В комнату ненадолго заглядывает отец Сергея. Следователь Самаров быстро понимает смысл нашего занятия. Пусть смотрит и запоминает. Чем бы не закончились сегодняшние упражнения, их предстоит повторять снова и снова.
Мяч катится туда-сюда. Сергей старается. Он жутко вспотел, его организм мобилизовал все ресурсы. Марго подбадривает мальчишку и помогает единственной рукой.
Я тоже стараюсь помочь Сергею. Мое подсознание рисует его глиняную копию. До пояса он подвижен, а внизу окаменел. Обычно я огнем обжигаю образы врагов. Я Парализатор, у меня это получается. А здесь я впервые пытаюсь потушить пожар и снять внутренние оковы с ног мальчика. Теперь и я напряжен. Я полностью не отдаю отчета в своих действиях, но я жутко хочу, чтобы ноги Сергея стали двигаться. Я весь заточен на это желание. Ничего не замечаю, кроме…
Что за хрень! В соседней комнате с кем-то громко спорит Самаров. Вернулась недовольная жена? Неужели родители не понимают, что мешают собственному сыну!
Мое сознание невольно раздваивается. Я прислушиваюсь к происходящему за стенкой и понимаю, что Самаров говорит с мужчиной. И не с каким-нибудь соседом по подъезду, а с разозленным коллегой по работе!
И этот разговор напрямую касается меня!
— Дроков, ты зачем приперся?
— Еще спрашиваешь, Самаров. Я думал, мы в одной упряжке, по одну сторону баррикад. А ты!
— Что я?
— Ты гнида, Самаров!
— Всё! Я не желаю с тобой говорить! Уходи. Если вопросы по работе, изволь в служебное время, а в друзья я к тебе не набивался.
— Самаров, ты понимаешь, во что вляпался? Ты стрелял по своим! Я всю ночь гадал, откуда защитник у Парализатора нашелся? А потом понял, что это был ты!
— Парализатора мог вытащить один из грабителей.
— Кто? Братья Ручкины погибли в машине. Третьим оказался Савчук, по прозвищу Тиски. Ему перебило позвоночник. Он отполз на руках к металлобазе, разогнул забор и спрятался на территории. Там его и взяли.
— Я не желаю говорить на эту тему.
— Тогда послушай меня. Ты узнал у дежурного по городу об ограблении инкассаторов. Ограбление странное, осуществить его мог лишь один человек — Парализатор. Ты понял, что в инкассаторский фургон оснащен модулем Глонас, и преступники на крючке у патрульных. И ты помчался, чтобы помочь Парализатору.
— А ты направил своих парней, чтобы его убить.
— В борьбе с бандитами все средства хороши. Они стреляли в преступника, а ты, Самаров, в офицеров полиции.
— Твои люди хотели убить несовершеннолетнего мальчишку. Он тоже жертва, он действовал по принуждению.
— Зато ты по собственной воле.
— Кто-нибудь ранен?
— Обошлось.
— А братишка из Солцевского ОВД как себя чувствует? «Виагра» ему помогает?
— А вот с братишкой по-прежнему хреново.
— Я слышал, что он запил, и его уволили. Поэтому ты хочешь отомстить Парализатору?
— Где он? Куда ты его дел?
— Дроков, давай завтра поговорим. Завтра рабочий день, и я за всё отвечу.
— В изолятор ты его не сдал. Тогда куда?
— Уходи.
— А что это ты дверь спиной загораживаешь? Ну-ка, ну-ка.
— Не лезь!
Послышался шум возни. Дверь распахнулась. Юркие глазки оперативника просканировали комнату, скользнули по мне, заметили инвалидность Марго и с ехидным выражением уперлись в мой лоб.
— Вот он где!
Рука оперативника скользнула под мышку за пистолетом. Но прежде чем полицейский выхватил оружие, над его головой взметнулся другой пистолет и опустился рукояткой на затылок. Дроков крякнул и грохнулся на пол, закатив глаза.
Мы увидели в дверях фигуру Самарова. Он поднял руку в успокаивающем жесте.
— Продолжайте. Мы с коллегой тоже играем. Это тренировка.
И утащил неподвижное тело.
68
Лишь после увиденного я окончательно понимаю, на что решился законопослушный следователь ради сына. Он спас меня вчера в надежде, что я помогу Сереже, и ничего не потребовал взамен, когда я отказался. Его карьера летит к чертям. Да что карьера! Он разом перечеркнул свою прежнюю правильную жизнь. Ему грозит реальный срок за вчерашние выстрелы и за сегодняшнее нападение на оперативника. И всё из-за меня. Ради зыбкой надежды, что я помогу его сыну встать на ноги.
О, господи! Да если бы я был всесилен, я бы помог всем детям-инвалидам на свете! Всем спинальникам и колясочникам, всем шейникам и децепешникам! Прежде всего, Вонючке, униженному мальчику, который мечтает писать музыку, но не может воспроизвести ни одного членораздельного звука. Он даже поесть не может, не испачкав одежды. Вонючка один, без мамы и папы, без виртуальных друзей в Интернете. Ему в десять раз хуже, чем Сергею из благополучной семьи.
Я делаю жест Марго, чтобы отошла, и пинаю мяч в ноги Сергею.
— Давай! Ты можешь! У тебя такой же диагноз, как у меня. Я встал, и у тебя получится. Напрягись, сосредоточься. Заставь свои ноги двигаться. Компрессионный перелом — это не приговор. Твой организм справится, если ты очень захочешь. Ты должен ходить. Ты будешь играть в футбол не только на компьютере!
