Эту веру в Хасане не могло поколебать ничто до той поры, пока он не встретился с богословом по имени Амира Зарраб, любившим повторять: «По этому поводу исмаилиты полагают, что…» Хасан постепенно принял учение исмаилитов, последователей одной из наиболее ортодоксальных ветвей мусульманства.
К 30 годам молодой исмаилит замыслил сделать Персию оплотом исмаилизма, откуда его сторонники поведут сражение с суннитами и шиитами, а также и сельджуками, захватившими к тому времени всю Малую Азию (территория Турции).
Долгих десять лет Хасан ас Саббах, гонимый и преследуемый, проповедовал идеи исмаилитов.
Постепенно число его сторонников выросло настолько, что он смог перепоручить проповедническую деятельность своим последователям, а сам удалился в свою резиденцию — крепость Аламут, ставшую центром исмаилитов.
Хасан прожил в крепости 34 года — до самой смерти, не покидая даже своего дома, но, как писал иранский летописец, «напряг все силы, чтобы захватить округа, смежные с Аламутом, или места, близкие к нему… Везде, где он находил утес, годный для укрепления, он закладывал фундамент крепости».
Он жил аскетом, строго соблюдал законы, не делая ни для себя, ни для окружающих никаких исключений. Так, он велел казнить одного из своих сыновей, застав его за распитием вина. Другого сына Хасан приговорил к смерти, заподозрив, что тот был причастен к смерти одного праведника.
Сторонники Хасана мечтали находиться при нем, проповедовать его учение, и были эти люди «его глазами и ушами», доносившими обо всем, что творилось за стенами замка. Кто приходил в Аламут, становился неподвластен земным правителям, а о небесном заботился Хасан.
В Аламуте были собраны знаменитые ученые, маги, алхимики и оккультисты. В замке шла по-настоящему большая и напряженная научная работа. Все усилия были направлены на подчинение чужой воли, на умение распознавать сущность скрытого, на передачу мыслей, а значит, и приказов на большое расстояние…
Для демонстрации своей власти посетителям крепости Хасан ас Саббах указывал на стражника, стоящего на вершине башни, который по его знаку бросался головой вниз. В зависимости от важности вопроса, собственного настроения или впечатления визитера таких самоубийств могло быть три, пять, десять…
Влияние ас Саббаха распространилось по всей стране и даже за пределами Ирана. В тиши аламутского уединения была сформулирована теория политического террора, которая надолго пережила своего создателя. Убийства врагов тщательно планировались и были прекрасно организованы. Хасан ас Саббах разработал тактику покушений, создал систему подготовки смертников и убийц, способных преодолеть любые кордоны и готовых погибнуть, сделав святое дело.
Первой жертвой стал визирь Низам аль-Мульк. Хасан объявил своим сторонникам: «Убийство сего шайтана возвестит блаженство». Готовность освободить мир от «сего шайтана» изъявил человек по имени Бу Тахир Аррани. Убийство свершилось 10 октября 1092 года. Едва визирь покинул комнату, где принимал гостей, и поднялся в паланкин, чтобы проследовать в гарем, как Аррани откинул полог и вонзил нож в его сердце. Стражники метнулись к убийце и задушили на месте, однако визирь был уже мертв.
Весь арабский мир ужаснулся, в Аламуте же царила великая радость. Хасан ас Саббах приказал вывесить памятную табличку и на ней выгравировать имя убитого, а рядом — имя святого творца мести. Султан Мелик-шах приказал немедленно уничтожить гнездо исмаилитов в Аламутской долине. Но через 20 дней и сам умер, и современники были убеждены, что его отравили.
«Жертвующих жизнью» — фидаев — готовили в замке Ламасар. Подготовка каждого занимала многие годы. Кандидатов тщательно отбирали, они проходили долгую и всестороннюю подготовку, так что могли выдавать себя за купцов и вельмож, разносчиков воды и музыкантов, солдат и муфтиев; их приучали к терпению, они месяцами могли ждать момента, удобного для удара, они знали десятки способов убийства. Убив намеченную жертву, фидаи совсем не заботились о том, как выжить самим, ведь благодаря Хасану, закончив дела на земле, они сразу же должны были попасть в рай. Столь радикального изменения сознания ас Саббах достигал благодаря гашишу, вызывавшему галлюцинации.
Марко Поло, проезжавший Персию в 1293 году, позднее рассказывал, что молодого юношу, выбранного в убийцы, одурманивали наркотиком и относили в чудесный сад, где росли все дивные плоды и благовонные кусты. В разных уголках сада высились дворцы самой разнообразной архитектуры, украшенные золотом, картинами и богатыми шелковистыми коврами… Каждого, кто попадал в это благословенное место, встречали очаровательные девушки, обученные искусно петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах, а главное — им не было равных в кокетстве и искусстве обольщения… Большинство учеников, успешно прошедших теоретический курс Хасана, проведя несколько дней в мире немыслимых наслаждений, вновь одурманенные, возвращались обратно. Их души были целиком во власти своего господина, и они готовы были выполнить любой его приказ.
Магомет обещал тем, кто повинуется его законам, радости рая и чувственные удовольствия в обществе очаровательных гурий. Хасан же внушал своим последователям, что он тоже пророк и ровня Магомету, раз у него есть власть впустить заслуживающих его милость в рай еще при жизни.
Считается, что прозвание «ассасины» фидаи получили от крестоносцев, трансформировавших так слово «гашиш».
