«Доктор Левитин» Давида Шраера-Петрова и тема еврейского отмщения[161]
Джошуа Рубинштейн
«Доктор Левитин» – первый роман из трилогии Давида Шраера-Петрова об отказниках и еврейской эмиграции, который был опубликован в переводе на английский [Shrayer-Petrov 2018]. Читая «Доктора Левитина», и в особенности главы его жестокой и драматической кульминации, я понял, с какой силой уничтожение семьи Левитина советской системой активизировало давно накипавшее в нем стремление к отмщению – чувство, которое накопилось за десятилетия насилия и репрессий. Известный и уважаемый врач, профессор, Герберт Анатольевич Левитин успешно работает в престижной московской клинике при медицинском институте, лечит пациентов, ездит на конференции, следит за новостями в области медицинских исследований по публикациям в западных научных журналах. Однако и его карьера, и жизнь его семьи летят под откос, когда они решают подать заявление на выезд в Израиль и получают отказ. Они переходят в категорию отверженных, которых называют «отказниками»: Левитина увольняют с работы, от него отворачиваются друзья и давние коллеги, его лишают привилегий, обеспечивавших его семье комфортное существование в столице СССР. Доктор Левитин медленно, постепенно, все сильнее распаляясь после каждого случая предательства, утраты и горя, начинает ощущать ярость – ярость, которая когда-то в молодости вызывала в нем агрессию и отчуждение и которая совершенно не была заметна в том мягком, выдержанном, одаренном враче, которым он стал (и с которым мы знакомимся в начале романа). Говоря о своем герое, Давид Шраер-Петров подчеркивает: «Он и прежде был не из храброго десятка» [Шраер-Петров 2014: 102]. Однако к концу романа доктор Левитин теряет все свое благодушие, становится одержим воинствующим, всепоглощающим желанием добиться справедливости и отомстить режиму за жестокость и произвол. В докторе Левитине созревает решимость отомстить за дискриминацию евреев в СССР, жертвами которой стали он, его семья и другие отказники. Акт мести будет направлен лишь против нескольких выразителей воли режима, но тем не менее покажет, что загнанный в угол еврей, даже перед лицом стократ превосходящего врага, даже, как может показаться, запуганный, способен найти в себе силу и мужество для сопротивления.
Как известно, в советской истории есть и более ранний пример еврейского отмщения – это месть за преступления, содеянные немцами. Сразу после того, как 22 июня 1941 года войска нацистской Германии вторглись в Советский Союз, что привело к серии сокрушительных поражений Красной армии и, в итоге, к оккупации огромной части страны, нацистское руководство начало кампанию массового истребления евреев на советских территориях. Между 1941 и 1944 годами военизированные эскадроны смерти, усиленные полицией и местными вооруженными подразделениями, при поддержке вермахта уничтожили около двух с половиной миллионов советских евреев[162]. В отличие от Западной и Восточной Европы, где жертв свозили в центры уничтожения, такие как Освенцим и Треблинка, на территории СССР убийцы расстреливали своих жертв прямо на месте – в больших и малых городах Прибалтики, Украины, Белоруссии и России. Тысячи массовых захоронений изуродовали ландшафт. Девятый форт под Каунасом, Понары под Вильнюсом, Румбула под Ригой, Дробицкий Яр под Харьковом и, конечно же, Бабий Яр под Киевом – вот лишь несколько из самых печально известных примеров. Точно саранча, налетевшая на пшеничные поля, нацисты отлавливали евреев, а потом расстреливали или загоняли их в передвижные газовые камеры – грузовики, в которых выхлопная труба соединялась резиновой трубкой с закрытым кузовом. Лишь незначительная часть евреев была переправлена в Польшу и там уничтожена в лагерях смерти. Только в начале 1943 года Красная армия смогла остановить под Сталинградом продвижение вермахта. После этого началось изгнание нацистов и освобождение оккупированных территорий, в ходе которого советскими войсками были обнаружены многочисленные места массового уничтожения евреев. За этим последовало освобождение Восточной Европы, где располагались крупнейшие концентрационные лагеря и лагеря смерти, такие как Майданек и Освенцим в Польше; наконец в мае 1945 года Красная армия вошла в Берлин.
Советские евреи сыграли значительную роль в защите своей страны. В советских вооруженных силах было несколько сот генералов и адмиралов – евреев. Свыше 450 тысяч евреев – солдат и офицеров – служили в Красной армии; число евреев-орденоносцев, награжденных за героизм на фронте, было непропорционально высоко. 150 тысяч советских евреев погибли в боях или были казнены нацистами после взятия в плен.
