Параллельный фарватер. Отклонение от курса. Книга 1 — страница 12 из 13

Последняя

1

Долгое время никто ничего не говорил.

Денис то и дело всматривался, дышит ли Сергей. Володя осторожно поглядывал на культю, проверяя, не течёт ли кровь. Бинт был пропитан ею насквозь, но дальше этого дело не шло. Лена расположилась немного в стороне, смотреть на лужу крови и несчастного Сергея ей совсем не хотелось. По щекам её лились слёзы, но держалась девушка в целом неплохо.

Данила сидел, облокотившись на переборку, с откинутой назад головой и закрытыми глазами, он чувствовал себя полностью разбитым. В жизни ему часто приходилось испытывать физическую и моральную усталость, но настолько сильную – ещё никогда.

Конечность связиста, одиноко влитая в палубу, раздражала всех. Она торчала, словно изваяние, посвящённое ноге какого-нибудь легендарного футболиста.

Видимо, не выдержав давящей на всех тишины, Денис ни с того ни с сего вдруг сказал:

– Знаете, я никогда особо не верил в Бога, но во всей происходящей здесь чертовщине даже я подумываю начать креститься.

– Как будто подтверждая свои слова, он взял в руку серебряный крест, висящий на груди, и поцеловал.

Володя, увидев это, последовал его примеру.

Кравцов устало посмотрел на них. Хорошо, что они остались в живых. Без них он либо вообще не справился бы, либо… Даже не хотелось представлять этого.

Взглянув на Лену, Даня обратил внимание, что она тоже держится за цепочку на груди. Но только вместо креста там висит небольшой кулон. Видимо, незаметно для себя самой девушка тихо его поглаживала.

– После такого начнёшь верить и в Бога, и в чёрта, не правда ли? – Даня попытался улыбнуться, но получилась какая-то унылая пародия.

Денис глупо хихикнул. За ним и Козлов. Потом смех повторился, а затем начал смеяться и Кравцов. Через несколько секунд в коридоре раздавался громкий и дружный смех. Парни никак не могли успокоиться и бились в истерике. Кто-то махал руками, кто-то стучал по палубе, всё было похоже на глупую комедию.

Как только их смех начал утихать, Володя случайно задел торчащий кусок ноги. На удивление она разболталась из стороны в сторону, словно резиновая. Парни переглянулись и вновь разразились истеричным хохотом. Всё это время Лена настороженно за ними наблюдала. Наверное, думала, что так на них подействовал стресс. Возможно, она была права.

Рядом послышались шаги. Кто-то поднимался по трапу с нижней палубы. Виктор. Смех тут же утих, и Кравцов сразу же нашёл взглядом автомат.

Моторист был без топора, но вид у него был ужасный. Пьяный и грязный, он выглядел так, словно только что проснулся. Разило от него жутко, как будто нужду он справлял прямо в штаны.

Мужчина, даже не взглянув на них, повернул направо и прошёл в сторону трапа, ведущего на верхнюю палубу. Услышав удаляющий топот по ступеням, парни убедились, что он отправился наверх. Немного посидев прислушиваясь, они так и не поняли, куда он двинулся дальше.

– Как думаешь, куда он пошёл? – спросил Поршнев у Данилы.

– Не знаю, но собираюсь это выяснить.

– Нет! – неожиданно для всех закричала Лена. Она резко вскочила и, перепрыгивая Сергея, Дениса и Володю, не испугавшись наступить даже в лужу крови, подбежала к Дане, села с ним рядом. Обняв Кравцова, девушка начала слёзно его упрашивать:

– Пожалуйста, Данила, не ходи туда. Он не стоит того!

От неожиданности Кравцов даже не обнял её в ответ. Даню настолько потрясла её реакция, что он не мог найти подходящих слов. Такое резкое поведение было совсем несвойственно мягкому характеру девушки.

– Лена…

– Нет! – вновь крикнула она. – Я знаю, о чём ты думаешь и что хочешь сделать. Я… – Она начала плакать. – Я… Я не вынесу, если с тобой что-то случится. Пожалуйста, если ты меня любишь, останься со мной. Пусть живёт сам по себе.

Данилу тронули слова девушки. Она первый раз так открыто и никого не стесняясь призналась, что любит его. Но не это было главным. Она действительно за него боялась.

И Кравцов не мог поступить иначе, кроме как остаться с ней. Лена, такая слабая и беззащитная, нуждалась в нём, и он обязан быть с ней. Однако судьба распорядилась иначе.

Сверху, куда совсем недавно поднялся Виктор, прозвучало всего одно слово.

– Слабак!

В этот миг всё в голове Кравцова переменилось. Не было уже Лены с её просьбами и слезами. Не было любимой девушки, которую он ещё мгновение назад не мог оставить.

Теперь был только проклятый, вонючий ГОВНОМОТОРИСТ. Была драка у них в каюте, была Лена, та далёкая и незнакомая, но напуганная им ещё до Омана. Был тяжелейший удар в висок на юте, когда Даня сцепился с Вороном. Множество грязных намёков и злорадного сарказма. Но самое главное, была песня… В самый ответственный и тяжёлый момент он поиздевался как смог – от души. Посмеялся, так сказать, на славу.

«Ну ничего, уж я насру на твоё лицо».

Кравцов двумя руками отодвинул от себя Лену. Не надо было читать мысли, всё написано было в его взгляде. Теперь девушка разрыдалась по-настоящему. Видимо, она поняла, что не сможет его переубедить. Последней её отчаянной попыткой был жалобный взгляд, брошенный на Поршнева. Но даже там она не нашла поддержки.

– Даня, – несмотря на это, обратился к Кравцову Денис, – не стоит этого делать…

– Делать что?! – взорвался Кравцов. – Нам постоянно приходится оглядываться, не подкрадывается ли к нам эта гнида! Сколько можно? А? Даже не думайте меня останавливать, я разберусь с этой тварью. Ответь мне, Ден, сколько нормальных людей мы уже за борт скинули? Можешь сказать? Нет? И не надо. Думаю, никто не расстроится, если избавимся от этого.

Дикая злоба переполняла морпеха. Чем больше он говорил, тем больше ярости испытывал. Он подхватил автомат, затем проверил нож на бедре. Какое бы ни было его состояние, Данила помнил, что силы мотористу не занимать. Избавиться от него надо как можно скорее, пока очередной импульс их не накрыл.

Все трое проводили Данилу настороженным взглядом. Денис хотел отправиться с ним, но старший сержант оттолкнул друга. Поршнев тоже разозлился и послал его куда подальше. Кравцов не обратил на это никакого внимания.

Поднявшись на верхнюю палубу, Данила прижал приклад автомата к плечу и медленно продвигался по коридору. Он осмотрел каюты капитана и старпома, а затем гальюн и рубку связи. Если Виктор не вышел на внешнюю палубу, то путь его мог лежать только на ГКП.

Когда Данила поднимался по трапу, из-за приоткрытой двери послышалось мелодичное посвистывание. Стволом автомата Кравцов толкнул дверь, и она со скрипом открылась.

Свист прекратился, сверху раздался хрипловатый бас:

– Зачем ты пришёл, Данила?

Голос доносился откуда-то со стороны. Кравцов, почувствовав себя в безопасности, повернул налево и поднялся на ГКП. Осмотревшись, он увидел моториста. Мужчина стоял посреди командного пункта, схватившись за штурвал. Он медленно крутил его то в одну, то в другую сторону, изображая управление кораблём. В своём странном кожаном плаще, с дымящейся сигаретой в зубах и перчатках с обрезанными пальцами он выглядел очень странно. С его бородой с проседью моторист мог бы напомнить старого киношного капитана, но так больше походил на злодея из американских комиксов.

Виктор не смотрел на Кравцова, но на лице его была ехидная улыбка. Данила не спускал с него глаз и ждал, когда тот что-нибудь предпримет.

– Одно нажатие на спусковой крючок отделяет тебя от избавления от меня, а меня от отправки в ад, в котором, наверное, всё то же самое, что и на этом корабле, а может, даже и поспокойнее немного. Так чего ты ждёшь?

Данила и сам не мог понять, чего именно он ждёт. Ещё минуту назад он готов был выпустить в ублюдка хоть весь магазин, а сейчас стоял и не знал, что предпринять дальше.

– Слышь, зелёный, а ты не думал, что мы уже в аду? – не дождавшись ответа, вновь спросил моторист.

На этот раз Данила решил ответить:

– Думал. Но иногда сомневаюсь.

– Как интересно… Это почему же?

– Думаю, что в аду не было бы хороших моментов.

Виктор засмеялся.

– Ты говоришь про свою шлюшку?

– Заткнись, гнида! – Данила почти спустил курок, но что-то его всё равно останавливало.

– Ладно, ладно… Скажу тебе правду. Это не похоже на ад, но только до тех пор, пока ты не потеряешь всё то, что так сильно любишь. Вот тогда это будет действительно ад.

Кравцов не понимал, зачем он слушает его и тем более зачем поддерживает этот пустой разговор.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сам понимаешь. Как ты уже догадался, нам всем не выбраться отсюда. Я долго тут просидел, намного дольше вас. Не знаю, что вы там видели, когда уплыли на шлюпке, но я видел достаточно. А теперь представь, что будет, если она умрёт раньше тебя? Ты ведь уже думал об этом, верно?

– Когда я от тебя избавлюсь, ей ничего не будет угрожать.

Тут Виктор опять рассмеялся, только гораздо громче прежнего.

– Да ты посмотри на себя! – Он, наконец, повернулся и посмотрел Кравцову в глаза. – Неужели ей или остальным я чем-то угрожал? Давай-ка вспомним. Ударил ли я кого-нибудь из твоих друзей? Нет, дружок, дрался до сих пор с ними только ты, причём с небывалой яростью. И на меня набросился именно ты, а не наоборот. Я же ударил тебя только один раз, да и то только потому, что ты чуть бедного Ворона не убил. Если бы не ты, то он скорее всего и не покинул бы нашу весёлую компанию. Ведь именно после этой драки он катамаран с собой прихватил. Бедняга увидел свою смерть в открытом море, один-одинёшенек. Что вы там обсуждали, что какая-то чайка ему мозги сожрала? Вот ведь судьба: чайка Ворона заклевала. И смех и грех. Ты согласен со мной?

Несмотря на явную неприязнь к мотористу, Кравцову пришлось признать его правоту в некоторых моментах, и это ещё больше выводило из равновесия. Виктор знал, что старший сержант ничего не ответит, пока не услышит всё, что он хочет сказать.

– А твоя ш… Как ты там её называешь, девушка? Разве это я навёл на неё свой пистолет? Да здесь, кроме тебя, с оружием никто и не ходит вовсе. Все, кто ходил, плохо кончили, как мы знаем, подумай об этом, дружок.

– Я разнесу тебе голову, а потом избавлюсь от него.

– Хм… Так давай, чего ты ждёшь?

Данила ничего не ответил.

– Хочешь, я скажу чего? Ты ждёшь, чтобы я накинулся на тебя! Чтобы у тебя было оправдание, почему ты убил меня. Потому что, несмотря на твоё ко мне презрение, обвинить меня в чьей-то смерти ты не можешь, в отличие от себя. Вот так-то.

На этот раз заулыбался Данила.

– Оправдание перед кем, псих? Посмотри вокруг. Здесь меня никто не осудит, а после всего никто и не разберёт, что и с кем случилось.

– Да, это, конечно, понятно. Вот только ты сам не сможешь этого себе простить. Как бы ты ко мне ни относился, но убийцей ты меня назвать не можешь. Ведь я никого не убил, даже не бил сгоряча, как некоторые. А вот ты будешь настоящим маньяком, убив безоружного гражданского.

– Я советую тебе заткнуться! – Данила разозлился сам на себя за то, каким неуверенным голосом проговорил это.

– А то что, застрелишь меня? Валяй! Разве ты не за этим пришёл?

Кравцов понял, что колеблется. Ситуация действительно выглядела именно так, как говорил Виктор, и теперь ему казалось, что он зря сюда поднялся.

– Ну, давай, слабак! – на этот раз Виктор закричал, и его покрасневшие глаза словно кидали вызов Кравцову.

– Заткнись, я сказал!

– А то что, что ты можешь? Выпустить в меня автоматную очередь? Я же говорю – слабак. Слабак и трус, без автомата ты – ничто!

Кравцов не выдержал. Он нажал на спусковой крючок. Со скоростью девятьсот метров в секунду три первые пули вылетели из ствола автомата. Не успокоившись на этом, Данила выпустил оставшиеся патроны, и тут же почувствовал, как нагрелся металлический ствол оружия. Окружающий воздух наполнился специфическим запахом пороховых газов.

Виктор даже не шелохнулся. Он продолжал стоять, всё так же держась за штурвал. Только улыбка на этот раз пропала с его лица. Ко множеству пулевых отверстий, оставленных на ГКП Костей, теперь добавилось ещё тридцать от Данилы.

– Надо же, история повторяется, опять военный здесь всё расстреливает. – Похоже, Виктор знал, что вывести из себя Кравцова ему не составит труда, и намеренно решил закончить начатое. – А что ты шлюшку свою не прихватил? Ей бы очень хотелось посмотреть.

– Ты, похоже, не понимаешь…

– Не понимаю что? А-а-а, – наигранно протянул Виктор. – Извини, похоже, она твоих дружков обслуживает? Не волнуйся, когда я с тобой разберусь, я покажу ей, что такое настоящий мужчина.

Данила не выдержал. Он отбросил в сторону автомат и кинулся к мотористу. Тот ждал этого действия и резко ушёл в сторону от морпеха, нанеся ему сильный удар кулаком в живот. Данила словно и не почувствовал боль, им руководила слепая ярость, адреналин в крови придавал чрезвычайно много сил и энергии.

После удара Виктора он чуть отстранился, но тут же вновь бросился в атаку. Моторист ловким движением схватил руку Кравцова и предотвратил движение второй, протиснув свои руки к шее Дани, он обхватил её и со всей силы потянул вниз. От неудобства Данила не смог должным образом противостоять Виктору и под действием его силы ударился лицом о штурвал. Из носа брызнула кровь, а в глазах на секунду потемнело.

Испытывая боль и злость, Данила, наконец, выхватил из хватки противника свою правую руку и с силой ударил по рёбрам Виктора. Руки моториста разжались, и он издал тяжёлый вздох. Воспользовавшись моментом, Данила ещё два раза повторил удары в то же место, стараясь придавать им ещё большую силу.

Наконец, Виктор выпустил Кравцова из своих объятий и с гримасой на лице схватился за больной бок. Теперь в его глазах читалась ярость. Он отступил в сторону, пытаясь принять боевую стойку.

– Ну давай же, трус, нападай! – Дыхание Виктора было сбивчивым, и между словами у него отмечались заметные паузы.

Данила попытался дважды ударить его руками, но тот умело увернулся. Тогда морпех, несмотря на тесное пространство, чуть отступив назад, резко кинул вперёд правую ногу. Ступня угодила Виктору в живот, чуть выше паха. Он согнулся от боли, и Даня, воспользовавшись моментом, нанёс удар ему в голову коленом.

Однако моторист успел схватить его ногу и резко двинулся вперёд. Кравцов, пытаясь держаться за противника, ударился спиной о переборку. Голова с глухим стуком приложилась к металлическому промежутку между разбитыми стёклами. Он принялся колотить обеими руками Виктора, но казалось, удары не причиняли ему никакого вреда.

Поняв, что повалить морпеха не получится, Виктор освободил правую руку и со всей силы ударил в пах Кравцову.

Тупая боль раздалась ниже пояса. Данила тут же ослабил своё сопротивление, и Виктору, наконец, удалось повалить его на палубу, где они начали перекатываться то в одну, то в другую сторону. Никто из них не мог одержать верх. Наконец, Виктор смог перекатиться так, что Данила оказался лежащим на спине. Воспользовавшись моментом, моторист пресёк все попытки Кравцова вырваться и, зафиксировав старшего сержанта в таком положении, он принялся его душить.

Кравцов чувствовал, как руки противника железной хваткой сжимают шею. Дыхания не хватало, и он изо всех сил пытался нанести мотористу удары, способные ослабить его руки.

Но Виктор держался. Взгляд, полный ненависти, смотрел прямо в глаза морпеху.

– Тебе не стоило сюда приходить, сопляк. – Виктор говорил медленно и сдавленно. – Ты сам начал, я тебя первым не трогал.