Получив прекрасное образование, молодые люди по приказу Хасана ас Саббаха шли на службу к правителям Востока и Европы. Они быстро делали там карьеру, становились любимцами своих повелителей и годами, порой всю жизнь, ждали от главы ассасинов приказа. И тогда, совершенно не заботясь о собственной безопасности, пускали в ход яд, кинжал или шелковый шнурок…
Современница происходивших в XIX веке событий, Е. И. Козилина, писала: «Каракозов был и серее, и еще озлобленнее Ишутина; он, хотя кое-как и переполз из бурсы в университет, учиться положительно не мог и, не умея по своей неразвитости ни к чему приспособиться, перекочевывал из одного университета в другой, нигде подолгу не уживаясь. Не перейдя на третий курс, он успел побывать сначала в Московском, затем в Петербургском, Казанском и, наконец, опять в Московском университете, и всюду его угнетала все та же беспросветная, унизительная нужда. Это и делало его человеконенавистником, всегда готовым на всякое злое дело в отместку за все свои неудачи».
Каракозов, совершивший первый террористический акт против Александра II, в исторических трудах советского периода представлен как личность героическая. И никто из историков почему-то не упоминал, что при аресте у славного борца с самодержавием были изъяты «восемь порошков морфия».
Тяжелое психическое состояние, видимо, было вызвано порошками, «ядами». В воспоминаниях революционеров очень часто упоминаются «яды». Что имелось в виду?
Во второй половине XIX века в России получил распространение морфинизм — пристрастие к употреблению морфия.
Исследователи отмечали особое расположение к наркотическим веществам «нервных, раздражительных людей, которые на самом деле не больны, но чувствуют себя всегда расстроенными… Это неврастеники, истеричные, меланхолики и т. п. Они-то и набрасываются на средства, выводящие их из естественного для них печального состояния». Указывались и причины распространения морфинизма: «Оттого так много морфинистов даже среди на вид здоровых людей во всех городах, где кипит общественная жизнь, где рано расстраиваются у граждан нервы». Количество морфинистов среди интеллигенции было весьма значительным. «Число предающихся морфию из года в год усиливается; тысячи мужчин перед началом занятий ежедневно вводят себе отраву». Лица, пристрастившиеся к наркотику, не только становились «негодными членами общества», но и были готовы «на самые тяжелые преступления, лишь бы доставить себе любимое средство».
На фоне морфинизма совершенно по-иному выглядят хорошо знакомые факты поиска «ядов» революционерами. Например, будущий террорист А. Соловьев, прибыв в Петербург, во время встречи с А. Д. Михайловым попросил у него яду. «Однажды, идя со мной по улице, — писал в показаниях А. Д. Михайлов, — когда я стал прощаться с ним, он обратился ко мне с вопросом, не могу ли я ему достать яду. Я осведомился, какого и в каком количестве…»
В источниках также нередко отмечается, что многие революционеры после задержания сходили с ума, кончали жизнь самоубийством и пр. Например, один из числа участников подготовки цареубийства 1 марта 1881 года, Аркадий Тырков, во время следствия заболел психически; следствие было прекращено, и его отправили в казанскую психиатрическую больницу. Петр Тычинин «признал свое участие в слежке за царем. Во время следствия он заболел психически и покончил жизнь самоубийством в доме предварительного заключения, бросившись вниз с лестницы галереи третьего-четвертого этажа». Елизавета Оловенникова «признала свое участие в слежке, но до суда заболела психически». Такое поведение напоминает поведение наркоманов, лишенных наркотиков, в период ломки.
В революционной среде в конце 80-х годов XIX века широко освещалась, вызвав сенсацию и брожение в обществе, смерть некоторых народовольцев на Каре, которые якобы покончили жизнь самоубийством в знак протеста против ужесточения режима содержания. События, по сообщениям революционных источников, развивались следующим образом.
В ночь на 11 ноября 1889 года «Калюжная, Ковалевская и Смирницкая отравились каким-то из минеральных ядов. Попытки медицинских работников выяснить наименование принятого яда не увенчались успехом». «Ковалевская находилась уже в бессознательном состоянии. Калюжная также была очень плоха. Смирницкая выглядела лучше других, но она наотрез отказалась сообщить название яда и принять какое-либо пособие». Ковалевская, очнувшись от забытья, попросила… сделать ей внутримышечный укол морфия. Вскоре все три революционерки умерли. Часть мужского населения тюрьмы решили совершить групповое самоубийство. «Родом смерти они выбрали отравление опием, который и решено было принять в ближайший вечер после поверки. Однако яд оказался весьма плохого качества и не произвел на отравлявшихся никакого вредного действия, кроме продолжительной сонливости». В другой раз бывшие члены революционно-террористических формирований «снова делят между собой яд — на этот раз более страшный и действенный — морфий». Возникает вопрос: откуда в тюрьме новейшие сильнодействующие наркотики? Самоубийство в изложении революционной прессы выглядело следующим образом: «Приняв по три большие дозы морфия, одну за другой через некоторые промежутки времени, все они впали в забытье… После этого Бобохов с Калюжным еще раз проснулись и приняли еще одну (уже четвертую) дозу яда… Очнувшись от наркоманийного опьянения, революционер Бобохов вскочил, кинулся к коробке с морфием и целыми горстями стал пожирать яд». После смерти наркомана от передозировки наркотика в его книгах была найдена коротенькая записочка к товарищам: «Прощайте, братья! Страдайте, боритесь, — наше дело победит!»