— Мне понятно, что природа натерпелась от нас и теперь некоторым образом мстит, — сказал Федор Федорович. — Поделом, конечно, но мы знаем, что был и всемирный потоп, и ледниковый период, когда с лица Земли разом исчезла вся живность. Зачем эта нудная терапия? Или нас из самозванных царей за шкирку сажают на наше истинное место, предварительно повозив носом по нашим же безобразиям? Уберите, мол, за собой и впредь не высовывайтесь. Закончив на такой малоутешительной ноте, Федор Федорович замолчал и начал постукивать толстыми коричневыми пальцами по клеенке, как бы показывая, что теперь самое время подумать. Разомлевшие от сытной еды ребята полезли наверх. Женя устроился на уютном диванчике и закрыл было глаза, но тут Боря сказал со своего топчана:
— «Дождевики» — опасные ребята. Если зазеваешься, уволокут в лес, и тогда пиши пропало. А что — они же дураки тупые. Стукнут по башке поленом и уволокут, — он посопел. — А если не «дождевики», то зверюга какой-нибудь подкрадется. Хорошо, если ты на колесах или бегаешь быстро, — он опять посопел. — В общем, никакого житья. То «черный» дождь, то хмыри всякие болотные да лесные, наверху птички эти, — он снова посопел и оживился. — А с дедом жить можно. У него поле здоровенное. Он в ДНП начальник. Помнишь, как он этого кабанчика? Захрюкал, как миленький, и — в лес. Да это что? Дед как-то в лесу нос к носу столкнулся с лешим. Страшный, говорит, старый, мхом и паутиной оброс. Померились, у кого биополе сильнее, да так и разошлись. После этого деда каждая козявка узнаёт. Говорит, не простой был этот леший. Боря помолчал и тихо добавил:
— Не нравится мне, как мы сюда добирались. Особенно эти, похожие на «дождевиков», не понравились. Я сразу понял — сейчас начнется. И точно. Кабан прискакал, опора свалилась, дождь пошел. Нигде дождя нет, а у нас есть. А сосна? Еще бы чуть-чуть — и на деда. Что б тогда делали?
— Да-а, — Женя поежился.
— За ним следить надо, — сказал Боря с суровой нежностью. — Совсем себя не бережет.
— У тебя больше никого нет? — догадался Женя.
— Твоё-то какое дело? — буркнул Боря. Женя пожал плечами, и в это время в дверь громко и сильно постучали. Три раза. Внизу раздались тяжелые шаги Федора Федоровича.
— Не открывай, — крикнул Боря. — Де-ед, не открывай. Он сорвался со своего топчана, прошлепал по полу босыми ногами и, зацепившись руками за ограждающие перила, свесился вниз головой в люк. Между тем, Федор Федорович, не трогая замка, осведомился:
— Кто нужен, любезный? На улице что-то тихо и невнятно сказали.
— Что? — спросил Федор Федорович. — Где авария? Ответили погромче, но опять же невнятно.
— Это вы, Спиридонов? — Федор Федорович щелкнул замком и открыл дверь. — Боже, что за вид?
— Спиридонова «дождевики» увели, — закричал Боря пронзительно. — Де-ед!
— Всё нормально, — отозвался вялый голос. — И нечего там орать. В саду кто-то сдавленно захихикал, а вялый сказал:
— В общем, авария, брат. Догоняй. Вместо ответа Федор Федорович начал судорожно, со всхлипами кашлять, Боря кубарем скатился вниз по лестнице, и лишь после этого Женя почувствовал глухую тревогу. Он бросился к окну и успел увидеть три угловатые серые фигуры, выходившие в открытую калитку. Далее их скрыла густая вишня, но Жене они показались знакомыми. Ну да, точно, это из-за них пришлось свернуть с лесной дороги на просеку. Над соседними садами низко висела небольшая, очень черная, отливающая металлом туча, немного похожая на дирижабль. Выла далекая сирена. В городе что-то происходило. Федор Федорович всё кашлял, правда, уже не так надрывно. Затем он, судя по шагам, прошел в комнату и, тщательно выговаривая слова, громко сказал:
— Хорошо, что вас не задело. Уводи Женю. Он произнес это не просто громко, а с усилием, как глухой, которому нужно, чтобы его обязательно услышали. Торопливо обувшись, Женя спустился вниз. Федор Федорович сидел на табурете, опустив голову и сжав виски ладонями. Боря стоял в дверях и с испугом глядел на него.