Данила слышал слова противника приглушённо, словно через стекло. В глазах начинало темнеть, и он понимал, что не в силах противостоять. Он прокручивал в голове различные действия, которые могли бы спасти его. И совершенно неожиданно для себя вспомнил, что у него есть нож. Правой рукой, почти ничего не видя, он нащупал у себя на поясе рукоятку. Лезвие беззвучно вышло из ножен. В глазах помутнело, Даня едва мог различить силуэт моториста над собой и понимал, что у него есть только одна попытка, один шанс на спасение.

Вложив в руку всю оставшуюся силу, максимально отведя её в сторону, Данила со всего размаху ударил ножом, пытаясь попасть в нависшее над ним тело. Он чувствовал, как нож вошёл в жёсткую плоть, он слышал стон боли и неясный грохот.

Через мгновение, сквозь налитые слезами глазами и сильно кашляя, Данила увидел, как Виктор неподвижно лежит в стороне. Сверху него сидит человек и, молотя кулаками, превращает лицо ублюдка в месиво. Когда туман в глазах рассеялся, Кравцов увидел Дениса. Тот не переставал наносить всё новые и новые удары Виктору по лицу. Было очевидно, что моторист более не в силах сопротивляться.

Данила посмотрел на свою руку. Она так и сжимала окровавленный нож.

– Господи, остановите кто-нибудь его, – послышался где-то позади женский голос.

Кравцов с трудом повернул голову туда, откуда он доносился, и увидел Лену и Володю. Девушка была очень напугана, а Володя, то и дело открывая рот, показывал на Дениса.

Даня посмотрел в его сторону и попытался встать, чтобы остановить, но этого уже не требовалось. Денис сбавил темп, а через секунду совсем остановился. Он сидел, расположившись на груди моториста, а его руки были безвольно опущены вдоль тела, почти до локтей запачканные кровью. Потом он медленно повалился в сторону.

2

Почуяв неладное, Данила тут же нашёл в себе силы встать. Он посмотрел на Виктора и увидел, что тот не представляет угрозы. Всё его лицо представляло собой сплошное кровавое пятно. Кравцов прощупал пульс. Жив.

– Жёстко ты его, Ден.

Поршнев так и лежал в стороне, громко и учащённо дыша. Данила посмотрел на него и даже сначала не понял, в чём дело.

– Ден…

Он попытался его перевернуть с бока на спину. Друг издал только лишь стон боли, так ничего и не сказав.

Тут подбежал Володя, и они вместе с Данилой аккуратно развернули товарища. Только сейчас Кравцов увидел, что футболка Дениса вся в крови. Он рефлекторно посмотрел на руки Виктора – ножа он в них не держал, и крови на них тоже не было. Тогда старший сержант перевёл взгляд на свою руку и нож, который до сих пор находился в его ладони. В голове мгновенно пронеслись жуткие мысли, но он тут же попытался их прогнать.

– Володя, что… Что произошло?

– Мы с Леной не успевали за ним и зашли тогда, когда он уже сидел на нём. – Козлов показал на Виктора.

Данила задрал футболку Дениса и увидел, что сбоку, под рёбрами кровоточит большая рана. Он судорожно попытался вспомнить, как наносил удар ножом Виктору. Тут же осмотрев тело моториста, неподвижно лежащего рядом, Кравцов не обнаружил на нём ничего, что указывало бы на колотую рану.

– Вот чёрт!

– Это просто капец как больно, – тихо сказал Денис. Его взгляд был направлен в потолок, а дыхание было всё таким же учащённым и прерывистым.

Кравцов изо всех сил пытался не запаниковать. Он снял с себя тельняшку и приложил к ране, пытаясь остановить кровь, и Денис сразу застонал от боли.

– Похоже, это я его так!

Володя изумлённо посмотрел на Кравцова, затем на Лену. Девушка закрыла рот руками, пытаясь сдержать плач.

– Володя, нам надо перетащить его вниз и обработать рану. Помоги мне.

Кравцов взял друга под руки, а Козлов за ноги. Они аккуратно направились к трапу. Лене было велено забрать автомат, и она опасливо захватила его с собой, не спуская глаз с моториста. Тот продолжал неподвижно лежать, не открывая глаз и не издавая ни звука.

Денис стонал от боли, но Данила велел ему терпеть и ничего не говорить, чтобы сохранить силы. На середине пути Даня хотел остановиться, чтобы Поршнев передохнул, но Володя настоял, чтобы они спустились вниз сразу. Все инструменты и аптечка были там, а разделяться вновь было опасно.

Когда морпехи добрались до Сергея, то первым делом поудобнее уложили Поршнева на матрас. Затем Кравцов аккуратно разрезал его футболку и заново осмотрел тело. Рана была глубокая и не сквозная. Он боялся себе даже представить, что будет, если Денис умрёт. Сомнений не было, это он воткнул в него нож, видимо, в тот самый момент, когда Денис накинулся на Виктора.

– Господи, как это произошло?

Теперь Лена плакала, гладя Поршнева по голове и пытаясь его хоть как-то успокоить. Сержант постоянно пытался что-то сказать, но сильная боль, похоже, не позволяла этого сделать.

Данила, услышав вопрос девушки, пытался оправдаться перед другом и остальными, но в душе было так горько, что хотелось кричать.

– Прости, Ден, я не хотел. Ты же знаешь… Я… Я не видел тебя, он душил меня, и я пытался убить его.

Денис ничего не ответил, он посмотрел на Кравцова взглядом, полным боли. Этот человек спас ему жизнь, а Данила расплатился с ним за это самым жестоким образом.

Взяв вату и намочив её спиртом, Данила обработал рану. Володя с Леной держали Поршнева, испытывающего сильную боль. Спросив у Козлова совета, Данила обмотал бинтом тело, закрыв кровоточащую рану. Было подозрение, что лезвие задело органы, вот только никто не знал, что теперь им с этим делать.

– Надо оставить его в покое, больше мы ничего не сможем сделать. Если органы не задеты, то он выживет, – заключил Козлов. Пот лился с его лица ручьём, он дышал не легче, чем Денис.

Поршнев лежал неподвижно, Данила держал его за руку, не спуская глаз с лица друга. Он проклинал себя за это, он ненавидел Виктора, он жалел, что тот не придушил его. Но больше всего он жалел, что не застрелил его сразу. Если бы он был смелее и рассудительнее, то не вёл бы с ним диалог, а оборвал бы его в самом начале. Если бы только это можно было исправить.

Руки сержанта были холодными и сырыми, дыхание становилось всё тише. Вокруг все молчали, словно боясь говорить. Наконец, Денис открыл глаза. Он посмотрел на Лену, потом перевёл взгляд на Кравцова.

– Дань… – Он раскашлялся, и из уголка рта потекла струйка крови. – Попробуйте спастись…

Он закрыл глаза и через какое-то время перестал дышать. Лена тихо плакала, а парни молчали.

В тишине прошло достаточно много времени. Когда Лена перестала плакать, она села рядом и обняла Данилу. Её поддержка была необходима ему как никогда раньше. Даня обнял девушку в ответ. Тепло её тела согревало опустошённую душу старшего сержанта.

Володя неожиданно для всех встал и вышел на ют. Никто не пытался его остановить. Казалось, что вместе с Денисом от них ушло что-то важное, то, что не передать просто словами.

Когда в коридоре остался только Сергей, так и не пришедший в сознание, Лена начала неожиданный разговор:

– Дань, я хочу с тобой кое о чём поговорить.

Он не стал ничего спрашивать, а просто молча ждал, пока она продолжит. Ему вдруг пришла в голову мысль, что зря он её не послушал и пошёл за Виктором. Если бы не его ярость, Денис был бы сейчас жив.

– Пообещай, что дальше будешь ко мне прислушиваться. Я же просила тебя остаться. Я знала, что это плохо закончится.

– Ты что, – перебил её Кравцов, отодвигаясь, – будешь меня сейчас обвинять?

Он понимал, что теперь до самого конца они будут винить его в смерти друга. Он и сам себя винил, но слушать её упрёки было тяжелее всего.

– Нет, нет, что ты… – Она удивилась его реакции. – Я просто… Я…

– Ты просто хочешь сказать, что была права? – Ему было больно это говорить, но ещё больнее было слышать это от неё.

Девушку обидело поведение Данилы. Она хотела сказать ему совсем другое, но он опережал её.

– Зачем ты так?.. – Она опять начинала плакать.

Кравцов смотрел на неё, хотел успокоить, но не мог. Его чувства она тоже задела.

– Я просто боялась… Что на месте Дениса будешь ты… И до сих пор боюсь…

Лена встала и отправилась в столовую. Данила попытался её задержать, но она вырвалась и только ускорила шаг. Кравцов остался наедине с собой, мёртвым другом и полуживым связистом. В голове всё перемешалось. Он сам не понимал, чего хочет и как всё исправить. Сердце сжималось, видя, как ничком лежит Сергей, как его покинула Лена, да даже как Володя ушёл. Перед ним лежал лучший друг, которого он убил, а наверху полуживой враг, который чуть не убил его самого.

Ничего другого не оставалось, кроме как выпить. У него была единственная нетронутая бутылка какого-то странного виски, три бутылки водки и немного коньяка. Спирт в расчёт он не брал. Решив, что для такой ситуации лучше всего подойдёт «горькая», он налил себе в кружку водки и выпил, не закусывая.

– За тебя, Ден, – обратился он к мёртвому другу. – За то, что спас мою жизнь и заплатил за это своей.

Водка приятно обожгла внутренности, но оставила мерзкую горечь во рту. Не делая перерыв, он налил себе ещё и выпил. Когда алкоголь ударил в голову, он почувствовал голод. Невероятно, рядом мёртвый человек, лужа крови и живой, но с отрубленной ногой, торчащей, к слову, прямо из палубы. Ему стало смешно. Смешно и печально одновременно.

С юта вернулся Володя. Он выглядел задумчивым и спокойным. Данила позавидовал ему. Казалось, Козлов не испытывает той душевной тяжести, что была внутри у Кравцова.

– Налей мне, – сказал матрос.

Они выпили, и Данила тут же спросил:

– Ты винишь меня в смерти Дениса?

Володя призадумался.

– Думаю, не так, как винишь в этом себя ты. Я прекрасно понимаю, что это вышло совершенно случайно. Но жить с этим тебе, тем более он был твоим близким другом, а не моим.

Володя подметил совершенно верно, хоть это было и неприятное замечание. «Жить с этим тебе». Мог бы и не говорить.

– Володь, присмотри за Серым, я пойду Лену успокою.

– А что опять случилось?

– На этот раз виноват я сам, неправильно её понял.

Данила встал и прошёл в столовую. Лена задумчиво смотрела в иллюминатор, бледный свет подчёркивал красоту её лица, но даже на него легла тень прожитых за это время бед. Кравцов сел напротив девушки и начал разговор:

– Прости меня. – Он специально сделал паузу, чтобы Лена обратила на него внимание. – Я просто неправильно тебя понял. Ты хотела мне только добра, а я, дурак, как всегда, был слишком эмоционален. Я не знаю, что на меня нашло. Мне так жаль, что я… Что с Денисом это случилось. В этом моя вина, и не знаю, как я теперь с этим буду жить. Послушай я тебя, сейчас всё было бы по-другому.

Он замолчал, не понимая, принимает ли она его извинения, нужные ли слова он сказал.

Наконец, Лена перевела взгляд на него и проговорила:

– Меня не это обижает, меня обижает, что во всех случаях ты думаешь только о себе. Тебе важно разобраться, отомстить или ещё что-то, не знаю, как это выразить. А я что должна делать в это время? А что я буду делать, если тебя не станет? Если бы не Денис, он задушил бы тебя. Что тогда, Данила? Почему об этом ты не думаешь?

Она замолчала. Данила сидел и не знал, что ответить ей. Она была права во всём, вот только как он мог поступить иначе? В конце концов, он старался для них всех.

– Я знаю, о чём ты думаешь. Неужели ты действительно считаешь, что защитишь нас всех, если погибнешь. Всегда можно найти альтернативу своим действиям, не спеши подчиняться эмоциям, посоветуйся с окружающими. Или тебе гордость не позволяет этого?

Даниле показалось, что она и впрямь прочитала его мысли. Она так чётко изложила то, о чём он думает, как он считает. Ему хотелось что-то сказать, как-то объясниться, но слов найти никак не мог.

– Я сама виновата. – Голос её был тихим и очень спокойным. – С чего я взяла, что ты вообще должен обо мне думать? Это было так глупо – всё было глупо. Незачем нам было с тобой делать всё это, незачем мне было тогда подходить с фотографированием.

– Не говори так. – Данила хотел взяться за её руки, но она их отдёрнула и засунула под стол. Тогда он встал и обошёл стол, чтобы сесть рядом. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы повернуть девушку к себе лицом. – Я должен был думать, ты важна для меня, больше, чем что-либо другое. Прости меня за это. Я… Я больше не оставлю тебя, обещаю.

– Ты уже обещал это.

– Я обещал быть с тобой рядом во время импульсов, и я сдержал это обещание. Теперь обещаю ВСЕГДА быть с тобой рядом. Теперь – ты моя девочка, и я буду заботиться о тебе… – До самого конца.

На этот раз его слова тронули Лену. Она опять начала плакать и приблизилась к нему. Он нежно обнял девушку, и меньше всего на свете ему хотелось сейчас выпускать её из своих объятий.

– Я так боюсь остаться одна. Без тебя я здесь не проживу, пожалуйста, не оставляй меня… – Слёзы продолжали медленно стекать по её щекам, и она всё крепче прижималась к парню.

– Не оставлю, родная, теперь не оставлю…

И она верила ему, верила так же, как и прежде.

3

Виктор так и лежал на ГКП. В сознание он пришёл, вот только встать сил совершенно не было. Один раз попытавшись пошевельнуться, он почувствовал сильную боль в боку. Похоже, гадёныш сломал ему ребро, может, несколько рёбер, теперь уж и не разберёшь.

Видеть он не мог, но чувствовал, что всё лицо в крови. С носа она перестала литься совсем недавно. Виктор попытался посчитать оставшиеся зубы языком, но понял, что это бесполезная затея, да и ненужная к тому же. Один глаз заплыл, и когда он попытался его открыть, там показались только очень мутные очертания окружающего помещения.

И всё же Виктор ликовал, он его побил. В честном бою сосунок уже был бы мёртв. Жаль, что этот сопляк помешал, но это ничего, ведь его теперь больше нет. Сам Виктор этого не видел, но голос подсказал, голос видит гораздо больше, чем Виктор. Именно он шепнул, что Кравцов сам зарезал своего дружка. Прекрасно. А ведь если бы не дружок, то нож вонзился бы в него. До чего же славный парень – Денчик.

Сам не осознавая, он своей смертью одновременно спас двоих людей. Хе-хе. Попадёт в рай, после такого самопожертвования по-другому и быть не может. Бог такие добрые делишки за версту чует. Так что на большом суде перевес будет явно в его сторону. Ну да ладно, главное, что Виктор жив. Ведь есть ещё пара незаконченных дел.

И главное из них – та дверь. Всё кроется за ней. Как только Виктор очнулся, он немного переживал, что морпехи вернутся доделать начатое до конца. Но голос шепнул, что этого не произойдёт. Они были заняты своими проблемами, казавшимися им более важными. Глупцы. Лучше бы они убили его, пока была возможность. Зря они ею не воспользовались.

Виктор верил всему, что говорил ему голос. Так что если он утверждал, что морпехи не вернутся, значит, не вернутся. Сам не понимал, откуда была такая уверенность, но сомнений на этот счёт не было. Вот так-то.

Пока же надо немного отдохнуть. Сейчас сил не было, но они непременно появятся позже. Терпение сейчас – залог успеха в будущем. Боль рано или поздно утихнет, усталость пройдёт, а там, даже если сам Виктор не будет знать, что ему делать, то подскажет его друг – голос. Он поведёт его в конце всего этого безобразия. Конец, который уже совсем рядом. Это Виктор осознавал и без подсказок.

Напоследок моторист подумал о своих девочках, он засыпал с мечтами о том, чтобы они приснились ему теперь, теперь, когда финал так близок.