В поворотный момент войны генерал Фридрих Паулюс, командующий 6-й немецкой армией, сдался под Сталинградом подполковнику Леониду Винокуру. Винокур, еврей, был заместителем командующего 38-й отдельной механизированной бригадой 64-й армии. «Эйникайт» («Единство»), газета Еврейского антифашистского комитета, выходившая на идише, с гордостью опубликовала репортаж о сдаче Паулюса Винокуру:
На рассвете 31 января… солдаты Винокура подошли к центральному универмагу, где располагался штаб немецкой Шестой армии, штаб фельдмаршала фон Паулюса… В 6:40 утра универмаг был окружен, и командир бригады предложил немцам сдаться… Подполковник Винокур спустился в подвал, где располагался штаб Шестой армии, в сопровождении майора Егорова… и нескольких бойцов-автоматчиков. Большой внутренний двор был заполнен немецкими солдатами, у каждой двери стояло по пулемету.
Генерал-майор Роске [командующий окруженными немецкими частями и тем, что осталось от немецкой 71-й пехотной дивизии, обеспечивавшей защиту штаба] провел советского подполковника в большую полутемную комнату, стены которой были завешаны коврами, а пол усеян окурками и обрывками бумаги. Как только они вошли, с кровати возле стены поднялся небритый человек с серым лицом и вытянулся перед Винокуром. «Хайль», – поприветствовал он Винокура… В первый миг они смотрели друг на друга молча, советский офицер Винокур, еврейский мальчик из Одессы, широкоплечий и крепкий, и побежденный немецкий фельдмаршал в помятой генеральской форме… В девять утра 31 января бои за центр Сталинграда прекратились[163].
Наряду с Константином Симоновым и Алексеем Толстым, самыми читаемыми советскими журналистами военного времени были Илья Эренбург и Василий Гроссман. Они писали для «Красной звезды», самой важной газеты Восточного фронта и головной газеты советских вооруженных сил. Но все же наиболее влиятельным голосом сражающейся страны был Эренбург[164].
Эренбург вел в «Красной звезде» постоянную колонку. Почти всю свою взрослую жизнь он провел в Западной Европе и в свое время писал на страницах советских газет о распространении фашизма. Эренбург видел нацистов в Берлине, был свидетелем триумфа сил генерала Франко в Испании. Убежденный антифашист, Эренбург понимал, что советский народ не готов к такому противостоянию: советские люди все еще думали, что перед ними цивилизованный противник, похожий на немцев, с которыми они сражались в Первую мировую войну. Эренбург знал, что все будет иначе. Знал, что противниками окажутся нацисты, а не цивилизованные немцы, и чтобы их победить, их нужно будет возненавидеть. В двух тысячах статей, написанных Эренбургом в течение войны, эта тема повторяется снова и снова: он призывает бойцов ненавидеть и убивать. Статьи его часто зачитывали бойцам перед сражением. Их перекладывали на музыку и пели в Москве на концертах. Молотов однажды сказал, что один Эренбург стоит целой дивизии, а Гитлер говорил о том, что после захвата советской столицы Эренбург будет повешен на Красной площади. При этом если основной темой статей Эренбурга было сопротивление захватчикам, то на втором месте стояло право евреев на отмщение.
Уже 24 августа 1941 года, всего через два месяца после вторжения, Эренбург, в составе группы видных еврейских деятелей культуры, призвал еврейские общины Запада, прежде всего – Англии и США, не только присоединиться к борьбе с Германией, но и добиваться справедливого наказания нацистов и их пособников за преступления против евреев. Англия уже вступила в войну, в то время как Америка все еще оставалась нейтральной страной – по крайней мере, официально. Всему вопреки Эренбург провозглашал:
Я вырос в русском городе, в Москве. Мой родной язык русский. Я русский писатель. Сейчас, как все русские, я защищаю мою родину. Но гитлеровцы мне напомнили и другое: мать мою звали Ханой. Я – еврей. Я говорю это с гордостью. Нас сильней всего ненавидит Гитлер. И это нас красит. <…>
Моя страна и впереди всех русский народ, народ Пушкина и Толстого, приняла бой. Я обращаюсь теперь к евреям Америки, как русский писатель и как еврей. Нет океана, за который можно укрыться. Слушайте голоса орудий вокруг Гомеля! Слушайте крики замученных русских и еврейских женщин в Бердичеве! Вы не заткнете ушей, не закроете глаз. В ваши ночи, еще полные света, войдут картины зверств гитлеровцев. В ваши еще спокойные сны вмешаются голоса украинской Лии, минской Рахили, белостокской Сарры – они плачут по растерзанным детям. Евреи, в вас прицелились звери. Чтобы не промахнуться, они нас метят. Пусть эта пометка станет почетной! Наше место в первых рядах. Мы не простим равнодушным. Мы проклянем тех, что умывают руки. Я обращаюсь к вашей совести. Помогите всем, кто сражается против лютого врага! На помощь Англии! На помощь Советской России! У нас сейчас вечер, 8 часов, темно. В застенках захваченной Белоруссии немцы пытают людей. Вы слышите их крики? У нас сейчас вечер. Гитлеровские самолеты убивают детей и стариков в местечках Украины. Вы слышите их агонию? У вас сейчас еще день. Не пропустите его! Пусть каждый сделает все, что может. Скоро его спросят: что ты сделал? Он ответит перед живыми. Он ответит перед мертвы