— Там черная туча, — сообщил Женя. Федор Федорович поднял голову и уставился на него немигающими остекленевшими глазами.
— Мимо тучи. Обойдите. Скорее. Лицо у него было неподвижное, лишь вяло шевелились губы, да по изрезанному морщинами лбу катился крупный пот. Наверное, ему очень тяжело было говорить. Вдруг он встал и пошел на Женю. Лицо мокрое, глаза невидящие, движения, как у манекена. Жене стало страшно. Он увернулся, юркнул в дверь. Боря уже мчался к калитке. Слыша за спиной тяжелые шаги, они проскочили калитку и понеслись по дорожке с такой скоростью, что не заметили, как очутились рядом с домом сторожа у въездных ворот. Сзади никого не было, никто за ними и не собирался гнаться.
— Что… с дедушкой? — переводя дыхание, спросил Женя.
— Туча, — сказал Боря, кусая губы. — Я же говорил… не открывай… «Они» шли за нами… Смотри. Женя обернулся и увидел, что черная туча мерно пульсирует. Она передвинулась и теперь находилась, судя по всему, над дедушкиным садом.
— У деда здоровенное поле, — сказал Боря сдавленно, в глазах у него стояли слезы. — Его так просто не скрутишь. Вот, елки-палки, уже без дождя научились пакостить… Едва он это произнес, как из-за дома сторожа бесшумно появилась серая фигура. Две другие вынырнули из ближайших кустов, замкнув оцепление. Бежать было бесполезно, и Женя, в отличие от рычащего и яростно отбивающегося Бори, даже не сопротивлялся, когда ему деловито связывали за спиной руки. У этих молчаливых, плохо и грязно одетых людей с невразумительными лицами были совершенно пустые безжизненные глаза. Правда, они не делали больно, а вот Боре, похоже, крепко досталось. Между тем, туча прекратила пульсировать, повисела еще немного над дедушкиным садом, затем плавно поплыла к шоссе. Там она снова остановилась, как бы решая, в какую сторону двигаться дальше, и вдруг со страшной скоростью понеслась над шоссе в сторону леса.
Секунда — и она исчезла из поля зрения. Непонятно, что было нужно этим серым людям. Они держали ребят под наблюдением и никуда, вроде бы, не собирались. Казалось — у них уйма времени, до того они были неторопливы. Так бы, наверное, и стояли на одном месте, не разговаривая, не делая лишних движений, даже не переминаясь с ноги на ногу. Прошло несколько минут молчаливого тоскливого ожидания, как вдруг на дорожке появился Федор Федорович. Походка у него была легкая, стремительная, и Женя даже подумал, что слава Богу — всё обошлось, поле здоровенное, как говорил Боря, вот и обошлось, но затем он увидел его окаменевшее лицо, безразличный остановившийся взгляд и понял, что чудес не бывает. Туча сделала свое черное дело, после чего улетела творить новую пакость, а того Федора Федоровича, которого он знал, больше нет. Есть кто-то новый, кого терпеливо ждали эти трое, и уже вчетвером они будут решать, что делать с пленными. А может, и не будут. Поленом по башке, как говорил Боря, и пиши пропало. Они же дураки тупые.
Когда Федор Федорович подошел, Боря тоскливо сказал:
— Эх, дед. Как же мы теперь? Что-то сверкнуло в глазах могучего деда, будто наружу пробивалось униженное, порабощенное «я», но затем глаза погасли.
— Хороший материал, братья, — сказал он невнятно, кивнув в сторону ребят. — В любую дыру пролезут.