4

      Когда Данила с Леной вернулись в коридор, Володя почти спал. Вид у него был измотанный, и Даня только сейчас понял, что всем им нужно хорошенько отдохнуть. Однако предстояло ещё несколько важных дел.

– Надо похоронить Дениса, – сказал он, не желая откладывать это на потом.

Говорить про своего друга, что его нужно скинуть за борт, у Кравцова язык не поворачивался.

– Да, – подтвердила Лена. – И сказать что-нибудь тоже обязательно нужно.

Кравцов с Володей подхватили мёртвого товарища и, бережно неся тело, проследовали на ют. Девушка всё это время шла за ними, постоянно оглядываясь.

Они расположились на краю левого борта, положив тело рядом. Лена предложила сказать для Дениса прощальные слова и начала первой.

– Денис, ты был весёлым и беззаботным, а ещё очень смелым. Спасибо, что помог Даниле, это и есть самая настоящая дружба. Надеюсь, ты попадёшь в хорошее место. У меня всё.

Девушка замолчала. Данила думал, что она опять может заплакать, но, видимо, слёз больше не осталось. Неудивительно. За последние дни она выплакала столько, что хватит на полжизни вперёд.

– Володя, ты что скажешь?

Козлов удивлённо посмотрел на Данилу, предоставлявшего ему слово, и проговорил:

– Я не был с ним так хорошо знаком, как ты. Но парень он был и правда весёлый и добрый вроде. А его поступок… В общем, он заслуживает всего самого лучшего. Будем верить, что так оно и будет.

Настала очередь Кравцова. На удивление он совершенно не знал, с чего ему начать.

– Пожалуй, лучше всех его знал я. Я помню, как мы смеялись над самыми глупыми вещами, над такими только подростки обычно смеются. И мне нравилось это. Нравилось, как он был открыт передо мной, а я перед ним. Мы могли обсудить практически всё, и это делало его по-настоящему хорошим другом. Я чувствую свою вину, я всегда буду её чувствовать. На его месте должен был оказаться я. Бог свидетель и вы тоже – он спас меня, а я убил его. Прости, брат, ты знаешь, что я сделал это не специально и мне очень жаль, что ничего не могу изменить.

Сегодня я узнал тебя с другой стороны. Я узнал бесстрашного человека, способного рискнуть жизнью ради спасения другого. Надеюсь, ты сможешь меня простить, где бы ты ни был. Я себя простить не смогу. Вечная тебе память…

Он замолчал и долго смотрел в лицо мёртвого друга. Ещё пару часов назад он был живее всех живых. А теперь… Странная штука жизнь. Ради чего было прожито двадцать три года? Ради пятнадцати минут боли, дырки под рёбрами от ножа лучшего друга и металлического привкуса крови во рту перед смертью? Бред.

По команде Данилы они вместе с Володей поднял тело и, раскачав, скинули за борт. Кравцов опасался, но всё же посмотрел в воду. Как и другие, Денис пошёл ко дну очень быстро.

Когда они вернулись к Сергею, обнаружили его с открытыми глазами. Это был хороший знак, хотя, кроме этого, ничего хорошего со связистом явно не происходило. Даня велел ему ничего пока не говорить, чтобы сберечь силы. Он аккуратно дал попить ему воды, отчего Сергей разразился громким приступом кашля.

– Серый, – обратился к связисту Данила. – Сейчас я буду задавать вопросы, только не говори ничего. Просто да или нет. Да – один раз моргнуть, нет – два раза. Понял?

Сергей моргнул один раз. Он открыл рот и попытался что-то сказать, но ничего не вышло.

– Болит сильно?

Одно моргание.

– Надо выпить антибиотик, чтобы не пошло заражение. Сможешь?

Одно моргание. Данила достал пачку с пенициллином и дал Сергею выпить таблетку. Немного помедлив, дал вторую.

– Мы хотим отнести тебя обратно в столовую, там теплее и поспокойнее. Потерпишь?

На этот раз связист моргнул один раз двумя глазами, а второй только одним. Данила с Володей улыбнулись.

– Хорошо, мужик. Ты молодец.

Володя подхватил его за подмышки, а Данила, стараясь действовать как можно аккуратнее, – за ноги, вернее, за одну ногу, вторую он лишь слегка придерживал. Сергей издал сдержанный стон боли и терпел до тех пор, пока его не уложили на матрас в столовой. Обрубленная нога начала немного кровоточить, и Кравцов решил сменить повязку. Предупредив товарища, смочив бинт водой, он размотал его и выкинул в иллюминатор. Нога чуть кровила, но угрозы жизни в связи с потерей крови не просматривалось. Он открыл новую упаковку стерильного бинта и, стараясь причинять как можно меньше боли, обмотал вокруг ноги.

Сергей держался очень мужественно, как и Лена, наблюдавшая за всем происходящим.

– Я не знаю, – начал Кравцов, – можно ли тебе давать спиртное после антибиотика, поэтому ты мне скажи.

Сергей моргнул один раз.

Парни перетащили всё своё имущество в столовую, после чего Володя налил Сергею и Лене. Девушка пить не захотела, но Кравцов убедил её в необходимости этого. Сам же он вместе с Володей пить не стал, голова до сих пор не прояснилась от выпитого перед операцией.

Алкоголь дался Сергею с большим трудом. Кое-как одолев крохотную порцию, он еле удержал это в себе. Данила предложил ему консервы, но едва коснувшись еды губами, Сергей тут же сплюнул.

Найдя в аптечке ртутный градусник, ему измерили температуру. Результаты оказались неутешительными. Тридцать восемь и девять. Никто не решился давать ему таблетку, чтобы снизить температуру, в довесок к антибиотикам и алкоголю. Ещё через какое-то время Сергей вновь погрузился в сон.

– Надо бы что-то поесть, – сказал Володя, когда Сергей закрыл глаза. – Нам всем нужны силы.

– Да, – подтвердил Данила. – Но сначала я хочу посмотреть, как там Виктор.

Лена испуганно посмотрела на Кравцова. Поняв её опасения, он тут же поспешил дополнить сказанное:

– Нет, не волнуйтесь, я просто хочу посмотреть, в каком он состоянии. Лена, ты пойдёшь со мной, если не против, конечно.

Девушка с облегчением кивнула, и они отправились на ГКП. Тихо войдя в помещение, Даня с Леной увидели ничком распластавшегося на палубе моториста. Он лежал в том же самом положении, что и перед их уходом. Приглядевшись, Данила убедился, что моторист дышит. Лицо его было плохо узнаваемо из-за спёкшейся крови, а один глаз заплыл сильнейшей гематомой.

Проверить пульс Данила не решался. На миг ему вдруг захотелось сделать контрольный выстрел в голову мужчины, а потом скинуть тело за борт. Не одного человека они рыбам скормили, а этот до сих пор жив, хоть, может, и не совсем здоров. Но он не мог так поступить. И дело было не только в Лене, которая наверняка не дала бы этого сделать. Дело было в нём. Подобный поступок был низким, жестоким и, самое главное – трусливым. Поэтому он взял Лену за руку и отправился с ней обратно в столовую.

Володя к их приходу открыл новые консервы, где-то раздобыл хлебцев из армейского сухпайка, а также нагрел две кружки с кипятком, засыпав растворимым кофе. Аромат чувствовался ещё в коридоре, и Данила, не выдержав, выпил кружку прежде, чем стал есть.

Пообедав, они посчитали свои скудные запасы. На троих с половиной человек (никто не думал, что Сергей будет полноценно питаться) этой еды им хватит максимум на неделю. Было принято общее решение, что на следующий день, после того как Сергей немного окрепнет, нужно отправиться на поиски провизии.

Самое опасное было в том, что заканчивался алкоголь. Никто не хотел пережить то, что пережил связист. Поэтому водку хотя и с неохотой, но пили исправно. Данила предложил Володе отдохнуть, видя, как он измотан. Козлов не стал противиться, и через пять минут с его матраца разносился громкий храп. Лена тоже легла, но уснуть у неё никак не получалось. Поворочавшись на своём спальном месте в течение получаса, она попросила Данилу лечь рядом и поговорить с ней.

– О чём ты хочешь поговорить? – заинтересованно спросил он, расположившись рядом.

– О чём-нибудь совершенно отстранённом. Не о том, что здесь, а том, что было до поездки сюда. Расскажи, какой ты был там?

Он призадумался. Они достаточно много с ней беседовали, но, по сути, совсем не знали друг друга.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Ну не знаю, расскажи о своих увлечениях, жизни, хоть о чём-нибудь.

Лена повернулась к нему боком и, подложив под голову руку, с любопытством смотрела в глаза старшему сержанту. Данила подметил с восхищением (конечно, про себя), какое правильное у неё лицо. Гладкая кожа, мягкие черты и небольшие, но пухлые губки.

– Ну что сказать? Я люблю заниматься спортом. Раньше увлекался боксом, сейчас просто поддерживаю форму регулярными пробежками и занятиями со штангой. Ещё… Я люблю читать книги, смотреть фильмы и просто обожаю рок-музыку. В общем, ничего особенного.

Рассказывать о своём прошлом, о том, как жил до армии, почему-то не хотелось.

Девушка улыбнулась.

– Ничего особенного? Фильмы понятно, но книги в наше время не все читают. И что ещё за рок-музыка? Только не говори, что ты ходил, как все эти странные парни и девушки, с цветными волосами и в кожаной одежде.

– Вроде той, что на Викторе одета? – Он смог немного рассмеяться. – Не-е-е-т… Я просто люблю слушать музыку, а не выглядеть как неформал.

– И что именно ты слушаешь?

– Да ты не знаешь эти группы.

– А вдруг?

– Может, не стоит? Обычно людей, слушающих такую музыку, считают странными.

– Я и так считаю тебя немного странным. – Лена, наконец, улыбалась. Данилу радовало это сейчас как ничто другое. – Рассказывай…

– Ну, например, «Слот». Одна из моих любимых групп с женским вокалом. Поют что-то вроде русской альтернативы.

– Можешь что-нибудь напеть?

Данила вновь рассмеялся.

– Нет, только без этого. Мне олимпийский мишка на ухо наступил, причём ещё в утробе матери. Поэтому даже не проси меня. Ты, может, слышала песню «Две войны», «Мёртвые звёзды»?

Лена сделала напряжённый вид, будто пыталась что-то вспомнить.

– Только не говори, что это та группа, где молодая безумная девушка с дредами орёт постоянно?

На этот раз Данила громко и искренне рассмеялся.

– Её зовут Дарья Ставрович. Думаю, ты про неё говоришь.

– Сочувствую. Теперь я понимаю, почему ты такой эмоциональный иногда, от такой музыки с ума сойти можно.

– Однако я не сошёл. На самом деле эта музыка может вдохновлять и, более того, придавать силы в самые тяжёлые моменты. Я твёрдо в это верю. – Данила задумался: сколько таких моментов он пережил? До нынешних событий уже кажется, что нисколько, а ведь раньше он был убеждён совсем в обратном. Не зря говорят, что всё познаётся в сравнении. – Но… Только в том случае, если ты её действительно любишь.

– Кого? Дарью эту?

– Да нет, глупышка! Музыку!

Теперь рассмеялась она.

– Я пошутила. Ты говорил про чтение. Это тоже необычно в наше время.

Лена не унималась. Откуда в ней столько сил, удивлялся Данила.

– Однако я читаю, а ты?

– Редко, мне это тяжеловато даётся. Я больше люблю фильмы смотреть.

– И какой же твой любимый? – спросил Данила.

Девушка не задумываясь ответила:

– «Спеши любить», ты не видел его, наверное.

– Ну почему же, видел. Хорошее кино, хотя и печальное.

– Не может быть, чтобы ты его видел. Оно же… Такое девчачье? – Девушка не просто улыбалась, она казалась весёлой.

– Ну и что? Я разные фильмы смотрю.

Они вместе посмеялись, и Данила спросил снова:

– Ну а что ты можешь о себе рассказать?

– Я тоже люблю смотреть фильмы. Но мне нравятся не только такие, как «Спеши любить», мне очень нравятся боевики и комедии.

– Да ладно, этого не может быть. Ты меня разыгрываешь.

– Вовсе нет. Мне, например, нравятся «Форсаж», «Плохие парни», ну и другие американские боевики. Кроме того, я люблю современные российские военные фильмы. Остальные не очень, но военные наши снимать умеют.

Он смотрел на неё, не понимая, разыгрывает она его или нет.

– Военные мне тоже нравятся, но далеко не все. Слишком много дешёвых. Наверное, с тобой было бы классно ходить в кинотеатр на премьеры. Если у тебя действительно такой вкус, то мы с тобой неплохо подружились бы.

Она улыбнулась в ответ.

– А сейчас мы что, плохо дружим?

– Ну-у… Вообще-то сейчас я считаю тебя своим самым любимым другом.

Они поцеловались. Было так приятно во всём этом ужасе переживать действительно счастливые моменты. После долгих и нежных объятий Лена спросила:

– Расскажи о себе. Откуда ты, какой ты там, дома?

Кравцов и сам не знал, какой он был бы с ней там, а какой он был до неё, и вовсе забыл уже. Единственное, что Даня мог сказать наверняка, что любит её и будет всегда беречь. Он нашёл в ней то, чего не видел ни в одной другой девушке, и так боялся теперь это потерять. А как сложились бы их отношения, если бы встретил он её не здесь, а в Севастополе?

– Я родился и вырос в России, как ты знаешь. Мои родители погибли, когда я был совсем маленьким. Меня забрала на воспитание бабушка по отцовской линии, но скоро она заболела и ей запретили меня воспитывать. Я попал в детский дом и до своего совершеннолетия жил и воспитывался там. Вначале я часто навещал больную бабушку, но потом и она умерла. Её квартира осталась мне по наследству, и когда мне исполнилось восемнадцать, я переехал туда.

Вскоре после этого меня призвали в армию, где я и остался на контракт. Вот так коротко можно рассказать о моей жизни до поездки сюда.

– Но почему ты остался? Я имею в виду, в армии зачем остался?

Данила сделался задумчивым, погрузившись в воспоминания.

– А что ещё мне было делать? В нашем мире к детдомовским относятся предвзято. Оно и неудивительно, я даже никого в этом не виню. Многие парни и девушки, которым повезло меньше, чем мне, либо уже сидят в тюрьме, либо стали наркоманами и алкашами. Я давно понял, что не хочу для себя такой судьбы. Поэтому, когда попал в Севастополь и увидел красоту этого города, сразу решил остаться.

– А что с квартирой?

– Сдаю там, на Родине.

Девушка присмотрелась к нему внимательнее и словно уловила, что он чего-то недоговаривает. Данила видел это и легко мог съехать на то, что говорит о близких ему людях, поэтому и выглядит так. Но это на случай, если она решит углубиться со своими расспросами. Были в его жизни вещи, которыми он не готов был пока делиться даже с ней.

– Прости, если спросила что-то не то… – словно прочитав его мысли, извинилась Лена.

– Да нет, что ты. Всё нормально. Надо жить настоящим и будущим, а не прошлым.

Верил ли он сам в то, что говорил?

– Хорошие слова. Жаль, у меня это с трудом получается.

– Почему? Расскажи ты о себе, если хочешь. Иногда после этого становится легче.

– Я не знаю, о чём можно рассказать. Моя жизнь тебе будет не интересна.

– Вот и нет. Мне интересно абсолютно всё, что связано с тобой.

Девушка погрузилась в воспоминания:

– Меня воспитывала мама. Папа умер, когда я была совсем маленькой, поэтому совсем его не помню. Маме было тяжело, она воспитывала меня совсем одна, и ей приходилось очень много работать, чтобы нас обеспечить. Тем не менее я была счастлива.

Но не мама. Позже она встретила мужчину и вышла за него замуж. Я сначала разозлилась на неё за это, но она была в отчаянии и мне пришлось смириться. А потом мама умерла, и мы остались с отчимом вдвоём. Он сильно пил и грубил мне. Я ненавижу его. Я… – Она словно заставила себя о чём-то промолчать. – Дала себе слово, что когда вернусь из этого похода, то найду в себе силы разобраться с ним. В конце концов, квартира, в которой мы живём, принадлежит по наследству мне, а разделять с ним кров я больше не смогу. Просто… Не всё так просто. Я боюсь его…

– Боишься? Но почему?

Она не знала, что ответить. О том, что происходило между ними, особенно в последний день перед отъездом, ей не хотелось рассказывать.

