Французские государственные телеканалы в своих победных реляциях сообщали о бомбардировке Приштины десятками крылатых ракет, а затем без всякого стеснения показывали колонны косовских беженцев, якобы спасающихся от репрессий сербской полиции. Разрушенный мост через Дунай в Нови-Саде — это военный объект, уничтоженный завод бытовой техники в Чачаке — тоже урон «репрессивному аппарату Милошевича». Зато ни разу не прозвучало в общенациональном эфире страшное известие о тысяче жертв бомбардировок, не было там ни слова и о попадании натовских ракет в древний косовский монастырь Грачаница, взятый под охрану ЮНЕСКО.
Примером тотальной цензуры на сообщения из Югославии стали данные о потерях французской стороны в этом регионе. В ответ на многочисленные вопросы, возникшие в ходе брифингов, происходивших в министерствах иностранных дел и обороны, в ответ на сообщения СМИ других западных стран, а также на информацию из Белграда пресс-секретари обоих министерств в унисон со штабами НАТО утверждали, что контингент стран-участниц не понес никаких потерь. При этом не было проведено ни одного журналистского расследования.
В освещении самой военной кампании официальные власти использовали все свое влияние, чтобы оправдать ее и исказить суть. Несколько частных и государственных телеканалов направили в конце марта 1999 года свои съемочные группы в Албанию и Македонию, откуда они ежедневно транслировали передачи, где зачастую показывали одни и те же кадры прибытия косовских албанцев в палаточные лагеря, и интервью, в которых рассказывалось исключительно о насилии сербов в Косово. Центральная пресса в целом поддерживала официальный курс, критикуя его только тогда, когда официальные власти пытались внести свой вклад в урегулирование балканского конфликта. Однако эти инициативы в виде предложений установить протекторат ЕС над Косово, проработка других совместных действий с руководством Германии или Великобритании наталкивались на негативную реакцию со стороны Вашингтона, в результате чего французское руководство с опорой на национальные СМИ возобновляло антисербские выступления.
На конференции, организованной в апреле 2000 года Союзом афинских журналистов, журналист Филипп Нашли (газета «Санди таймс») прямо обвинил военное руководство НАТО в сознательной и постоянной лжи представителям прессы во время и после окончания военных действий, чтобы держать в неведении широкую общественность о происходящем. В частности, по его словам, «западные читатели не знали, что НАТО лгало им, когда заявляло, что не наносит специально ударов по гражданским объектам и что потери среди гражданского населения являются чистой случайностью».
С июня 1999 года все сербские СМИ в Косово прекратили свое существование. К косовским албанцам перешли помещения редакций и оборудование сербских СМИ. На многочисленные обращения представителей властей Сербии в Косово к руководству КФОР и миссии ООН содействовать возобновлению выхода прессы на сербском языке действенных мер не было принято. За это же время список издававшихся ранее албанских СМИ пополнили: информационное агентство, ряд газет, радио- и телестанций. В настоящее время в крае издается больше сотни ежедневных, еженедельных и ежемесячных газет и журналов на албанском языке. У косовских сербов нет ни одного печатного или электронного издания.
А единственный оставшийся после бомбардировок в Косово ретранслятор официальных телепередач Белграда был уничтожен французскими военнослужащими из состава сил КФОР. Как заявил представитель этих сил, ретранслятор был поврежден и представлял собой угрозу для жизни людей. На самом же деле он находился в горной непроходимой местности вдали от населенных пунктов.
КОНСЦИЕНТАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ
Процитируем интересный документ, с которым любой может ознакомиться в том же Интернете.
Редакцией «Российского аналитического обозрения» был получен странный документ, на котором стоит какой-то суровый штамп (возможно, приемной Совета безопасности?) и в котором оторвана (руками, грубо и неряшливо) нижняя и верхняя части листа с подписями и другими указаниями на авторство письма. С документа сняли копию и тут же на всякий случай уничтожили.
Мы полагаем, что публикация данного документа позволит обратить внимание профессионалов, озабоченных проблемой построения мощной, хорошо защищенной и немилитаристской Российской государственности на принципиально новый тип безопасности и на само понятие «безопасность», в структуру которого входит не только вопрос «от чего защищаться», но и два других, не менее важных вопроса: что защищать (цели и будущее России) и кому защищать (или кто способен защищать — только тот, кто владеет действительно современными технологиями и типами оружия)?
Секретарю Совета безопасности РФ А. И. Лебедю.
Конфиденциально.
Уважаемый Александр Иванович!