— Это про дыру ты, брат, верно подметил, — безразлично отозвался кто-то из серой троицы. — Обработать на знаменателе, чтоб не удрали, и пусть лезут. В дыру-то. В радиоактивную.
— Пусть, — поддержали остальные. — Пусть. Женю подтолкнули в спину, легонько так подтолкнули, как послушное животное — иди, мол, за морковкой. И он пошел, потому что не видел другого выхода. А Боря огрызнулся и получил хорошего тумака. Они направились по шоссе в сторону леса, туда же, куда умчалась туча. Было жарко и неестественно тихо. Сирена в городе уже не выла.
— Завтра на склады пойдем, — нарушил молчание один из серых. — В Аркадьевку. Ты, брат, не знаешь, что там хранится?
— Ты ко мне, брат? — спросил дед. — Если ко мне, то там хранится всякая мерзость из пороха. Знаешь, что такое порох?
— Как же. Знаю. Скорее бы очиститься от всякой мерзости. Мир и покой.
— Мир и покой, — сказали все, в том числе и дедушка. Они говорили так, будто одновременно ели кашу, и это было очень противно.
— Развязывай руки-то, — прошептал Боря. — Со связанными далеко не убежишь.
— Не получается, — шепотом ответил Женя.
— Должно получиться, — убежденно прошептал Боря. — Надо наших предупредить про Аркадьевку. Как ни тихо они переговаривались, один из серых услышал.
— Не надо предупреждать про Аркадьевку, — сказал он монотонно. — Нам, человекам, дается последний шанс очиститься от скверны. И когда мы очистимся от скверны, у нас будет всё.
— На том свете у тебя будет всё, кукла безмозглая, — проворчал Боря, за что немедленно получил по шее.
— Плохой материал, братья, — сказал серый, которого обозвали куклой.
— Хороший материал, брат, — возразили остальные. — Но необработанный. Вот его обработать — цены ему не будет.
— Нет, это плохой, глупый, упрямый материал, — настаивал серый. — В муравейник его. А вот это хороший, послушный материал. И он неумело погладил Женю по голове. Этого Женя стерпеть не смог. Получалось, что одного постоянно лупили за строптивость, а другого то и дело нахваливали, как бы поощряя его послушание. Послушание обреченного стать безмозглой куклой. Женя не думал, что в следующую же минуту может быть схвачен, избит и посажен в муравейник. Он поднырнул под руку, которая гладила, и что есть силы боднул непокорной головой в податливый живот. Серый, охнув, повалился набок. В этот момент Женя увидел деда. Тот стоял в страшно напряженной неестественной позе и делал судорожные движения, как будто пытался сорвать с себя душившую его одежду. Глаза у него были совершенно сумасшедшие. Кажется, он медленно опускался на колени. Женя проскочил мимо другого серого, еще не сообразившего, в чем дело, и устремился вслед за Борей, слыша за спиной хаотичный топот, постепенно переходящий в целеустремленный галоп. Дробно стуча по асфальту босыми пятками, Боря высвободил руку, затем другую, швырнул в сторону веревку, после чего резко увеличил скорость. Он был прав — со связанными руками далеко не убежишь. Топот сзади неуклонно приближался, и чтобы отвлечь часть преследующих на себя, Женя вильнул на обочину, перескочил кювет и побежал по сухой колючей стерне прочь от дороги. В этот момент сильный порыв ветра стегнул по глазам колючими песчинками. Ему показалось, что он с размаху влетел во что-то вязкое, упругое. Перед глазами всё расплылось, в ушах заложило, как будто он куда-то стремительно падал, хотя никуда он не падал, а старался устоять на ногах, затем ветер разом утих. Что-то толкало бежать дальше, спасаться, и Женя не сразу понял, почему же он не бежит и не спасается. Потом всё встало на свои места. По шоссе, изредка сигналя, мчались машины, где-то вдалеке, скорее всего в поселке, играла музыка, пропала гнетущая тишина и мир снова наполнился звуками. Ветерок стал легким, ласковым, уже и не жарко было, потому что приближался вечер, а он стоял на выкошенном поле со связанными руками и молил, чтобы Боре повезло.