– Можно я не буду отвечать? Я пока не готова.

– Конечно. Не хочешь, не надо. Иди ко мне… – Она обнял её и поцеловал. Даня видел, как она переменилась в лице, вспоминая о прошлом.

– Ответь мне честно: почему ты пришла работать на корабль? Тебе не место здесь. Зачем же это?

– Мне многие задавали этот вопрос. После смерти мамы у меня почти никого не осталось. Отчим не в счёт. Я уже решила, что отучусь на повара, потому что с малых лет у меня это хорошо получалось. На обучение в институте у меня всё равно денег не было. ЕГЭ я, правда, сдала, причём довольно хорошо, но это не помогло. На бюджет всё равно не прошла. Мамин брат, мой дядя, работает где-то на флоте. Они особо никогда не общались, но после её смерти дядя всё-таки иногда мне помогал. Вот и сюда именно он меня устроил. Я… Я хотела увидеть мир, а денег на это, конечно, не было. Но это моя мечта. Здесь я совершенно бесплатно побывала в Омане и считаю это самым необыкновенным приключением в жизни, к тому же оно было вместе с тобой, что ещё лучше. Если бы не то, что случилось с кораблём, мы бы могли ещё много где побывать. А теперь…

– А теперь самое невероятное приключение для нас всех – это то, что мы оказались заперты на проклятом всеми богами корабле посреди Индийского океана и время от времени хороним близких нам людей.

Шутка вышла более чем жестокой, и они оба задумались, каждый о чём-то своём. Видимо, стресс таким образом сказывался на них. Данила ещё раз заглянул в чарующие глаза девушки. Тёмные, карие. В них он увидел что-то такое, чего до этого дня не было.

– В чём дело? – спросил он.

– Не знаю. Мне кажется… Будто мы с тобой очень давно знакомы. Такое ощущение, что я могу тебе доверить абсолютно всё.

– Глупенькая, так оно и есть.

Молодые люди лежали и обнимались. Они перестали разговаривать и просто наслаждались обществом друг друга до тех пор, пока за дверью не послышался какой-то шум. К этому времени за иллюминатором уже стемнело и помещение им освещала единственная свеча, стоявшая на столе.

– Ты слышал это? – испуганно спросила Лена.

– Кажется, да.

Данила быстро и бесшумно встал. Схватив автомат, он тихо подошёл к двери. Лена испуганно смотрела на него и растолкала Козлова. Володя спросонья ничего не понял, но увидев у двери Данилу, насторожился и сел.

Кравцов открыл дверь и аккуратно выглянул. Тут же с сильным хлопком закрылась металлическая дверь, отделяющая коридор от внешней палубы. Данила осветил фонариком окружающее пространство и, никого не увидев, закрыл дверь, и присел на лавочку, за стол.

– Надо было от него избавиться, пока он без сознания. Так и будем теперь ждать, когда он вернётся, – злобно прошептал Кравцов.

– Думаешь, это он? – спросил Володя. – А почему так темно?

– Потому что стемнело, Вова!

За дверью вновь раздался шум, причём на этот раз громче и отчётливее. Кравцов резко открыл дверь и посветил в коридор, дверь на ют была распахнута. В сердце что-то кольнуло, не то чтобы страх, но что-то очень, очень похожее.

– Данила, только не вздумай туда идти. – Похоже, Лена очень испугалась и от этого подошла к нему ближе.

– Там кто-то есть, надо проверить, – ответил он девушке.

– Да зачем это надо? Давай останемся!

– И будем ждать? Чего?

Она замолчала, видимо, поняв, что он всё уже решил для себя. Опять.

– Я обещал не оставлять тебя одну?

Она кивнула.

– Пойдём вместе. Только постоянно будешь держаться сзади меня и смотреть в тыл. Ты не против?

– Против, но я пойду.

– Володя, – обратился Даня к Козлову, – оставайся здесь и присмотри за Серёгой.

– Господи! Да вам что, до сих пор мало, что ли? Зачем вы всё время куда-то идёте и что-то ищете?

Володя был прав, и Данила знал это. Но его вновь посетило необычное предчувствие. Что-то было не так в этом шуме и в этой грёбаной темноте.

– На. – Он протянул ему свой нож, совсем недавно отмытый от крови Дениса. – Может пригодиться. Если что, кричи что есть мочи.

– Я тебя ненавижу за это!

Володя взял нож и сел за стол, поставив греться воду в кружке. Данила с Леной вышли в коридор и направились в сторону выхода. Неожиданно позади них послышался шум. Резко обернувшись, они увидели в противоположной стороне коридора промелькнувшую тень. Данила почувствовал внутри груди леденящий холод. Лена же от испуга сильно сжала руку парня, практически впившись в неё ногтями.

– Пойдём скорее.

Даня повёл девушку за собой. И хотя он хотел быстрее достичь угла, ноги не слушались. Они продвигались гораздо медленней, чем он хотел, но в то же время и осторожнее.

Лене показалось, что они идут целую вечность. В отличие от Данилы, она не ожидала там увидеть никого, кроме Виктора. Но девушка почувствовала, словно прочитав его мысли, что Даня боится. И боится он не Виктора, а кого-то совершенно другого. От этих мыслей ей стало по-настоящему страшно, и она постаралась ещё ближе держаться к старшему сержанту.

***

Наконец, достигнув угла, они осторожно завернули. Сзади послышался грохот, и они увидели, как дверь в очередной раз сама по себе захлопнулась.

– Что за чёрт? – шёпотом выругался Данила, обращаясь больше к себе, чем к Лене.

– Может, сквозняк?

Хрена с два, это был не сквозняк, ведь ветра не было с момента первого импульса. Данила держал автомат наизготовку, готовый в любой момент спустить курок. Он слышал, как сильно бьётся его сердце, он чувствовал страх, сковывающий его. Сзади тяжело дышала Лена, и это отвлекало ещё больше.

Посмотрев назад, Кравцов решил идти на ют. Они развернулись в обратную сторону и пошли туда, откуда только что пришли. И вновь путь в десяток метров занял у них слишком много времени, словно коридор растянулся и преодолеть его стало гораздо сложнее, чем это было на самом деле. Как только они подошли к металлической двери, Данила потянулся к ручке. В этот же миг сзади послышался чей-то топот. Девушка закричала, Данила обернулся и вновь увидел чей-то силуэт, забежавший за угол. Он схватил Лену за руку и побежал, как вдруг позади дверь со скрипом открылась и оттуда повеяло ледяным холодом.

Они остановились посередине коридора и замерли.

– Ты смотри на дверь, – сказал Данила, – а я буду смотреть туда. – Он указал в сторону уходящего вглубь судна коридора.

Так они и стояли неопределённое время. Было очень темно, фонари освещали коридор недостаточно. Какие-либо движения в этот момент прекратились. Данила изо всех сил старался прислушаться, но так ничего и не услышал.

– Лена, теперь медленно двигаемся вдоль стены и продолжаем смотреть каждый в свою сторону. Хорошо?

– Да.

Они разговаривали шёпотом, но в такой тишине и этот звук был очень хорошо слышен. Медленно, словно прощупывая каждый шаг, Данила смещался вправо, боясь отвести взгляд даже на секунду. Лена смотрела влево, подсвечивая себе очень тусклым фонариком.

– Данила…

– Что?

– Даня…

Кравцов отчётливо слышал, как голос девушки постепенно перешёл на писк. Он медленно повернул голову в направлении, куда она смотрела, и замер.

От страха, который испытал морпех, его автомат продолжал смотреть вперёд, он даже и не подумал навести ствол куда-то ещё. Взгляд Кравцова устремился в проход двери, которая только недавно сама по себе распахнулась.

В это было страшно поверить, в это не хотелось верить, но там, во тьме ночи, на уровне их лиц светились две яркие красные точки. Это не могло быть глазами, но это были глаза. Невозможно было определить, кому они могли принадлежать, но это было чем-то настолько ужасным, насколько может хватить воображения. Данила замер в изумлении, он просто не знал, забыл, не мог пошевелиться.

Стоявшая рядом девушка пятилась назад, но не могла сдвинуть замершего морпеха ни на сантиметр.

– Данила… – вновь не сказала, а скорее проскулила она.

Но Кравцов её не слышал. Он смотрел в эти глаза, и то, что он начинал видеть вслед за этим, вселило в него ещё больше страха. Из сумрака, из небольшого замкнутого пространства вокруг горящих глаз под игрой света и тени Данила увидел едва уловимые очертания капюшона. Тот человек (существо) словно чуть продвинулся вперёд, и свет фонаря прорисовал на нём элементы его мрачного одеяния.

Лена поняла, что Данила не обращает на неё никакого внимания, и со слезами на глазах принялась судорожно дёргать его за руку. Кравцов что-то чувствовал, но это что-то было таким незначительным. Всё, что имело значение сейчас, это проклятый взгляд и чёрный (тёмный) капюшон.

– Даня! Данила! Да очнись же ты, пожалуйста!

Где-то далеко, совсем в противоположной стороне послышался жуткий смех. Он был таким далёким и таким близким одновременно. Девушка вся тряслась от страха, но не могла ничего предпринять, потому что её любимый человек был то ли до смерти напуган, то ли зачарован. Она посмотрела в ту сторону, откуда слышался смех, но ничего не увидела.

Теперь вместо того чтобы отталкивать Данилу, девушка принялась тянуть его за собой, в сторону того ужасного, что было впереди. Она изо всех сил шла навстречу безумному страху, но понимала, что действовать самостоятельно Кравцов сейчас не в состоянии. Ей нужна была дверь, ведущая в столовую. Только это сейчас могло помочь, лишь бы хватило сил и смелости затащить Данилу туда.

Она постоянно оглядывалась, проверяя, что происходит с Данилой. Но он был таким же, как и в самом начале. Чем ближе Лена подходила к двери, тем дальше она была от неё, и это казалось ещё большим безумием в том сумасшествии, что происходило вокруг.

Данила же, всё ещё пребывая в ступоре, видел, как вот уже из-за металлической перегородки выступила нога. Но это была не нога, это было что-то представляющее собой лишь подобие нижней конечности. Что-то тёмное, мерзкое и скользкое приближалось. Оно наступало. И это было неизбежное, неминуемое продвижение сил, настолько чёрных, что разум отказывался это воспринимать.

Лена всё тянулась и тянулась вперёд, используя перила как точку опоры.

– Данила, пожалуйста, помоги мне! Данила, очнись же! Прошу тебя! – не переставала кричать девушка. Она не знала, что ещё сделать, чтобы он услышал её.

От безысходности Лена принялась кричать Володе, который всё это время даже и не думал высовываться из своего укрытия.

– Вова! Вова, помоги нам, пожалуйста.

***

Девушка уже не просто плакала, она билась в истерике. Но несмотря на это, не пала духом, а наоборот. Глядя вперёд и видя, что превратившиеся из красных в жёлтые глаза – улыбаются, Лена нашла в себе новые силы. Да, невозможное сравнение, но оно заставило девушку ещё упорнее тянуть непосильную ношу.

«На самом деле эта музыка может вдохновлять и, более того, придавать силы в самый тяжёлый момент». Так ей сказал Данила. Она очень хорошо запомнила его слова. Было в них что-то вдохновляющее, сильное, что ли. Лена чувствовала, что он сказал это не просто так, потому что словно слышала это в его голове во время их разговора. Но сейчас не знала, как использовать это и что ей нужно сделать, чтобы помочь Дане прийти в себя.

Вот неожиданно для себя самой она нащупала ручку двери. Лена принялась судорожно её опускать вниз, но та словно сопротивлялась. На миг ей показалось, что всё кончено. Проклятая железяка никак не желала поддаваться усилиям девушки. И всё же ручка поддалась давлению, и дверь открылась. Лена буквально затянула своего мужчину внутрь и захлопнула дверь.

Когда она спустя мгновение, наконец, пришла в себя, то увидела хорошо освещённую столовую. Взглянув в иллюминаторы, она обнаружила, что за ними был дневной свет. За стеклом по-прежнему стоял непроглядный туман, но там было светло, как днём.

Она осмотрелась и увидела смотрящего на неё безумным взглядом Володю.

– Где ты был, Вова?! – закричала Лена.

Он ещё больше раскрыл глаза и спокойно ответил:

– Вообще-то, я вас хотел об этом спросить.

Лена ничего не ответила, она уже поняла, что что-то неладное здесь происходит. И убедилась в этом, посмотрев на Данилу. Тот словно вообще не осознавал, где находится.

Козлов, видимо, тоже поняв, что ничего не понимает, решил продолжить разговор:

– Произошёл импульс, где вы были всё это время? Целую ночь я просидел здесь, то и дело заливаясь водкой. Я глаз не сомкнул, надеясь, что вы вот-вот вернётесь.

Теперь Лена не понимала происходящего ещё больше.

***

Наконец, Данила заговорил:

– Что произошло? Кто-нибудь может мне объяснить?

Лена пересказала им свою историю. Из всего услышанного Данила помнил только то, как увидел в проходе горящие глаза, дальше этого все его воспоминания шли только короткими обрывками, собрать которые последовательно он не смог.

После о прошедшей ночи рассказал Володя. Сопоставив две истории, они выяснили, что ночью произошёл импульс, который Данила с Леной не почувствовали, по крайней мере так, как воспринимали раньше, а Козлов всё это время сидел и пытался не сойти с ума от ужасного гула в ушах и желтоватого мерцания зловещего тумана.

– А что с Сергеем? – поинтересовался Кравцов.

– А что с Сергеем? Ничего. Он всё время спал, время от времени что-то выкрикивая.

– Вот ГОВНОДЕНЬ! Нет, эта грёбаная ГОВНОНОЧЬ!

Данила был крайне раздосадован случившимся. Он не только плохо помнил о том, что произошло, но ещё и был вытащен из опасной зоны Леной. Он был уязвим, его сковал то ли страх, то ли ещё что. А самое ужасное – он не смог с этим ничего поделать.

Адреналин, придававший девушке смелость, похоже, теперь пропал. Её начало всю трясти, и она присела к себе на матрас. Володя, увидев её состояние, налил водки, добавил в неё немного сока и протянул Лене. Она с благодарностью всё выпила и, похоже, даже немного успокоилась.

– Как ты, Лена? – с заботой в голосе спросил Кравцов.

Она посмотрела на него, словно пытаясь понять, о чём он думает.

– Ты не хочешь объяснить, что это было?

– То есть?

– Почему с тобой случилось то, что случилось?

Данила призадумался, о чём стоит говорить, а о чём лучше промолчать. Он ничего не хотел от неё скрывать, но пугать ещё больше тоже не хотел.

– Данила, о чём ты думаешь? Что скрываешь?

– Я… Я ничего не скрываю. Просто… – Он опять замолчал.

Володя тоже заподозрил неладное. Наверное, тоже не понимал, с какой стати Кравцову что-то скрывать от них.

– Говори, Даня. Потом и я кое-что расскажу, – сказал сторонний голос.

Все дружно посмотрели на внезапно очнувшегося Сергея. Он смотрел на них вполне ясным взглядом и выглядел немного лучше прежнего.

– Дайте попить.

Володя тут же подорвался с места и дал Сергею напиться.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Козлов после того, как связист перестал жадно глотать воду.

– Плохо. Слабость и жар. Дайте мне пенициллин выпить.

Володя нашёл таблетки и вновь помог Сергею. Тот благодарно кивнул и закрыл глаза. Остальные подумали, что он опять засыпает, но неожиданно Сергей вновь заговорил:

– Просто с закрытыми глазами мне немного полегче.

– Можешь так лежать, мы не обидимся, – сказал Данила. – Что ты хотел, чтобы я рассказал?

– О чём Лена просила.

Данила начал рассказывать:

– То, что мы видели с Леной, это… Это, в общем, часть моего сна. Вы не помните, наверное, я Денису про него рассказывал, в самом начале нашей командировки. Мне очень давно снится один и тот же кошмар. Не часто, но очень отчётливо. Я помню всё, что происходит в этом сне, и всегда этот сон двойной. То есть как бы сон во сне, если вы понимаете, о чём я. – Данила увидел, как Козлов понимающе кивнул, и продолжил: – Я не буду пересказывать вам его, скажу проще: там, во сне меня постоянно пытается убить одно и то же существо. Сегодня это существо впервые за всё время видел ещё кто-то, кроме меня. И это было точно не во сне…

Данила посмотрел на Лену. Лицо её было напуганным, и она упрямо прятала взгляд.