К Вам обращается группа… (осталась часть слова — «онструкт…», возможно, оно значит «конструкторов»? — Ред.)…
Мы считаем необходимым обратить Ваше внимание на принципиально новый аспект стратегической безопасности страны. Речь идет об образовательной или гуманитарной безопасности. Наиболее конкретно и материально данный род безопасности воплощается в учебных пособиях и учебниках, а сами учебники становятся сегодня новым типом стратегического оружия — консциентальным оружием (от латинского «консциенциа» — сознание).
Дело в том, что ключевым фактором мощи страны является сегодня, с нашей точки зрения, уже не атомная бомба или иной вид вооружений, а сама способность проектировать и изготовлять бомбу и подобные ей изобретения. Кстати, эта точка зрения полностью совпадает с точкой зрения покойного Ричарда Никсона, которую он изложил в своей книге «Победа без войны» и которая во многом обусловила поражение СССР в «холодной» войне. Для нас очевидно, что и суть Ваших предложений по модернизации армии (мобильные сверхквалифицированные бригады и инфраструктура опорных баз) также основывается на имеющей первостепенную важность способности побеждать не числом, а умением, не количеством танков, а правильным их применением.
Таким образом, основным полем войны, противостояний, партнерства между государствами и иными геополитическими субъектами сегодня становятся сами «умы», а если точнее — состояние и качество сознания. Именно соревнованием сознаний определяется реальная, не фиктивная мощь страны. Причем важно подчеркнуть: сознание ныне становится не метафорой, не банальным указанием на преимущество умного над дураком, а предельно конкретным и рассчитываемым предметом воздействия и оперирования.
Не случайно СМИ становятся сегодня нередко более грозным и многократно более коварным оружием, чем танки и самолеты. Также не случайно, что мало кто понимает реальное устройство и механизмы СМИ-удара по сознанию. Но это не отменяет того факта, что сегодня сознание (невидимое, нематериальное, то, что нельзя пощупать) становится столь же материальным, как и мощь неощущаемого атомного ядра.
Из этого, разумеется, не следует, что надо перестать заниматься танками и самолетами, войсками стратегического назначения и пр. Из этого следует, что (…) начало XXI века, самые первые годы XXI века станут временем консциентальной войны. Проблема консциентальной войны и ставит на повестку дня проблему образовательной безопасности.
Оружейной материей консциентальной войны являются, с нашей точки зрения, учебники и целевые пособия, включающие в себя телевидение, дисплеи и программы персональных компьютеров, компьютерные игры и, конечно же, традиционные книги. За всей этой материей стоит дидактика — то есть форма целевого воздействия на сознание.
Важно подчеркнуть, что образовательная безопасность принципиально отличается от информационной безопасности — так же, как консциентальные войны абсолютно отличны от информационных войн. Разумеется, в сферу образовательной безопасности попадает как вопрос защиты компьютерных программ и систем, так и вопрос организации правильного восприятия информационно-пропагандистских ударов противника. Однако проблема образовательной безопасности отнюдь не сводится к этим двум второстепенным вопросам, но имеет свой собственный предмет: выращивание многомерного целеорганизованного сознания на самобытной историко-традиционной культурной основе и превращение такого сознания в материальную силу.
Мы готовы более подробно, с детальной аргументацией, пояснить наше видение. Но суть нашего обращения к Вам сводится к двум предложениям:
1. Профессионалы, которые способны отвечать за безопасность страны, должны сегодня обратить внимание на проблему образовательной безопасности и консциентального оружия. Именно Россия может и должна стать лидером в этой области, поскольку имеет здесь ряд принципиальных изобретений и поскольку уровень российской практико-ориентированной науки о сознании является пока что недосягаемым для других стран и иных геополитических субъектов. В целях безопасности страны необходимо начать широкомасштабную разработку и изготовление консциентального оружия. Необходим особый секретный консциентальный проект.
2. Необходимо срочно создать КБ, в котором можно было бы начать работы над российским консциентальным оружием. По образцу созданного в разгар Великой Отечественной войны Главного управления по реализации уранового проекта предлагаем создать Главное управление по реализации консциентального (дидактического) проекта.
Мы готовы провести все предварительные и итоговые работы по данному проекту, представить детальные обоснования наших утверждений.
Просим Вас…
(Текст обрывается.)
Так откуда же «растут ноги» этого письма? Далеко ходить не надо. Еще в первые месяцы после предательского Хасавюртовского мира, ставшего во многом продолжением разнузданной избирательной кампании этого же 1996 года, политологи Ю. В. Громыко и Ю. В. Крупнов, анализируя ситуацию и причины этого политического дефолта России, выдвинули концепцию «консциентальной войны».