Играет музыка из портативной колонки Кевина. Он всегда включает ее, убавляя звук телевизора. На этот раз до меня доносится песня I Want It All группы Queen:
Listen, all you people, come gather ʼround.
Вы услышьте, люди, мой громкий глас.
I gotta get me a game plan, gotta shake you to the ground.
Я попытаюсь серьезно потрясти вас, и не раз.
Just give me what I know is mine.
Отдайте то, что мое и так.
People, do you hear me? Just give me the sign!
Люди, вы слышите? Подайте мне знак!
It ain’t much I’m asking, if you want the truth.
Не так уж много я прошу сейчас.
Here’s to the future for the dreams of youth.
Надежды юных не заботят вас.
I want it all, I want it all, I want it all, and I want it now.
Я все хочу, я все хочу, я все хочу, и все – сейчас.
Устроившись за одним из скрипящих столов, коротаю время, просматривая ленту соцсетей. Хоть кто-то живет красиво, не то что я в окружении столов и чашек! Платья из новых коллекций Chanel и Elie Saab, красные ковровые дорожки, стильные дома в Беверли-Хиллз и Малибу, шикарные спортивные машины и белоснежные улыбки мелькают все быстрее на экране под моим пальцем. Да, хоть над чем-то я имею власть в этой жизни.
– Я протру столы, а ты подмети пол, – доносится голос Кевина.
– Не могу, я очень занята, – отмахиваюсь я, не отвлекаясь от фото на экране старого смартфона. Это же подвеска от Tiffany.
Расслабься, у тебя такой никогда не будет!
– И чем же?
– Ладно, перефразирую: щетка грязная, и мне не хочется.
Кевин подходит ближе. Я неохотно прячу мобильный в карман джинсов и встаю.
– Зачем делать уборку каждый день? Тут и так чисто.
– Потому что я верю в теорию Энгельса[10].
Я недовольно хмыкаю, упирая руки в бока.
– Не ленись, Пеони! Труд превратил обезьяну в человека, так что для тебя тоже не все потеряно.
Он вручает мне щетку для пола, а сам протирает столы.
В конце дня, когда на город опускаются сумерки, становится ужасно грустно от обыденности вокруг. На фото в соцсетях люди проводят время в модных клубах в стиле лофт, в уютных домах на берегу океана и в дорогих пентхаусах на Манхэттене. Здесь же обстановка располагает к унынию, апатии и неминуемой смерти: плохо освещенный зал, скрипучие столы и стулья, картины в черных рамах с изображением кружек, зеленые салфетницы и сахарницы, полотенца и салфетки в зеленую клетку – все это навевает угнетающую тоску. За дверью с круглым окном и облупившейся ручкой еще унылее: проржавевшая раковина, древний холодильник (тоже ржавый), каморка, где хранится кофе (самое чистое место в кофейне и, что уж скрывать, вкусно пахнущее), и туалет.
За окнами с логотипом кофейни снуют незнакомцы, имена которых я никогда не узна́ю. Какие события их ожидают? Понятия не имею.
Проезжает полицейская машина. Куда и зачем она едет? Это мне неизвестно.
По телевизору одна реклама сменяет другую: чипсы, смартфон, пылесос, газировка, помада, прокладки…
– Интересно, есть ли в этом мире что-то, что не нуждается в рекламе? – бормочу я себе под нос. – Нечто, что есть у всех и никогда не заканчивается…
– Человеческая глупость, – встревает в мой разговор с собой Кевин, – она, как известно, бесконечна.
Я перевожу на него взгляд:
– Думаешь, я тут навечно?
Он теряется, но все же отвечает:
– Думаю, реклама хлопьев – неплохой старт.
Я поражаюсь тому, как нагло это звучит.
– У меня талант! – восклицаю я и становлюсь на стул, который неприятно скрипит подо мной. Представляю, что это сцена.
– …выводить меня из себя.
Прочищаю горло и с чувством декламирую произведение Роберта Фроста[11] «Другая дорога» – мое любимое стихотворение:
В осеннем лесу на развилке дорог
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако и я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.
Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженнее, что ли, она была
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.
Кевин смотрит на меня исподлобья, опершись рукой на столешницу.
И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.
Еще я вспомню когда-нибудь
Далекое это утро лесное:
Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть —
И это решило все остальное.
Я вскидываю подбородок. Кевин молчит. Вопросительно смотрю на него в ожидании мнения. Что скажешь на это, мистер Умный Умник?
– Убийственно, – отмечает он. По тону я понимаю, что он хотел сказать нечто вроде: «Это самая большая куча дерьма, которую я только видел, скорее убери ее с моих ботинок», но почему-то не стал.
Я спускаюсь на пол.
– Отличное стихотворение, но… что это за голос?
– Мой голос. Для выступлений и декламирования.
– Не надо! Когда ты так говоришь, у тебя сильно кривится рот, будто ты собираешься обзавестись черными усиками и начать мировой геноцид.