– Лена, – хриплым голосом обратился Сергей. – Что ты можешь об этом сказать?

Она опять начала дрожать, и Данила поторопился обнять её. Положив голову ему на плечо, девушка сказала:

– Я видела это, и оно… Оно было ужасно. Даже не знаю, как я набралась смелости, чтобы вообще ногами передвигать, не говоря уже о том, чтобы ещё Даню за собой тащить. Сначала… Сначала это были глаза, а потом нечто другое. И самое страшное, что это… Приближалось. Я видела, как его конечность, нога или что вообще это было… Уже, в общем, зашло за порог.

Не договорив до конца, Лена тихо начала плакать. Кравцов, чтобы её больше не мучили, знаком показал парням не задавать ей вопросов и продолжил свой рассказ:

– Это что-то похожее на человека. На нём одето чёрное одеяние, на голову накинут капюшон и никогда не видно лица. Глаза – иногда, руки – тоже, но никогда я не вижу, что скрывается под этим капюшоном. Когда он смотрит, меня одолевает жуткий страх. Сегодня ночью, видимо, даже слов от него не потребовалось. Я не знаю, почему впал в ступор.

Он замолчал и думал, что вопросов больше не последует. Но Лена, похоже, считала иначе:

– Ты не всё рассказал. Кажется, ты ещё что-то скрыл.

Он удивлённо посмотрел на девушку. Каким образом она так часто и так точно улавливает, о чём он думает и что скрывает?

– Ты меня поражаешь. – Он улыбнулся. – Я говорил вам, что видел кого-то во время того импульса, когда Ольга погибла. Так вот, я не стал говорить, что это было именно это существо. Честно говоря, до недавнего времени я и сам сомневался, что это было так. Но теперь… Теперь я знаю, это преследует меня, идёт за мной. И я до смерти боюсь… Раз уж я начал, то скажу своё мнение. Мне кажется, что верёвку отвязал не Виктор, а это…

– Но это же просто галлюцинация, Даня! – Володя сказал это таким тоном, словно все, кроме него, об этом забыли. – Это то, чего ты боишься во сне, импульсы порождают галлюцинации, и всё!

– Но почему тогда я увидела это?

На это Володя явно не знал, что ответить, и замолчал.

– А это? – Данила поднял тельняшку и показал на тонкий шрам от ножа. – Ты должен признать, Володь, галлюцинация или нет, но она может стать роковой.

На некоторое время в столовой воцарилась тишина. Каждый пытался найти объяснение случившемуся, но без особых успехов. Прерывистым голосом, тяжело дыша, говорить начал Сергей:

– Теперь я вам скажу, о чём думаю. Во-первых, учтите все, что сны, реальность и галлюцинации здесь смешаны в одну кучу. Поэтому всего, что несёт за собой ужас и страх, нам следует опасаться. Данила, учти это. Второе: Даня, когда ты видел этот сон в последний раз? Я говорю именно про сон, не про галлюцинации.

– Тут даже думать нечего, по пути в Аденский залив. Меня тогда Денис разбудил. Я кричал, но никто меня не слышал. Потом ещё пошёл умываться наверх.

– Хорошо, а кто-нибудь видел ещё что-то подобное?

Все молчали.

– А в ту же самую ночь?

Все опять молчали.

– Лена, – не выдержав, обратился Сергей к девушке.

Девушка посмотрела на Сергея с удивлением:

– А при чём тут я?

– Разве ты не видела кошмарный сон в ту же ночь, что и Даня?

Кравцов сидел, поражаясь двум вещам. Во-первых, каким образом он узнал о сне Лены, а во-вторых, откуда он брал силы на то, чтобы об этом говорить сейчас?

– Я… Данила?

– Расскажи ему как есть, ничего страшного.

Лена почувствовала необходимую поддержку и созналась, что видела страшный сон в ту же самую ночь, что и Данила.

– Теперь моя очередь. Откуда ты знаешь? – спросила она после своего признания.

– Я подслушал ваш разговор, когда вы уединились в каюте у доктора.

– Ты следил за нами? – с лёгкими раздражением спросила Лена.

– Да.

Остальные даже не стали ничего спрашивать. Данила давно понял, насколько профессионален этот человек, и не сомневался, что он будет идти до конца в своей деятельности. Вот только не знал, восхищаться этим или опасаться такого фанатизма.

– Но зачем ты это делал?

– Потому что в ту же самую ночь, в которую видела кошмар ты и Данила, я видел самый жуткий сон, который мне когда-либо снился. Пока я не знал про вас, вернее, ваши сны, то не придавал этому значения. Но потом случайно услышал, что не один я проснулся тогда от неописуемого ужаса.

– И что ты хочешь этим сказать? – перебил его Данила.

Сергей начинал делать большие паузы между словами и говорить всё тише, но тем не менее продолжил:

– У меня есть теория. Мне кажется, что мы не случайно оказались на этом корабле.

– Что ты имеешь в виду? – спросил удивлённый Володя.

– То, что говорю. Вам не кажется странным, что в одну ночь, на одном корабле трём совершенно разным и до этого незнакомым людям снятся кошмарные сны. Я даже смею предположить, что все они приснились в одно время. Что вы скажете?

Данила с Леной переглянулись. Они столкнулись возле гальюна после того, как проснулись как раз из-за того, что их разбудили ночные кошмары. Это может быть так, как предполагает Сергей. Данила ответил за них двоих:

– Можно найти ещё миллион людей, которым в ту ночь приснились кошмары.

– Я согласен. Но ведь есть почва для размышлений, не так ли?

– В ту ночь, – сказал Данила, – там был ещё Виктор. Вид у него был очень странный. Может, это тоже совпадение, но всё же. – А где он, кстати?

Только сейчас Даниле пришло в голову, что Сергей ничего не знает о том, что произошло после ампутации его ноги. Тогда он рассказал о случившемся, и Сергей лежал некоторое время, о чём-то размышляя.

– А что с моей ногой? Я имею в виду ту половину.

– Торчит из палубы, на месте, в общем.

Сергей улыбнулся. Остальные подхватили.

– Почему мы смеёмся над такими жуткими вещами? – спросила Лена.

– Возможно, так действует стресс, возможно, мы просто сходим или сошли с ума, – спокойно ответил Сергей.

– О чём ты ещё хочешь сказать? – спросила Лена.

Сергей посмотрел на неё. В его взгляде читалось не удивление, скорее любопытство.

– С чего ты взяла, что я хочу что-то сказать?

– Просто. Мне так кажется.

Данила решил не дожидаться его ответа. Он видел, что парню становится всё хуже.

– Серый, тебе нужно поесть. Тебе нужно набираться сил.

– Знаю, но я не смогу. Дайте мне лучше ещё немного воды.

Он попил, и в столовой опять все замолчали. Кравцов начал нагревать воду, чтобы сделать кофе себе и Лене. Володя принялся искать что-то съестное. Только Сергей ничего не делал, просто лежал и думал о чём-то.

– Есть три варианта, как можно спастись… Если спастись вообще возможно, конечно.

Молодые люди оставили свои дела и смотрели на своего покалеченного товарища. Не обращая на них внимания, он начал рассуждать:

– Можно сидеть здесь и ждать, когда каким-то чудом нас спасут. Но… Скорее всего мы умрём раньше от голода, жажды или, что наиболее вероятно, от одного из импульсов. С каждым разом он преподносит что-то новое. К нему невозможно приспособиться. Второй вариант поинтереснее: залезть обратно в шлюпку и попытаться вновь уплыть на ней. Если же её нет на месте, то можно спустить на воду другую, ту, что с правого борта, и, несмотря ни на что, плыть отсюда подальше в надежде на спасение. Но тогда тоже можем или можете умереть от голода и жажды, а то и этого хуже.

– Какой же, интересно, тогда третий вариант? – с крайним любопытством спросил Володя.

– Этот вариант я сам придумал.

– Говори, Серый, пока ты опять не вырубился.

– Подождите, – вмешалась Лена. – что значит можем или можете умереть?

– Я бы с вами не поехал. Мне не выжить. Нога не проходит, я чувствую это.

– А вот это ты зря! – неожиданно громко сказал Кравцов. – Ты – ещё тот боец. И я знаю, ты будешь бороться до конца. Поэтому борись, что бы ни случилось.

– Речь сейчас не обо мне. Я о другом. Есть у меня одна мысль, но она вам не понравится…

Все с нетерпением смотрели на связиста, а он в предвкушении наблюдал за ними, словно специально затягивал паузу.

– Говори уже! – не выдержал Данила.

– Нужно взорвать корабль. – На этот раз не было активных дебатов, как раньше. Не было споров и обсуждений. Все просто молчали и ждали его пояснений. – Только сделать это нужно во время импульса.

После непродолжительного молчания говорить начал Володя:

– Дай я угадаю. Если импульсы – это максимальные электромагнитные вспышки, то ты хочешь взорвать корабль, создав при этом большое давление. Что это нам даст? Тем более если мы в это время будем на шлюпке?

– Я не говорил, что мы в это время будем на шлюпке.

– А где мы тогда будем? – удивилась Лена.

Сергей посмотрел ей в глаза.

– Здесь, на судне.

– Что? – не сказала, а почти воскликнула Лена.

– Бред! – фыркнул Кравцов.

– Безумие, – иронично заметил Козлов, и Лена с Даней тут же посмотрели на него.

Почуяв на себе их внимание, Володя сразу начал пояснять:

– Да, безумие. Но безумнее того безумия, которое мы тут испытываем на себе вот уже несколько дней подряд. Поэтому, – он перевёл взгляд на Сергея, – безумие…

– Возможно, а возможно, и нет.

– Почему ты так решил? – не унимался Козлов.

– Потому что перед отъездом много о чём прочитал. Повторяю: я тщательно готовился к этому заданию. Сроки были очень сжаты, но в нашем деле до этого никому нет дела. Конечно, взрыв может просто нас убить, но если хотите знать моё мнение, это наш единственный настоящий шанс на спасение. Подумайте об этом, пока я отдыхаю.

Сергей оставил их размышлять, так ничего и не объяснив. Зачем взорвать, как взорвать и, в конце концов, как это может их спасти?

Он закрыл глаза и моментально уснул. Как они ни пытались, он ничего не отвечал и даже глаз не открывал, когда парни пытались задать ему свои вопросы.

Данила с Леной поели рыбных консервов, от которых уже начинало тошнить. Володя обошёлся банкой фасоли. После завтрака беспокойная ночь начала сказываться и всех начало клонить в сон, особенно когда они немного выпили.

– Я подежурю, – сказал Данила. – Всё равно только что кофе выпил. А вы обязательно поспите. Когда пойму, что засыпаю, Володя, я тебя разбужу.

– Хорошо.

И Лена, и Володя уснули довольно быстро. Данила погрузился в свои мысли, думая о словах Сергея. Представить себе взрыв корабля, каким-то образом способный их спасти, было не так-то просто. Это было больше похоже на гарантированный массовый суицид.

Тем не менее Сергей был не из тех людей, которые говорят и делают что-то не обдумав. Если он хочет взорвать, значит, у него есть серьёзные доводы по этому поводу и их следует узнать, когда связист проснётся. В конце концов, Данила и сам видел нечто странное в тот момент, когда во время импульса взорвалась граната. Главное теперь, чтобы этому типа Джеймсу Бонду не стало хуже. После слов о том, что он не выживет, Данила начал переживать. Ему очень хотелось, чтобы этот крепкий парень выжил, хотя причину такого желания Кравцов понимал не до конца.

С одной стороны, он винил этого человека, именующего себя агентом, в том, что он их всех вовремя не предупредил. С другой – понимал, что он выполнял своё задание. Его также раздражало, что когда всё произошло, он до последнего скрывал свою личность. Лишь угроза жизни заставила оперативника рассказать им об этом. Правда, Кравцов считал, что это он сделал тоже не просто так. И всё равно, несмотря на всё это, Данила питал к Сергею необъяснимую симпатию. Может, всё дело было в настоящем уважении к его профессионализму, может, в его силе духа. Этого Кравцов так и не понял.

Данила думал ещё много о чём, пока Козлов спал. Лена, видения, Виктор, взрыв, шансы на спасение. Неясность была во всём. Столько вопросов и ни одного ответа.

Времени прошло достаточно, и Данила, наконец, почувствовал непреодолимую усталость. Ещё немного попытавшись бороться с ней, он понял, что это бесполезно. Тогда Кравцов приготовил кофе и разбудил Володю, сразу протянув ему кружку. Меньше всего хотелось, погрузившись в сон, пропустить импульс или ещё что-нибудь подобное.

5

Проспали они долго. Когда Данила проснулся, то увидел сидящую за столом Лену, которая о чём-то расспрашивала Володю. Сергей тоже не спал, он тяжело дышал и время от времени гримасничал от боли.

Данила с трудом встал и подошёл к столу. Поцеловав девушку, он закинул в рот пару подушечек жевательной резинки.

– Я забыл, когда последний раз чистил зубы. Да и помыться бы не помешало.

Лена с Володей улыбнулись. Личная гигиена в последние дни была несколько подзабыта. Наверное, это и неудивительно.

Всем понадобилось справить нужду. Володя сделал всё один и быстро вернулся. Лену же сопроводил Кравцов, постоянно думая о том, насколько они близки, раз без стеснения делают такие вещи практически вместе.

Сергею пришлось хуже всего. Для того чтобы он пописал в ведро, парням пришлось ему помочь. Лена стояла в коридоре, избежав этой сцены, но всё равно всё слышала. Связист опять испытал сильную боль, когда Володя случайно задел его ногу.

После того как все закончили с личными потребностями, Данила решил сразу перейти к делу и прямо спросил Сергея:

– Рассказывай всё, о чём знаешь.

Сергей немного помолчал, как будто набираясь сил перед продолжительной речью. Собравшись с мыслями, он, наконец, начал:

– Я могу ошибаться, но думаю, что это не так. В общем, сильное магнитное поле как-то искажает пространство. Может, и время тоже, поэтому здесь и происходят необъяснимые вещи. Импульс – это словно проявление электромагнетизма на максимальных оборотах. Если бы это была какая-то установка, то мы бы знали, что её просто запускают на время и мы испытываем это на себе. Если же это что-то природное, объяснить происходящее становится гораздо сложнее.

Так или иначе, мы ничего не можем сделать. Но если в область сильного магнитного поля, то есть во время импульса, прямо здесь, на корабле, создать сильное давление – это может что-то поменять. Возможно. Может, оно каким-то образом подействует на то поле, которое нас окружает, может, на сам источник. Я считаю, что результат в любом случае будет.

Все внимательно слушали парня, и чем он больше говорил, тем больше вопросов к нему возникало. Но главный был только один. Его и задал Кравцов:

– А что будет со всеми нами в таком случае?

– Это огромный риск. Я не могу говорить наверняка, как вы сами понимаете. Но моя теория такова: если все мы во время импульса как можно ближе окажемся к эпицентру взрыва, то можем выжить.

Это казалось каким-то безумием. Быть в самом центре взрыва и после этого остаться целым и невредимым. Об этом и сказали слушатели Сергею.

– Я знаю, как это звучит. Но к сожалению, проверить это мы сможем только на практике.

Данила, Володя и Лена переглянулись. Затем Кравцов рассказал о том, как они решили взорвать гранаты и что из этого получилось. Взрывы происходили, пока связист был в отключке, поэтому он ничего не знал об этом, а времени на рассказ у них до сих пор не было. Когда Данила закончил, Сергей отвёл взгляд и что-то прокручивал в голове. Затем он спросил Кравцова:

– И что ты видел?

– Ну, – начал Даня, – я не могу точно это описать. Вокруг, как всегда, был гул, туман и прочие мерзости импульса. Я еле сориентировался, чтобы у Лены гранату выхватить и бросить. Даже не знаю, почему смотрел туда, меня словно тянуло к тому, что произойдёт, когда граната взорвётся. В другие времена я бы моментально за фальшбортом спрятался, но тогда… Это было очень странно. Короче, взрыв… В нём словно возникло какое-то… Не могу подобрать слова.

– Словно окно, через которое было видно что-то.

– Да, пожалуй, Володя прав. Лично мне показалось, что я видел чистое голубое небо. Оно как будто показалось на мгновение, а потом скрылось обратно в тумане.

