ми. Он ответит перед собой [Эренбург 1941].
Немецкое наступление продолжалось, на Восточном фронте шла кровавая война на износ, и Эренбург счел необходимым откликнуться на слухи о том, что евреи уклоняются от участия в боевых действиях: как сформулировал один мерзавец-антисемит, «Иван на фронте воюет, а Абрам в Ташкенте жирует». Вспышка давних антиеврейских предрассудков оказалась настолько сильной, что Эренбург решил описать героизм нескольких бойцов-евреев в своей знаменитой статье «Евреи», которая была опубликована в «Красной звезде» 1 ноября 1942 года. Сталинградская битва уже началась. Эренбург намеренно остановился на примерах героизма тех евреев, которые в гражданской жизни соответствовали стереотипу хилого интеллигента:
Фальковичу шел пятый десяток. Он был филологом, провел жизнь у письменного стола. На таких фрицы облизываются: поймать и повесить. Не тут-то было. Фалькович пошел добровольцем на фронт. Отрезанный от своей части, он набрал восемнадцать бойцов. Они встретили роту немцев. Фалькович скомандовал: «В бой!» Восемнадцать смельчаков взяли в плен тридцать пять фрицев. Филолог своими руками убил восемь немцев [Эренбург 1942].
Другой боец, куда моложе, семнадцатилетний Хаим (Ефим) Дыскин, до войны окончил первый курс МИФЛИ. Он отличился в боях под Москвой как наводчик зенитного оружия: «Четырнадцать ран на теле, золотая звезда героя на груди, пять подбитых немецких танков – вот история семнадцатилетнего Хаима» [Эренбург 1942].
Рассказывая об этих храбрецах, Эренбург обращается к образам из Библии – что было большой редкостью для советской печати: «Как здесь не вспомнить старую легенду о великане Голиафе и о маленьком Давиде с пращей? – пишет он. – Когда-то поэты мечтали об обетованной земле. Теперь для еврея есть обетованная земля: передний край, там он может отомстить немцам за женщин, за стариков, за детей» [Эренбург 1942].
На протяжении всей войны Эренбург оставался верен своему императиву – писать о страданиях и о героизме евреев. Он не переставал это делать, вопреки советской цензуре. В конце апреля 1944 года он опубликовал пронзительный биографический очерк про писавшего на идише поэта Аврома Суцкевера, который пережил заключение в вильнюсском гетто и возглавил отряд еврейских партизан. «Триста евреев в гетто добыли оружие. Немцы взрывали динамитом дома. Триста смелых вырвались из гетто и примкнули к литовским партизанам. Среди них был поэт Суцкевер» [Эренбург 19446].
В августе 1944 года, после освобождения лагеря Майданек под Люблином, Эренбург пишет статью «Накануне». Майданек стал первым из освобожденных советскими войсками центров массового уничтожения, что широко освещалось в советской прессе, а вслед за этим – ив мировой. Советские войска приближались к территории Германии, и Эренбург сосредоточился на судьбе евреев. В длинной, наполненной гневом статье, опубликованной в «Правде», Эренбург одно за другим приводит названия больших и малых городов, где были уничтожены евреи: «Не мстительность нас ведёт, – тоска по справедливости. <…> Мы хотим пройти с мечом по Германии, чтобы навеки отбить у немцев любовь к мечу. Мы хотим придти к ним для того, чтобы больше никогда они не пришли к нам» [Эренбург 1944а]. Эренбургу недостаточно было подчеркнуть, что немцы понесут заслуженное наказание. Теперь, когда победа союзников стала неизбежной, не менее важно было сделать все, чтобы немцы поняли: они никогда больше не вовлекут Европу в войну.
Возвращаясь к «Доктору Левитину» Давида Шраера-Петрова, вспомним, что первая часть трилогии была завершена осенью 1980 года, когда сам автор находился в положении отказника в СССР. Сокращенное издание романа вышло в Израиле в 1986-м, с тех пор в постсоветской России опубликовали три полных издания. Теперь, после публикации английского перевода роман перекликается еще с двумя американскими романами, недавно вышедшими в США и повествующими о том, как советские евреи мстят бессердечному режиму. Речь идет о романе «Жид» Пола Голдберга и романе «На лезвии серпа» Невилла Френкеля. В ретроспективе, после распада СССР и эмиграции более чем миллиона евреев в Израиль и на Запад, именно советский режим выглядит уязвимым, тогда как евреи, бывшие в СССР жертвами одной антисемитской кампании за другой, сумели вырваться на свободу и заново выстроить свою жизнь в демократических обществах.
Пол Голдберг (Paul Goldberg; р. 1959) родился и вырос в Москве, в 1973 году подростком эмигрировал в США. Написав две книги о движении за права человека в СССР, он обратился к художественной литературе. Его первый роман, «Жид» («The Yid»), был опубликован в 2016-м. Действие происходит в Москве в феврале 1953 года, в страшные недели, последовавшие за обнародованием печально известного «дела врачей». «Дело врачей» было сфабрикованным в средневековых традициях наветом против врачей-евреев. Врачи обвинялись в заговоре с участием «империалистов» и «сионистов», цель которого якобы состояла в том, чтобы путем вредительского лечения уничтожить советских руководителей. Роман Голдберга построен вокруг широко распространившихся среди советских евреев опасений, что их поголовно вышлют без суда и следствия в Сибирь или в другие отдаленные районы страны. Голдберг создал красочный, зачастую комический рассказ о евреях, на первый взгляд совсем не героических, которые решают положить конец надвигающемуся общенациональному погрому, замышленному Сталиным.