Я вскидываю руки:
– Думаешь, я всю жизнь буду вот так подметать полы в забегаловках… – Вопрос становится утверждением, потому что я знаю, что так и будет.
– Этого я не говорил. – Он переходит к другому столику. – К тому же ты и этого не делаешь.
– Когда-нибудь я войду в эти двери, и ты поразишься, насколько я буду шикарна.
– Ты не вспомнишь об этих дверях, если это случится.
Я не спорю.
Снова повисает тишина, я лениво вожу щеткой по полу.
– Так, значит, ты не исключаешь такой возможности…
Он вытирает последний столик, кидает тряпку на барную стойку, подходит ко мне и вырывает щетку из рук.
– Не исключаю возможности, что, проводя меньше времени в соцсетях, ты не забыла бы, как этим пользоваться.
Я корчу гримасу, а он принимается за пол.
– Да что с тобой такое?
– Это со мной что такое? – Он выпрямляется и на пару секунд прикрывает глаза, словно считает про себя, чтобы не сболтнуть лишнего. – Ты в самом деле считаешь, что в обязанности бариста входит протирание столов и мытье полов?
– Наверное.
– Ты меня когда-нибудь слушаешь?
– Иногда, – признаюсь я, едва кивая, – но по большей части я просто смотрю, как движется твоя челюсть.
– Тогда я скажу еще раз и прямо: я получаю одну зарплату, а работаю за нас обоих. И дело тут не в деньгах, но вот немного благодарности не помешало бы.
– Ну что ж… большое спасибо.
– Большое пожалуйста.
Я прищуриваюсь:
– А почему ты это делаешь?
– Потому что… – Он явно теряется. – Потому что мне проще потратить пятнадцать минут и сделать самому, чем просить тебя и полчаса выслушивать, почему ты не станешь, таким образом тратя почти час на плевое дело.
Я пожимаю плечами:
– Это ведь твой выбор, верно?
– Да, определенно мой. – Он кивает и закусывает губу. – Ты… ты знаешь, тебе очень повезло с работой. Ты днями ни черта не делаешь и получаешь за это деньги. В другом месте тебя бы давно выставили.
– Это все?
– Меня ужасно бесит то, как ты ведешь себя с людьми.
– И как же я веду себя?
– Так, будто окружающие – рабы, не желающие продолжать строительство твоей усыпальницы.
– Что, прости?
– Как бы ты ни относилась к этому месту, это твоя работа, ты должна ее выполнять, потому что она приносит тебе деньги.
– Деньги? Да разве это деньги? Едва на проезд и хот-дог на обед хватает. Что это за такая великая работа? Каковы перспективы? Завтра ты позволишь мне отдраить унитаз?
– Нет, – выдыхает он, – этим я займусь сам. Как и вчера, и позавчера, и все дни подряд.
– Вот видишь, а у меня другие перспективы, и для этого мне необязательно чистить унитазы.
– Похоже, природа была не особо щедра, наделяя тебя совестью.
– Зато достаточно щедра, наделяя мозгом, который советует поскорее бежать отсюда. И тебе, кстати, тоже.
– Неужели я обязан все это выслушивать? – бормочет он.
– Чтобы ты знал, я собираюсь на кастинг в рекламу через неделю, а там и до ролей в кино недалеко, а потом и до самых престижных наград в кинематографе.
– Кто же тебя так жестоко обманул? – Глаза-воронки не моргая смотрят на меня.
– Ты хоть знаешь, с чего начинал карьеру Аарон Пол?
– Я даже не знаю, кто такой Аарон Пол.
– С рекламы кукурузных хлопьев! – выпаливаю я. – А Тоби Магуайр – с рекламы сока, а Сальма Хайек – с рекламы сети закусочных… – Он молчит, а я продолжаю: – Брэд Питт в свое время работал аниматором в костюме цыпленка, а Джим Керри вообще был уборщиком, как и Киану Ривз. Так что все, что происходит здесь… – я обвожу рукой зал, – никак не характеризует меня и не определяет мое будущее.
Он еле заметно усмехается. Что бы я ни говорила, он само спокойствие. Я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него. Вовремя останавливаю себя, выдыхаю, выпуская напряжение. Давно пора признать, что невозможно победить соперника, используя остро заточенный нож, если у него в арсенале снайперская винтовка.
– Я не хочу тебя разочаровывать, но, знаешь, мир выглядит совсем иначе для тех, кто видит дальше собственного носа. Брэд Питт, Тоби Магуайр, Джим Керри – исключения из правила. А правило таково, что миллионы Брэдов, Тоби и Джимов прыгают в костюмах куриц и метут полы, оставаясь там, где они есть, до конца жизни. Я не считаю это трагедией, потому что, как ты и сказала, не всякая работа характеризует человека. Но я все равно не стал бы так нагло себя обманывать.