– Это было похоже на галлюцинации? – спросил Сергей.

– Нет. Ну, может, немного. Но если и так, то я не один это видел. И Денис, и Володя тоже.

– Только я не видела, – вмешалась Лена. – Я как с гранатой замерла, так и сидела после этого, не поднимая взгляда.

Возникла пауза. После Сергей обратился к Володе:

– Ты тоже это видел?

– Да. Вот только…

– Что? – нетерпеливо спросил связист.

– Ничего. Я видел это. Даня прав. Когда он бросил гранату, я только и делал, что смотрел в ту сторону, куда она полетела, просто не мог оторвать взгляд. Удивительно, как никто из нас не словил ни одного осколка? Когда произошёл взрыв, на миг, очень короткий, но не настолько, насколько должно было быть в привычном нам понимании взрыва, я увидел там что-то. Вот только…

– Опять это «вот только», – перебил Сергей. – Что ты там видел? Это ведь было отнюдь не голубое небо, так?

Данила поражался, как Сергей успевает улавливать все мелочи, все фразы, что они произносят. Он явно профессионал в своём деле.

Володя отвёл взгляд в потолок, пытаясь что-то вспомнить.

– Да, это было не небо. К сожалению. Я не знаю, как вам описать то, что я видел. Я сам не хочу вспоминать. Мне казалось, что там, по ту сторону, в том небольшом пространстве, что было в эпицентре, я видел такое… Такое…

– Сверхъестественное.

Сергей не спросил, он подытожил рассказ Козлова.

Все одновременно замолчали, словно никто не хотел ничего уточнять, как будто их вовсе не интересовало, что именно разглядел Володя. А тот, в свою очередь, весь побледнел, и Данила только теперь разглядел, как трясутся руки матроса.

Спас ситуацию Сергей. Он словно почувствовал общее настроение и проговорил:

– Вот видите? Отчасти ваш рассказ подтверждает мою теорию. Вам нужно время, чтобы обдумать всё, да и мне тоже. Ведь это всего лишь теория.

– Безумная, – сказал Данила.

– Бредовая, – подтвердил Володя.

– Знаю, – устало сказал Сергей. – Но какая есть.

Лена сидела молча, лишь вертя головой из стороны в сторону и беззвучно плача.

6

Прошло несколько часов вялых обсуждений, размышлений, споров и способов найти альтернативный вариант спасения: более безопасный, да и вообще разумный.

Сергей говорил мало, время от времени пребывая в полудреме. Но, видимо, когда слышал что-то важное для себя, тут же вставлял нечто едкое, что ставило остальных в тупик и заставляло поверить в свою неправоту. Зато сам связист, как бы ни было странно, казался везде правым, он словно знал все исходы, все теории, все версии и итоги того, что предлагали остальные. Только Володя с ним почти не спорил, лишь иногда поддакивал.

Последним и решающим аргументом стали импульсы. Они учащались, а последствия их становились всё более непредсказуемыми. Рано или поздно, это признавали все, один из них добьёт всех оставшихся в живых. И смерть эта может оказаться гораздо хуже той, что ждёт их в случае взрыва.

Больше всего действовало на нервы то, что Сергей не пытался отстоять свою безумную теорию. По крайней мере в привычном смысле. Он не спорил, не отвечал на нападки Лены по поводу того, что это всё плохо закончится. Он просто приводил какие-то факты и вслух выражал свои мысли. Наверное, именно это всех и убедило в конце концов. Не без сомнений, конечно.

Когда все сдались, когда связист ещё раз напомнил о почти закончившихся продуктах и алкоголе, Данила сказал такое, от чего в столовой разразился громкий и настоящий смех, какого давно никто из них не слышал:

– Серёга, я хочу тебе сказать то, что мы от тебя скрыли. – Он специально сделал продолжительную паузу, видя, как Сергей неподдельно заинтересовался. – Я тебе вместе с ногой ещё и часть мозга отрезал, ту самую, что за здравый смысл отвечает. Ты уж извини.

Когда смех, наконец, затих, Сергей подметил:

– А ты шутник, однако.

Данила не растерялся:

– Ну уж не больше, чем ты.

И они опять рассмеялись. Хоть и немного, но обстановка всё-таки разрядилась. Когда наступила тишина, Володя спросил:

– Почему ты думаешь, что взрывом нас не разорвёт на куски?

Сергей уже с десяток раз игнорировал этот вопрос, но теперь всё-таки ответил:

– Потому что здесь всё происходит не так, как мы привыкли, есть у меня кое-какие соображения, но мне не хватит сил, чтобы научно вам это обосновать. К тому же это только моя личная теория.

– И что нам делать, просто сидеть рядом с тем, что будет взрываться, и всё? А что потом? Мы очутимся посреди океана?

– Скорее всего. Но если это будет не область тумана, то шансы на спасение у нас увеличатся в разы.

С этим они не могли не согласиться. Почти любое место за пределами проклятого тумана могло увеличить эти шансы. Кроме того, оказаться вне зоны его действия само по себе представлялось шансом.

– Хорошо, – сказал Кравцов. – У тебя, наверное, есть план, как нам всё это провернуть?

– Есть. Можно попытаться резервуар с топливом подорвать. Но я не уверен, что это сработает должным образом. Там всё-таки дизельное топливо, а не бензин или газ. Поэтому лучший способ – взять газовые баллоны, что моряки использовали для сварки. Там наверняка есть кислород, ацетилен, возможно, даже пропан. Я видел несколько, но не присматривался что именно. Может, у водолазов что-то полезное сможем найти. Вернее, сможете. Во всех этих баллонах находятся газы под высоким давлением, думаю, что-то придумаем, когда узнаем, что именно у нас есть.

Когда же вы соберёте это всё в кучу, нам понадобятся те четыре гранаты, что ты оставил.

Даня не мог вспомнить, говорил ли Сергею о гранатах, но решил не заострять на этом внимание.

– Когда мы всё принесём, что будем делать дальше? – спросил Кравцов.

– Всё положим рядом. Наложим вокруг различных горючих вещей и подожжём. Газовые баллоны начнут греться, и когда придёт время, один из них взорвётся, спровоцировав взрыв остальных.

– А гранаты зачем?

– На всякий случай. Я предлагаю их каждому в руке у себя держать, на случай, если окажемся не там, где собираемся.

– А где мы ещё можем оказаться?

Сергей посмотрел на Володю, как бы ожидая от него ответа на вопрос Данилы.

– Господи, не вникайте, пожалуйста. Оставьте меня наедине с воспоминаниями о том, что я видел во взрыве.

– Серый, ты – псих, – подытожил Данила.

– Знаю.

– Где мы будем в это время находиться?

– Как можно ближе к эпицентру. Вы сами видели, что окно при взрыве было небольшим, так что далеко нам нельзя отходить.

– Но там будет огонь? – спросил Лена. Она больше всех сомневалась в теории Сергея и постоянно пыталась их отговорить от этой затеи.

– Конечно, будет, но у нас нет выбора. Будем держаться настолько близко к баллонам, насколько позволит огонь.

Тут вмешался Володя.

– Может, всё-таки лучше гранату взорвать? РГД сто процентов разорвёт баллоны.

Вопрос Козлова проигнорировали, а он не стал повторять его.

После того как связист рассказал им свой план, Володя с Данилой начали обсуждать их дальнейшие действия. Было принято решение всё делать втроём.

Сергей без проблем согласился остаться один, попросив оставить ему автомат. После того как Данила убедился, что Виктор лежит там же, где они его оставили, он отдал Сергею оружие, и они отправились искать баллоны.

Как и предполагали парни, все баллоны были сосредоточены в подсобном помещении кормовой части надстройки судна. Вход туда располагался всего в трёх метрах от столовой. Запасов баллонов оказалось довольно много. Шесть с кислородом, окрашенных в синий цвет. Три баллона поменьше – с пропаном. Они были красного цвета. Все баллоны, хоть и были сосредоточены в одном помещении, хранились разделённые специальными переборками. Покопавшись ещё немного в беспорядке, что царил вокруг, морпехи случайно обнаружили ещё три баллона – с ацетиленом. Водолазное оборудование парни так и не нашли, хотя были уверены, что оно хранилось здесь. Может, Виктор постарался.

Когда они нашли то, что им нужно, Лена предложила обсудить всё, что рассказал им Сергей. Они прикрыли дверь, и в полутьме девушка заговорила:

– Пока Сергея нет, хочу поговорить. Вы что, действительно хотите это сделать?

– Нет, – не задумавшись ответил Данила. – Не хотим, но скорее всего сделаем.

– Мы же можем погибнуть! Вы этого не понимаете? Его теория – очень странная.

– Да, – подтвердил Козлов. – Но это хоть какой-то план и хоть маленький, но шанс.

Кравцов был рад, что Володя хорошо понимает то, что происходит. Видимо, он думал так же, как и сам Даня.

– Это шанс всем нам одновременно умереть! – не сдавалась девушка. – Я не хочу умирать, Данила, пожалуйста.

Кравцов посмотрел на Володю. Он был спокоен и не мешал ему говорить.

– Лена, послушай. Мы тоже знаем, что можем погибнуть. Неужели ты думаешь, мы с Володей об этом не думаем? Просто… Какие у нас есть ещё варианты? В то, что нас найдут, я уже давно не верю, наш корабль, похоже, находится далеко за пределами географии, и даже если его ищут, то вряд ли у них что-то получится. Спастись на шлюпке тоже вряд ли удастся, особенно учитывая то, что грести мы можем только вдвоём с Володей. Сидеть и ждать смерти от голода, импульса или ещё чего похуже?

– Но вдруг?

– Но что вдруг? Вдруг во время очередного импульса случится что-то непоправимое? Если кто-то опять в металл вплавится? Если с ума сойдёт? А если опять галлюцинации?

– Ну и что? – Она уже начала спорить со слезами на глазах. – А что если он всё это придумал, чтобы утопить корабль, чтобы выполнить своё задание до конца? Вы же сами слышали, что он не надеется выжить, вот и хочет нас с собой забрать.

– Я этого не исключаю. Хочешь, я скажу правду? Думаю, Володя думает о том же самом.

Девушка посмотрела на него печальным взглядом.

– Правда в том, что нам конец. Но я боюсь, слышишь, безумно боюсь потерять тебя во время очередного импульса. А ещё хуже, если я сам стану причиной твоей смерти.

Наконец, Володя решил вставить своё слово:

– Так или иначе, нас постепенно становится меньше, как бы мы ни старались изменить это. Я думаю, никто не хочет остаться здесь один. Если честно, то я Сергею верю. Да и сами мы видели, что бывает при взрыве во время импульса. Но там взрыв был маленький, а здесь должно бабахнуть как следует. Поэтому и окно, на которое мы надеемся, должно быть больше. Так что в том, что Серёга говорит, есть определённая логика. Я бы назвал это противодействием. На определённую силу воздействует другая сила. Из этого вполне может получиться толк. Как мы спасёмся во время этого – я не представляю и не могу объяснить, почему сам в это верю. Но если то, что мы увидели на этом корабле, можно назвать чудом, то чудеса случаются. Ну а если мы всё-таки погибнем, то это будет быстро и безболезненно. Уж лучше так, чем как Ворон.

– Я тоже такого мнения, – поддержал Козлова Данила.

Похоже, Лена не знала, что на это сказать. Они говорили правду, по крайней мере что-то логичное во всём этом было и стоило с этим согласиться. Всем было очень страшно решиться на добровольное самоубийство, сложно было поверить, что удастся выжить во время взрыва. Данила, догадавшись, о чём думает Лена, сказал:

– Я до самого конца буду с тобой, и что бы с тобой ни произошло, я разделю эту участь. Поэтому ничего не бойся. Хорошо?

Легко сказать. Однако сам он верил в свои слова. Как бы ни сложилось будущее, он будет рядом с любимой.

– Думаете, у нас получится? – Девушка больше не плакала – просто смирилась.

– Да… Думаю, да, – подытожил Володя.

На этом их разговоры по поводу сомнений остались в прошлом, и больше к этому не возвращались. Пока перетаскивали небольшие баллоны на ют, парни обсуждали некоторые моменты предстоящего взрыва. После определённых разногласий было принято решение собрать различные горючие вещи и, облив их дизельным топливом, поджечь. Туда же побросать как можно больше пластика, чтобы сделать максимальный жар. В идеале было бы, чтобы рвануло несколько баллонов одновременно, но никто из парней не знал, какие из газов и баллонов взорвутся быстрее. Поэтому решили собрать все баллоны с пропаном, который однозначно был очень опасен, все три с ацетиленом, про который мало что знали, и два больших баллона с кислородом, чтоб уж наверняка. На удивление даже Сергей не мог дать дельного совета по этому поводу, хотя до этого казалось, он разбирается абсолютно во всём.

Володя ещё раз предложил использовать для детонации гранату, но Данила переубедил его. Осколки могли убить их прежде, чем разорвётся баллон.

Козлов не стал спорить. Когда почти все баллоны были выложены в нужном месте, Лена предложила принести остальное, чтобы в случае внезапно возникшего импульса они могли бы без проблем начать задуманное, а не бегать по кораблю в поисках нужных вещей и дизельного топлива. Парням эта идея показалась очень здравой, и удивлённые, что озвучила её девушка, они принялись разыскивать всё необходимое. После того как вещи и две канистры с соляркой были уложены возле баллонов, Даня тщательно проверил четыре гранаты и четыре запала. Вкрутив все запалы в гранаты, он положил их в разные карманы своей разгрузки. Посмотрев на Володю, Даня спросил:

– Ну что, будем что-то брать из каюты?

– Может, военные билеты, паспорта?

– Пожалуй, но больше ничего, примета плохая. Договорились?

– Ага, – ответил Козлов, но немного подумав, добавил: – Надо ещё жилеты спасательные взять, оденем их прежде, чем… Ну вы поняли.

Конечно, они поняли. Если им повезёт, то они будут находиться в море неизвестное количество времени, так что жилет нужно было брать обязательно. Когда они возвращались, Сергей, услышав шаги, позвал их в столовую. Перед дверью Лена задержала Данилу, пропустив Володю вперёд. Он одарил их беглым взглядом и, не останавливаясь, проскользнул в дверь. Судя по интонации, доносящейся из столовой, Козлов принялся рассказывать Сергею о проделанной работе.

– Что случилось? – разволновавшись, спросил Данила у Лены.

– А что если во время импульса с тобой случится то же самое, что было во время предыдущего?

– Ты имеешь в виду моё видение?

– Да, его. И то, что ты не можешь его преодолеть.

Кравцов и сам не знал, что будет делать в таком случае. Хотелось верить, что больше этого не повторится.

Лена не стала дожидаться ответа:

– Я так и думала, что ты не знаешь. Тогда, я прошу, внимательно выслушай, что я тебе скажу. Помнишь, во время нашего недавнего разговора ты говорил, что хорошая песня может тебя вдохновлять, а иногда и силы придавать? Так вот, попробуй этот способ. Он может тебя вывести из ступора.

– Почему ты так решила? Я не совсем это имел в виду, когда говорил тебе…

Лена, не дожидаясь его доводов, принялась рассказывать:

– Когда я была маленькой и мне было страшно одной в комнате, я пела детскую песенку, которую напевала мне мама перед сном. Это помогало не только перестать испытывать страх, но и научило меня думать о чём-то другом, отстранённом от детских страхов. Конечно, то, что происходит здесь, это не детский страх темноты, но всё же… Этот способ довольно действенный, мне он всегда помогал. Я так делала и во взрослой жизни, в те моменты, когда отчим меня доставал. Песня, она мне как бы помогала, подбадривала меня и переключала мысли.

Данила не думал, что такой способ поможет в его случае, но пообещал девушке поступить именно так. На самом деле он больше волновался за неё. Ведь в этот раз не только он видел свой кошмарный сон. Она тоже была свидетелем, насколько реально это видение.

– Ты тоже должна мне кое-что пообещать.

– Что именно?

– Я искренне верю в одну теорию.

– Господи, опять теория?

Данила не сдержал улыбки.

– Да, но на этот раз это моя личная теория. Хотя в мире полно людей, которые тоже верят в подобные вещи. Так вот, я верю, что мысли способны материализоваться.

Девушка не поняла и смотрела на парня удивлённым взглядом.