Сергей старается. Он откидывает голову, стискивает зубы и закрывает глаза. Вспотевшие волосы липнут ко лбу. Его руки вцепились в колеса коляски, грудь напряглась, все действующие мышцы тела призывают больные ноги последовать их примеру.
Мячик откатывается от ноги Сергея. Всего ничего, несколько сантиметров. Что это — результат его усилий или отскок?
Я хочу похвалить Сергея, но в последний момент останавливаю себя. Я вспоминаю, при каких обстоятельствах я сам встал на ноги. Меня никто не хвалил. Напротив, я испытал сильнейший стресс. На меня навалился Дэн, он стянул с меня трусы и ткнулся возбужденной плотью. От беспомощности я был на грани помешательства, а Дэн продолжал насилие. Весь мир моих желаний в тот момент сконцентрировался в одно сильнейшее чувство. Я хотел остановить Дэна и уйти.
И что-то помогло мне шагнуть через край своих возможностей.
Я смотрю на Сергея и постепенно вскипаю.
— Ты маменькин сынок. Ты слабак! Живешь с родителями в прекрасной квартире, и думаешь, так будет всегда? Фиг! Ты видел, что наделал твой отец? Он нарушил закон, и его посадят. Твоя мать не сможет одновременно работать и ухаживать за тобой. У вас не будет денег. Вы переедете в меньшую квартиру, а потом совсем в маленькую, где-нибудь у черта на рогах! У тебя не будет ни компа, ни Интернета. Ты будешь передвигаться на рухляди и редко выезжать во двор. Все забудут о тебе, словно тебя и нет на свете! И самое главное, у тебя никогда не будет девчонки. Никогда!
Сергей ошарашено смотрит на меня, а Марго пытается понять, куда я клоню. Они оба еще не знают, на что я решился.
Я стягиваю свою футболку, подхожу к Сергею и силой связываю ему руки за спиной.
— Папа, — пытается позвать он.
Я разрываю его футболку и запихиваю ее в рот.
— Вот так! Теперь ты не пикнешь. — Я пристально вглядываюсь в глаза Сергея, пытаясь увидеть предел его отчаяния. — Отец не придет на помощь. Ему не нужен калека. Теперь я буду ему сыном вместо тебя! Ты понял? Я, а не ты! Это я встал с коляски при такой же травме, а ты не можешь. Зачем ему сын-слабак. Зачем ты вообще должен жить. Знаешь, что я сейчас сделаю? Сброшу тебя с балкона!
Я разворачиваю коляску лицом к балкону и распахиваю две створки балконной двери. Балкон не застеклен, я заглядываю через край и возвращаюсь к Сергею.
— Двадцать второй этаж, чувак. Клево! Ты успеешь вспомнить лучшие моменты ходячей жизни. Ну, что, полетели?
В глазах мальчишки паника. Это то, что надо. Сейчас — или никогда!
Я отвожу коляску на противоположный край комнаты для лучшего разгона. Руки Сергея связаны за спиной, ноги парализованы, он беспомощен. Я встаю сзади и шепчу ему на ухо:
— Сейчас я побегу и разгоню твою коляску. Она ударится о порог и подпрыгнет. Вы взлетите, но коляска останется на балконе, а ты, чувак безногий, перевалишься через перила. И полетишь в последний полет. У тебя единственный шанс выжить — упереться ногами. Но ты не сможешь этого сделать. Ты слабак! — Я даю возможность переварить информацию перепуганному мальчишке и решительно выдыхаю: — На взлет!
Я разгоняю коляску. Сергей тщетно дергается. Мы мчимся к открытому балкону. А вот и порог! Колеса подскакивают, мальчишка вылетает из коляски и…
Всё! Это конец. Что сделано, то сделано.
69
— Ты псих! — Марго дико смотрит на меня.
Я переодеваюсь в свою обычную одежду, выталкиваю девушку из комнаты и выхожу сам. На кухне Самаров привязал оперативника к стулу, и ждет, когда он очнется. Хозяин квартиры настолько занят своей проблемой, что кажется, ничего не слышал. Он смотрит на меня вопросительным взглядом.
— У меня не получилось, — честно признаюсь я.
Самаров морщится от внутренней боли, я делаю шаг к выходу, он жестом останавливает меня.
— Павел, тебе лучше сдаться. Савчука, главаря банды, задержали. Он частично парализован, но выжил. Он даст показания, что ты действовал по принуждению. Бандиты угрожали жизни девочки, ведь так?
Марго кивает. А я смотрю в пол. Меня даже не радует, что сволочь Тиски теперь инвалид. Еще месяц назад, слушая сообщения об автокатастрофах и взрывах, я с горечью осознавал, что нашего полку колясочников прибыло. Это пугало и утешало одновременно. Пусть сытое общество, наконец, задумается, что нас много, и мы не виноваты в том, что с нами случилось! Но сейчас я так подавлен, что не желаю участи инвалида даже своему врагу Тиски. Достаточно колясочников! Пусть все будут здоровыми!
Самаров замечает мою нерешительность и продолжает убеждать:
— Я веду твое дело. Если даже передадут другому следователю, я смогу повлиять. У меня много знакомых адвокатов. Я найду самого толкового. Мы сделает так, что наказание будет минимальным. Скорее всего, условным.
— Вам самому потребуется адвокат.
Самаров смотрит на связанного оперативника и безнадежно машет рукой.
— Мне уже все равно.