Планы диктатора рушатся, когда небольшая группа разномастных заговорщиков – в их числе пожилой, но очень ловкий актер Еврейского театра Соломон Шимонович Левинсон, а также ведущий хирург-еврей, инженер афроамериканского происхождения и молодая женщина, у которой есть на то собственные причины, объединяются, проникают в Кремль и убивают самого Сталина, тем самым положив конец его кровожадному плану. Центральный персонаж романа – Левинсон; впервые он появляется перед читателем, когда на квартиру к нему приходят, чтобы его арестовать, трое сотрудников МГБ, однако он убивает их ударами спрятанного меча. С первых страниц романа становится ясно, что речь в нем пойдет о мести евреев, о которой говорилось и в опубликованных в официальной советской прессе рассказах Эренбурга о евреях-красноармейцах. Но только на сей раз гнев советских евреев направлен не против нацистов-мародеров, а против их собственных, почти столь же устрашающих политических лидеров.
«Жид» – комедийно-карикатурный роман, использующий реалистический фон, который любой советский еврей, заставший то время, хорошо помнит: шквал антисемитской пропаганды в советской прессе, направленный против евреев-медиков, против сионизма, против ДЖОИНТа (Еврейского объединенного распределительного комитета), якобы бывшего главным организатором «заговора», и даже против премьер-министра Израиля Давида Бен-Гуриона, после того как в начале февраля 1953 года на территории советского представительства в Тель-Авиве сработало взрывное устройство (это оказалось провокацией со стороны правых еврейских экстремистов, задуманной как протест против «дела врачей»). Кремль возложил всю вину на израильское правительство и оперативно разорвал дипломатические отношения с еврейским государством. Бен-Гурион был взбешен, ему не хотелось портить отношения с мощной державой, где все еще проживали, пусть и в шатком положении, более двух миллионов евреев. Взрыв в советском представительстве, в результате которого был нанесен имущественный ущерб и легко ранены несколько советских сотрудников, в том числе и жена посла, был реальным актом отмщения израильских евреев. Однако привел он лишь к тому, что советские евреи стали еще более уязвимы для нападок Кремля. «Правда» прибегла к обычной своей демагогической риторике, объявив, что «свора взбесившихся псов из Тель-Авива омерзительна и гнусна в своей жажде крови» [Жуков 1953]. Этот инцидент лишь усугубил озлобленность Кремля и уязвимость советских евреев. Однако 1 марта 1953 года, в воскресенье, у Сталина внезапно случился инсульт. По совпадению это произошло в еврейский праздник Пурим, посвященный памяти о том, как персидские евреи были спасены от козней злобного антисемита, а впоследствии отомстили множеству своих врагов. 5 марта Сталин умер, после чего маховик антиеврейских репрессий, по крайней мере на тот момент, остановился. В романе «Жид» Голдберг придумывает более занятную и более героическую концовку. Однако конец кошмарному правлению Сталина все же положило провидение, а не рука убийцы.
Второй из рассматриваемых здесь романов о советских евреях переносит нас в более близкую историческую эпоху. «На лезвии серпа» («On the Sickles Edge») американского писателя Невилла Фрэнкеля (Neville Frankel; р. 1948) – это творчески переосмысленная история семьи самого Фрэнкеля. Он родился и вырос в Южной Африке – как и Лена, главная героиня романа. Фрэнкель подростком эмигрировал в США, Лену же отец еще до Октябрьской революции увез в Россию – и выбраться оттуда она уже не смогла. Лена и ее семья испытали на себе все тяготы советской истории: скитания в годы войны и революции, жестокий террор, более стабильную, но по-прежнему репрессивную атмосферу постсталинского периода. Внучка Лены Дарья искренне верит в коммунизм и поначалу пользуется благами системы, однако постепенно разочаровывается в режиме и начинает осуждать влиятельного и жестокого сотрудника советской тайной полиции Григория Янова, который делает ее своей любовницей. В романе даже предполагается существование некоего подпольного движения сопротивления, действующего в том числе и насильственными методами; цель этого движения – прямая атака на режим. Как выясняется, у Янова есть одна непреодолимая слабость: он обожает домашнее мороженое, которое готовит Лена – что не мешает ему терроризировать ее семью. Желание спасти родных и жажда мести толкают Лену на отважный поступок: она готовит для Янова отдельную порцию, куда подмешивает смертельную дозу толченого стекла; наевшись мороженого, он вскоре умирает мучительной смертью.
В отличие от романов «Жид» и «На лезвии серпа», «Доктор Левитин» Шраера-Петрова – не притча и не карикатурный гротеск. Этот роман, действие которого почти полностью происходит в Москве, посвящен трагической участи одной семьи. При первой встрече с доктором Гербертом Анатольевичем Левитиным в зачине романа мы узнаем, что «осторожность была главной чертой характера Герберта Анатольевича» [Шраер-Петров 2014: 55]. Опытный, зрелый человек, уверенный в своей профессиональной компетенции, он преуспевает и как клиницист, и как исследователь. Но по ходу развития действия мы с некоторым удивлением узнаем, что, в отличие от самого доктора Левитина, автобиографический повествователь романа отнюдь не отличается мягкостью характера.