– Сейчас объясню. Я верю, что если искренне верить во что-то, если во что бы то ни стало желать этого, то это может случиться.

– Данила, я не совсем тебя понимаю. Можешь привести пример?

– Ну, например, были случаи, когда я очень сильно хотел уехать в ту или иную командировку, но никаким образом не мог туда попасть. В таких случаях я не переставал об этом думать, хотя действий для этого никаких не предпринимал. В итоге по каким-либо причинам происходило так, что я в итоге уезжал куда хотел. Это самый простой пример из всех, первый, что приходит в голову, но далеко не единственный.

– Это совпадения?

– По большому счёту да. Но настолько невероятные, что они пробудили во мне веру в то, что совпадения эти совершенно не случайны. А если в мелочах брать, то можно про нарды рассказать. Помнишь я говорил, что это одна из моих любимых игр. Так вот, я зачастую очень хочу, чтобы мне выпал тот или иной камень. И они выпадают. Конечно, это происходит далеко не всегда, но прокручивая позже в голове, я понимаю, что выпадают они только тогда, когда я искренне и очень сильно этого хочу. Когда определённый камень для меня желанен как никогда, а победа в игре очень важна. Я никому об этом не рассказывал, но есть в этом что-то такое, что заставляет меня верить в эту мою теорию.

Девушка задумалась об услышанном. Видимо, она, наконец, поняла, что имеет в виду Данила, но не могла определить, как это относится к ней.

– Что ты от меня тогда хочешь?

– Я хочу, чтобы когда мы будем ждать взрыва, ты думала обо мне. Только о том, чтобы мы были вместе. Может быть, если нас действительно не убьёт взрывом, мы окажемся в море рядом. Конечно, я буду тебя крепко держать, и никакая сила на свете не сможет забрать тебя у меня, но всё же выполни эту просьбу. Хорошо?

Девушка улыбнулась. Какие нежные и приятные слова.

– Я при всём желании не смогу думать ни о чём другом, кроме как о тебе.

– Вот и чудно.

Старший сержант подошёл к девушке и крепко её обнял. Потом долго и страстно целовал её. Как в последний раз.

Когда они зашли в столовую, Сергей пытался съесть хотя бы несколько ложек того, что Володя протянул ему из открытой банки с консервами. Получалось у него плохо, но он всё равно старался. После недолгих обсуждений все плотно поели и достаточно крепко выпили. Затем они тщательно обсудили все моменты предстоящих действий, совсем позабыв о том, что не вынесли баллоны с кислородом.

7

Виктор импульс не увидел, он его почувствовал. Он буквально ощутил, как громко бьётся его сердце, и слышал своё собственное дыхание, эхом отдающееся в ушах. По коже пробежал холодок, а на лице появилась улыбка. Он ждал этого, и сейчас время наконец-то пришло.

Лишь открыв глаза, он обнаружил, что вновь происходит мерцание. Последнее мерцание, самое сильное, подсказал голос. Да, так оно и было. Понятно стало сразу и без чьих-либо подсказок. Достаточно только взглянуть на влажный и непроглядный туман. «Что же, начнём», – сказал Виктор сам себе и стал подниматься.

Боль в боку была, но уже не такая сильная, как прежде. До этого он бы не смог двигаться, но теперь, когда ему помогал импульс, он не только мог – он хотел, он должен был. Ничто не теперь его не остановит.

Сейчас, когда сознание прояснилось, стало очевидно, почему все его прежние попытки так и не увенчались успехом. Теперь понятно, что он упустил. Казалось, целую вечность моторист пытался открыть желанную дверь, и всё было совершенно бесполезно. Сегодня Виктор, наконец, осознал почему. На этот раз он понял это сам, без подсказок голоса. Всё оказалось так просто, что было до слёз смешно.

Попытки, которые он предпринимал ранее, были совершены им в состоянии сильнейшего опьянения. Тогда, но не сейчас. Сегодня он был трезв, как стёклышко, и ещё никогда так искренне не радовался этому. Почему раньше не открылась такая простая истина? Оказывается, всё, что от него требовалось, чтобы металлические петли издали желанный скрип, это просто «просохнуть». Не более.

Виктору не нужно было понимать, как он до этого догадался, это совсем неважно. Единственное, что имело значение, крылось сейчас в самых недрах корабля, там, где всё начиналось, там, где он впервые увидел свет двух загадочных огоньков.

Встав на ноги, моторист осмотрелся. Топора он с собой не взял, да он ему и не нужен был сейчас. Виктор знал, что сумеет открыть дверь без его помощи. Надо только добраться до неё.

Развернувшись, мужчина сделал шаг. Боль в рёбрах всё-таки проявляла себя, но совсем несильная, а если и сильная, то он её не чувствовал. Вокруг царил полумрак, и за окном не торопясь наступала ночь. Однако это не проблема. Ведь мерцание тумана, жёлтое и непрерывное, прекрасно освещало всё вокруг. Гул в ушах не мешал, казалось, что он сегодня не препятствует, а только помогает Виктору.

Ликуя, моторист начал спускаться вниз. Медленно, шаг за шагом он приближался к своей цели. Вот закончился один трап, второй, и он свернул на следующий. Виктор заметил, как позади осталась большая лужа потускневшей, но совсем не засохшей крови, крови первых жертв тумана, военных и гражданских. Может, им повезло больше, чем остальным, ведь они умерли, не увидев того, что с ними стало. Может. Но только не больше, чем ему. Если бы он сгинул в небытии тогда, то никогда бы не узнал того, что должен узнать.

Вот уже третий трап остался позади. Виктор повернул налево, но только после того, как кинул беглый взгляд на каюту связистов. Нет, теперь ему не потребуется разносить тело этого бедолаги, чтобы пробраться куда нужно. Да и тела теперь нет. На этот раз достаточно будет её только увидеть, толкнуть, и всё встанет на свои места.

Он не боялся, что кто-то его увидит или остановит. Голос вёл его. Импульс, туман, мерцающая желтизна буквально подталкивали к его судьбе, да что там говорить – сегодня все вели его и все помогали ему. Виктор знал это и поэтому не свернул налево, он прошёл прямо. Ничего страшного, что спускаться придётся по вертикальной лестнице. Это такая мелочь, что даже думать об этом не стоит.

Следуя по узкому коридору, он увидел торчавшую из палубы ногу. Обрубленная немного выше колена, плоть подсохла, но даже и не думала разлагаться, как и все останки мертвецов на этом корабле. Проходя мимо, он наклонился, чтобы слегка коснуться рукой верхней части обрубка. Пальцы почувствовали что-то скользкое и немного влажное. Поднеся руку ко рту, он слизнул то, что было на пальцах. Вкус был кислым и слегка горьковатым, словно подсохшая сперма. Странное сравнение, откуда бы ему было знать, какой у неё вкус. Но он знал, и его это совсем не смущало. Сегодня его ничто не могло смутить, сегодня всё складывалось так, как должно быть.

Остановившись рядом с люком, он развернулся и начал аккуратно спускаться. Внизу царила полная темнота, но он прекрасно видел, куда идти. Туман вёл его, он освещал ему путь, и мерцание его было как никогда кстати. Достигнув палубы, Виктор медленно двинулся вперёд, туда, куда давно мечтал добраться.

Дальше он перестал осознавать реальность так, как это бывает в привычном понимании. Как только моторист спустился ещё ниже, вдали показались едва уловимые взглядом огоньки. Мужчина радостно двинулся к ним, чувствуя под ногами мягкий настил из опавших иголок. Запах вокруг завораживал: воздух был наполнен свежестью елового леса, вокруг было темно и прохладно.

Ничто не может так погрузить в прошлое, как запахи. Он окунулся в воспоминания о детстве, которое совсем забыл. О детстве, которого у него никогда не было. Узкая лесная тропинка вела его в направлении светящихся окон. Шаг за шагом он приближался к ним, всё глубже погружаясь в лесную чащу. Засохшие ветки время от времени громко трещали под ногами, а где-то вдали кричали загадочные птицы.

Моторист продвигался вперёд, вновь и вновь отодвигая от лица торчащие ветки. Вот вдали уж показались очертания хижины. Маленький деревянный домик, сложенный из брёвен, стоял на небольшой поляне, окружённый жёлтыми одуванчиками. Несмотря на цветы, на улице было прохладно, и из небольшой трубы на крыше дома выходил светло-серый дым. Ещё через несколько шагов Виктор отчётливо увидел два окна, в которых горел мерцающий свет. «Свет от свечи», – подумал Виктор, иначе и быть не может.

Виктор хотел ускорить шаг, чтобы поскорее приблизиться к загадочному объекту, но вместо этого он почувствовал, как его ноги наливаются тяжестью. Ещё несколько шагов, и колени стали предательски подкашиваться. Виктора это начало смущать, но не пугало. Не должно это его страшить, ведь сегодня всё служит для него, всё помогает ему, не так ли? Так. И мужчина вновь обрёл уверенность в себе и двинулся вперёд

Шаг, другой, и он почувствовал под ногами весеннюю, молодую траву. Вот он стоит на поляне, и домик, о котором он грезил последние дни… Недели… Месяцы? Он и сам уже не знал, время здесь шло по-другому, но с другой стороны, не имело значения, потому что он уже на месте, он там, где и должен быть.

Пока Виктор не стал подходить к дому. Он только видел окна, мерцающий свет внутри и что-то ещё: там, за стеклом. Он доберётся до этого, но сейчас… Сейчас он принялся идти по периметру поляны, потому что то, что ему нужно было, находилось с противоположной стороны. Шаг, второй, третий, и вот он уже видит ту самую дверь. Толстые доски плотно прижаты друг к другу. Держится она на двух больших ржавых петлях. Огромный замок, на который запирали дверь, сейчас отсутствовал. Виктор знал об этом, так же, как знал, что внутри кто-то есть. Кто-то, кто ответит на все его вопросы, просто обязан ответить, иначе всё было бы бессмысленно.

Он протянул руку вперёд и вновь почувствовал, что ноги подкосились. Сейчас, когда он так близок к желаемому, им начало овладевать беспокойство. Так странно и необъяснимо вдруг потянуло обратно. В сознании неожиданно поселилось сомнение, впервые с тех пор, как он эту дверь обнаружил. До этого Виктор ни разу не усомнился, но теперь… Он хотел спросить, что ему скажет голос, но голос молчал, голос, по-видимому, покинул его.

Виктор перестал думать и гадать. Он смело схватился за ручку двери, и пальцы ощутили прохладную влагу дерева. Открыв её, мужчина почувствовал слабый запах дыма, распространяющегося от печи, в которой только начинал разгораться огонь. Он её не видел, взгляд был устремлён вниз, на свои ноги. На толстом тряпичном коврике стояли две пары обуви: большие кирзовые сапоги, поношенные и грязные, но вполне ещё приличные, и маленькие детские сапожки тёмно-зелёного цвета.

Перед ним предстали небольшие сени. В сумраке он не разглядел подробностей, которые могли бы что-то рассказать о хозяине дома, да и не они были его целью. Дальше будет ещё одна дверь, та, что ведёт в сам дом, к играющему свету свечей. Он прошёл вперёд, и она действительно возникла слева от него. Открыть дверь не составляло никакого труда. В этом и была, наверное, проблема.

Теперь, стоя перед дверью, ведущей не в сени, а непосредственно в сам дом, Виктор осознал, что не хочет больше заходить в него. Он уже ничего не хочет знать о том, что там, по ту сторону двери. Но так же ясно он понимал, что назад пути у него всё равно нет.

Виктор потянул за ручку, и дверь бесшумно открылась. Опустив голову, мужчина, стараясь не поднимать шума, перешагнул порог. Остановившись, он медленно, просматривая каждый метр деревянных, покрашенных старой коричневой краской полов, поднял взгляд. В одно мгновение всё встало на свои места, и от этого стало невероятно больно, ужасно больно. То, что было впереди, не шло ни в какое сравнение с какими бы то ни было снами и видениями прежде. То, что предстало перед ним, было РЕАЛЬНОСТЬЮ.

И эта реальность была ужасна, хотя моторист ещё не до конца понимал, почему именно.

Осмотревшись, Виктор разглядел, чем была обставлена единственная в доме комната. Слева от двери, в проёме которой он сейчас стоял, находилась небольшая металлическая кровать. Выглядела она старой, но крепкой. Застелена была тёмно-синим шерстяным одеялом с тремя чёрными полосами в ногах.

Напротив, с правой стороны стояла типичная деревенская печь, выкрашенная в белый цвет. Устроена она была так, что при желании можно было спать прямо на ней, как делали в старые времена. Далее, за печью виднелся край обеденного стола, и хотя он мог пройти к нему и рассмотреть повнимательнее – это было совсем не обязательно.

Стоя возле двери, Виктор словно почувствовал, как от печи шёл жар, хотя он знал, что огонь в ней ещё не разгорелся во всю мощь. Может, вовсе и не тепло печи охватило всё его существо, может, это было пламя приближающегося кошмара.

Впереди, в углу, прямо у противоположной стены стоял небольшой деревянный столик. На нём одиноко горела свеча, излучая неяркий свет. Свет, но не тепло. Эта свеча могла излучать только леденящий душу холод, мерзость и отвращение. И всё это было потому, что огонёк пробудил в нём что-то жуткое, что-то, что он когда-то предпочёл забыть навсегда.

На столе лежала какая-то детская книга с яркими картинками, которые рассматривал маленький мальчик. На вид ему было пять или шесть лет, не больше. Он был худой и бледный, на голове были густые чёрные волосы. На парнишке были надеты синие спортивные штаны с красной полоской посередине. Ни кофты, ни майки на нём не было. Худенькие ручки время от времени перелистывали плотные страницы книги.

Виктор знал этого мальчика, знал, но не мог вспомнить. Разгадка была совсем близко, но дотянуться до глубин памяти никак не удавалось. Глядя на мальчика, Виктор понимал, что ребёнок не видит его и не слышит. И даже если он попытается привлечь его внимание, всё равно ничего не получится.

Тихо, словно где-то далеко-далеко, он услышал собственный голос. В голове крутилась детская считалочка, которая почему-то ассоциировалась именно с этим столом, книгой и свечкой. Вероятно, раньше Виктор слышал её где-то, но забыл где и когда.

Раз – мы сидим с тобой на крыше.

Два – мы сидим, и нас не слышат.

Три – мы сидим, и нас не видят.

Четыре – и никто нас не обидит.

Пять – водить я буду опять.

– Шесть… – хотел сказать Виктор, но вместо него продолжил его старый приятель, неожиданно появившийся голос, который молчал с тех самых пор, как мужчина вошёл в лес:

Шесть – мы вдвоём, и к нам не лезь.

Семь – будем мы с тобой играть.

Восемь – и тебя я раздевать.

Из-за печи появился странный человек. Виктору он показался смутно знакомым. На первый взгляд, мужчине было около сорока лет. Лицо было покрыто короткой рыжеватой бородой, такими же были и волосы на голове. Сложения он был крепкого, хотя и немного полноват. В лице он разглядел что-то странное, но вид его был безобидным. Одет рыжеволосый был довольно просто. На ногах натянуты военные штаны советских времён, а на теле простенький зелёный свитер.

Виктор не сразу разглядел, но позже увидел, что его губы открываются в такт стишку:

Девять – ты со мной лишь улыбайся.

Десять – помогай мне, раздевайся.

И вновь душу пронзили колкие воспоминания. Почему внутри так пусто, так печально, так холодно?.. Потому что это говорил он – мужчина спереди, мужчина в доме с маленьким мальчиком, и это был именно его голос. Не тот голос, что постоянно крутился в голове Виктора и помогал ему. Вернее, голос был тот же самый, только теперь, наконец, стало ясно, кому принадлежал этот хрипловатый бас.

Ни мужчина, ни мальчик не обращали на Виктора никакого внимания.

Приглядевшись повнимательнее, моторист увидел в руках у мужчины тарелку, на которой находился небольшой пирог. Он поставил блюдо на стол рядом с мальчиком и в благодарность ребёнок улыбнулся. Виктор не слышал, что он говорил, но буквально читал в его мыслях жалобу на холод.

– Ничего, огонь разгорается, сейчас будет теплее, – ответил рыжебородый, и Виктор слышал его голос, голос, так долго подсказывающий ему, как выжить на затерянном в океане корабле.

