открывается, мы входим в сияющий мрамором холл. Консьержка лениво выглядывает из своей комнатушки.
— Какой этаж знаете?
Я для убедительности трясу листочком из своего дела.
— В заказе написано.
Лифт поднимает нас на пятый этаж. А вот и знакомая дверь. Надо подготовиться.