– Я подкину ещё дров…

Мужчина отошёл от стола и двинулся в направлении двери, туда, где стоял обездвиженный Виктор. Теперь он вспомнил его, теперь он знал его, теперь это точно было не видением, а воспоминанием – самым жутким и страшным в его жизни.

Когда Виктор был ещё совсем маленьким, отец часто брал его с собой на охоту. У него было несколько друзей, с которыми он выезжал за город, где одному из них принадлежал охотничий дом. Друг этот был то ли егерем, то ли заведующим лесным хозяйством, этого Виктор не знал. Однако мать часто говорила, что благодаря этим друзьям у отца хорошая работа и достойный заработок.

– Этот папин друг, Витя, состоит в партии, у него влиятельные знакомые, и мы многим ему обязаны, – говорила мама, но в глазах её постоянно читалась непонятная печаль. Маленький Витя не понимал тогда, что значит состоит в партии, но считал это чем-то очень серьёзным и важным.

Кроме егеря, были ещё двое мужчин. Все четверо были примерно одного возраста, но лица их Виктор совсем не помнил. В какой-то момент отец прекратил какие-либо связи с ними, хотя до этого друзья были настолько близки, что часто бывали у них дома в гостях.

Сейчас егерь прошёл к печи, не обращая никакого внимания на Виктора. Он присел и подкинул несколько берёзовых поленьев, после чего вернулся и сел рядом с мальчиком, аккуратно поедающим сладкий пирог.

Моторист видел, он словно чувствовал у себя на бедре руку рыжего, которую тот положил на ногу маленькому мальчику. Виктору хотелось что-то крикнуть, о чём-то предупредить мальчугана, но он не смог даже открыть рта. Егерь улыбался мальчику самой добродушной улыбкой, какую только можно представить. Он весь излучал доброту и заботу, вот только Виктора этим не проведёшь. Он отчётливо видел, как этот приятный на вид человек протягивал руку всё выше и выше по тонкому бедру ребёнка. Медленно, но верно мерзкая пятипалая конечность смещалась к гениталиям мальчика.

Однако ещё большее отвращение вызывало другое. Вторая рука ублюдка расположилась у него самого между ног, и он жадно, чуть ли не пуская слюни, сжимал то, что находилось между ними, прямо через штаны, пока, наконец, не расстегнул ширинку и не просунул руку туда.

Ребёнок всё чувствовал, но ещё не был способен осознать всю мерзость, что скрывают за собой действия взрослого. Он лишь изредка издавал короткий смешок, вызванный пальцами егеря.

По щеке Виктора стекла одинокая слеза. Он знал этого мужчину, он даже его запах сейчас помнил. Запах пота и запах взрослого мужика, такой терпкий, что его начало тошнить. «Витенька», – обращался к нему егерь, которого он и не вспоминал до сегодняшнего дня. «Поиграем, Витя», – так он говорил в те далёкие времена.

Как часто егерь под различными предлогами не ходил вместе с отцом и друзьями?

Когда они уходили в лес, маленький Витя сидел с ним – добрым другом отца, у которого было много влиятельных друзей в партии, так говорила мать. Другом отца, растапливающим печь, готовящим ужин к возвращению своих товарищей. И всегда их добрый друг и товарищ не упускал возможности поиграть с совсем маленьким и невинным мальчиком. Виктор не мог помнить, как часто это было, но достаточно, чтобы помнить голос и запах того, кому принадлежал этот дом.

Сейчас моторист видел, как мужчина говорит маленькому Вите снять штаны. В доме стало довольно жарко, и мальчик не противится. Он уже доел пирог и просит молока, чтобы запить его. Пока мальчик снимает свои штаны, рыжебородый идёт за печь, и Виктор ясно видит, как из ширинки у него торчит нечто твёрдое. «Нет», – думает взрослый Виктор, но маленький Витя не может этого сказать. Он знает, что дядя Миша добрый и хороший, а также друг его отца и состоит в партии. А партия – это очень серьёзно и важно. Так всегда говорила мать.

Егерь вернулся и протянул кружку мальчику. Ребёнок с благодарностью её взял. А дальше… Дальше было то, что Виктору хотелось никогда в жизни не вспоминать. Теперь он проклинал всё: корабль, туман, мерцание и эту чёртову дверь, которую так стремился открыть. Некоторые тайны нужно оставлять нераскрытыми, а некоторые двери иногда действительно лучше не открывать.

Они опять сидели рядом, и теперь егерь уже совсем не стеснялся. Теперь, когда его грязная, извращённая сущность уже не могла остановиться, он пошёл дальше. Одна его рука залезла так глубоко, что мальчик начал смущаться. Он чувствовал, что что-то не так, происходит нечто зазорное и постыдное. Он опустил взгляд и сидел весь в напряжении, словно боясь, что будет дальше. Но взрослый Виктор помнил, а маленький Витя знал, что такое уже не раз было в прошлом, и поэтому сильно не противился. Они ведь просто играли, без всякого плохого умысла, как любил повторять дядя Миша.

Это была только их игра. Их забава.

Виктор ощутил тепло и влагу на своих руках в тот самый момент, когда егерь положил руки маленького мальчика к себе в расстёгнутые штаны. Отвращение, которое он ощутил при виде всего этого, было сильнее, чем когда-либо прежде. Он хотел бежать, чтобы не видеть всего этого, но не смог. Он хотел кинуться к этому убогому созданию, но неспособен был даже пошевелиться.

Он заставлял мальчика проделывать руками то же самое, что проделывал сам в маленьких трусиках ребёнка. Мужчина (если его можно назвать мужчиной) продолжал улыбаться, продолжал говорить что-то доброе, а иногда вспоминал свою любимую считалочку.

Так продолжалось до тех пор, пока где-то вдалеке Виктор не услышал мужские голоса. Они раздавались из глубины леса, но ни егерь, ни ребёнок не слышали этих возгласов. Мужчина был слишком занят, а мальчик слишком смущён, а может, и напуган заодно. К тому же в печи громко потрескивали дрова, создающие теперь очень сильный жар. Сейчас Виктор не мог вспомнить, как это было тогда, как было на самом деле и действительно ли он не слышал этих голосов, может, он только сделал вид, что не слышит. То, что последовало дальше, происходило на глазах у Виктора, и он понимал, как прекрасно он жил, пока не помнил об этом. Стоя в дверном проёме, Виктор так и не понял, сколько времени прошло, но то, что этот день отличался от всех остальных, проведённых им с папиным другом, он осознал ясно. Шок, стыд, боль, страх – лишь малая доля чувств, пережитых им той весной.

Всё так же стоя в дверях, моторист увидел, как слева от него отворилась дверь. Перед ним предстал крупный мужчина с грубыми чертами лица и коротко стриженными волосами. На нём была одета лёгкая куртка и грязные армейские штаны, схожие с теми, что были на егере. Не снимая кирзовых сапог, мужчина проследовал вперёд, прямо на моториста. В глазах отца Виктор не увидел ничего, кроме решительности. Не было ни тоски, ни паники, ни ненависти.

Моторист инстинктивно отошёл в сторону. Но мужчина, который был его отцом, его не видел. Он держал наизготовку ружьё, и казалось, ничто в этом мире не могло ему помешать. Пройдя во вторую дверь, он остановился в изумлении. Его друг, сидевший рядом с его же сыном, даже не заметил сначала, как пришёл отец мальчика. Он был занят поглаживанием ребёнка по лицу, растирая на нём что-то белое…

Виктор плакал, видя, как отец спустил курок. Голова егеря разлетелась вдребезги, запачкав кровью и остатками мозгов всё вокруг, включая маленького Витю. Ребёнок начал громко плакать, пытаясь закрыть руками оголённые части тела. Неясно, отчего именно ревел тогда мальчик. От громкого выстрела, крови, мёртвого папиного друга или от стыда, но Виктор помнил, как сотрясало его всего в тот зловещий день. Тогда, именно тогда и никогда больше в жизни, Виктор, будучи ещё совсем ребёнком, увидел слёзы отца. Решительность, что была в нём ещё несколько секунд назад, растворилась. Остались боль, обида и отчаяние. Боль от того, что он опоздал, обида за то, что произошло с его единственным сыном, и отчаяние, рождённое бессилием перед случившимся.

Он видел, как отец двинулся вперёд. Виктор знал, что он не собирался успокаивать мальчика, всё, чего он хотел, это ещё раз убить и без того мёртвого извращенца.

В этот миг в сени вбежали ещё двое мужчин, примерно того же возраста, что и отец с егерем. Их взрослый Виктор тоже вспомнил, удивительно, как он вообще мог их всех забыть. Мужчины забежали внутрь и, не разбираясь во всём остальном, оттащили разъярённого отца. Тот яростно сопротивлялся, пытался вырваться, но у него так ничего и не вышло. Уже после, когда он успокоился, друзья посмотрели внимательнее на то, что происходило внутри. Они видели забившегося в угол голого мальчика, всего в крови и трясущегося от страха. Они видели мёртвое полуголое тело своего друга, лишённого головы. Видит Бог: головы он лишился гораздо раньше, в тот самый день, когда решил остаться в доме с сыном товарища по охоте.

Отец продолжал тихо рыдать, даже когда успокоился. Один из мужчин, тот, что выглядел моложе, подошёл к маленькому Вите и накрыл его одеялом. Он глянул на тело, лежащее рядом, и лицо его выражало отвращение и презрение.

О чём они говорили, Виктор, погружённый в свои мысли, уже не слышал. Он и так всё вспомнил, что произошло потом. Тело мёртвого егеря вытащили в лес и представили его смерть так, словно он погиб в результате несчастного случая на охоте. Друзья отца сами предложили такой вариант, видя, в каком состоянии он и его мальчик. Они дали слово, что никогда и никому не расскажут об этом, и насколько знал Виктор, сдержали его.

Отец же, придя в себя, вновь стал тем суровым мужиком, каким его знал Виктор. Только ещё суровее, пожалуй. Он ни разу не спросил, что произошло между ним и егерем в тот вечер. Всё и так было очевидно. Видимо, отец догадывался, почему рыжий друг так часто предлагал оставаться в доме с мальчиком, предоставляя им без проблем охотиться. В тот день он решил проверить, ошибается ли он в своих догадках. К сожалению, не ошибался.

К врачам маленького Витю не повели. Мать так ничего и не узнала. Единственное, что она видела, это то, как изменился её сын после случая на охоте, когда муж случайно убил своего друга, приняв его за животное. Теперь Виктор понимал, что шок, вызванный увиденным тогда, спас его от жутких воспоминаний и стыда, который он испытывал бы всю свою жизнь. Он изменился и абсолютно не помнил ни про егеря, ни про то, что тот с ним сделал. Так же он забыл, как кровь рыжебородого отмывали с его худого бледного тельца.

В воспоминаниях оставались только печальные лица папиных друзей, да и те с возрастом растворились и высохли, как и слёзы отца. Его оправдали, но их семье всё равно пришлось переехать. И как бы Виктор ни пытался, он вполне ясно осознавал теперь: всё, что произошло той весной, привело его теперь сюда…

А куда сюда? Виктор огляделся, но не увидел ничего, кроме тьмы и мерцающего жёлтого тумана вокруг. Но одно он видел ясно – свою цель. Теперь ничто не останавливало его, ничто не интересовало. Двери больше не было, а то, что было за ней, теперь неважно. Развернувшись, моторист с обезумевшим взглядом и таинственной улыбкой отправился туда, откуда пришёл…

Но пройдя совсем немного и поднявшись по одному из трапов, он остановился. Действительно, было бы чудесным завершением сегодняшней программы сделать ещё кое-что. В совершенной темноте по памяти он прошёл в нужное ему место и открыл кингстоны.

8

Из запланированного им осталось вытащить всего два баллона с кислородом. Всё остальное – различный горючий хлам, как и баллоны с пропаном и ацетиленом, лежали на юте, сосредоточенные в одном месте. Импульс сбивал с толку. Казалось, он был сильнее всех предыдущих, мерцание было более частым и видимым, да и сам цвет тумана был более насыщенным, чем ранее. Мигающая желтизна поглощала всё вокруг и больно ударяла по глазам.

Привычный гул в ушах усилился в несколько раз, и парни разговаривали друг с другом больше жестами, чем ртом. Данила чувствовал, как его желудок скрутило необъяснимой силой, и держался только благодаря воле. Время от времени смотря на Володю, он видел, что у того тоже не всё в порядке с самочувствием.

Они хотели отказаться от кислорода, но баллоны с ним были самыми большими из всех и непонятным образом вселили в них уверенность, что необходимы для полноценного взрыва.

– На хер их! – кричал Данила.

– Давай хоть один возьмём, чтобы наверняка? Другого шанса у нас не будет.

Кравцов согласился и теперь проклинал себя за это.

– Давай! – кричал он Володе. – Ещё совсем немного осталось! – Даже себе самому голос казался каким-то приглушённым и далёким. Володя и вовсе, казалось, не слышит его.

Морпехи с трудом вытащили баллон из надстройки и пытались перетащить его из коридора на внешнюю палубу. Совсем недавно они проделывали подобное без особых усилий, а сейчас… Сейчас был импульс, который мешал, сбивал с толку, поглощал своим безмерным гудением и загадочным сиянием. Данила с трудом тянул двухсотлитровый баллон за верхнюю часть, продвигаясь спиной вперёд, Володя же толкал его на товарища, придерживая за дно. Лена шла впереди Кравцова, он её не видел, но постоянно чувствовал руку на своём плече. Именно девушка прокладывала им троим путь в тумане.

Пальцы, скользкие от пота и влажного воздуха вокруг, скользили по металлу, дыхание и сердцебиение были сбиты, но начатое нужно было завершить.

Кравцов продвигался вперёд и, наконец, решился глянуть через плечо, на котором лежала рука Лены. В трёх метрах от них ничего не было видно, к густому туману прибавились ещё и наступившие так внезапно сумерки. Неожиданно баллон стал гораздо тяжелее, чем прежде. Сначала он подумал, что ему показалось, но после понял, что Володя в очередной раз выронил его.

– Володя! – прокричал Кравцов, пытаясь сделать это как можно громче. – Собери последние силы, чуть-чуть осталось.

Козлов так и не отреагировал, и Дане пришлось повернуть голову в его сторону.

Володя стоял с неестественно выпученными глазами. В них читался не страх, а скорее удивление. Позади товарища Кравцов увидел тёмный силуэт. Замерев, он потерял дар речи вместе со способностью принимать разумные решения. Но это продолжалось лишь очень короткое мгновение. Это не было существом из его видений. Это был Виктор.

Словно во сне, Данила наблюдал, как моторист с трудом вытащил лезвие топора из головы Козлова, практически разрубленной пополам. Кровь стекала по раздвоенному лицу несчастного, и его тело безвольно упало на палубу. Моторист не стал задерживаться ни секунды и скрылся в коридоре. По всей видимости, он подкрался к Володе именно оттуда.

Только сейчас Данила услышал, как в истерике кричит Лена. Её крик был настолько сильным, что даже гул в ушах не был способен его перебить. Только теперь Данила понял, что уже ничего не сможет изменить. Он упустил момент… Не сейчас. Он упустил его тогда, наверху, где должен был добить ублюдка, избавившись от него раз и навсегда. Нерешительность Дани стоила жизни его товарищу, так же как чрезмерная решительность стоила жизни Денису. И во всём виноват этот говнюк, всё из-за него, так же как и из-за Данилы. Они оба виноваты в этих смертях.

«Теперь-то ты, наконец, проявил свою настоящую сущность».

Кравцов сначала хотел побежать за Виктором, но остатки здравого смысла заставили его вовремя остановиться. Моторист убежал, и догонять его не было смысла, нужно было осуществить задуманное, во что бы то ни стало.

Данила повернулся к Лене и что есть мочи прокричал:

– Мы пойдём дальше, нужно сделать то, что задумали. Соберись! – Он сказал совсем не то, что собирался, но то, что нужно было сказать. Лишь ещё раз взглянув на разрубленное лицо Володи, Кравцов положил баллон на палубу и принялся его толкать за дно вперёд, в направлении кучей сложенных остальных. Данила чувствовал, как сильно ломили мышц рук и плеч от сильного напряжения, как бешено пульсировала тупая боль в висках, но всё равно не позволял себе отдохнуть. Рядом Лена неумело пыталась ему помочь, на самом же деле она только мешала. Главное, чем она ему действительно помогала, было то, что девушка не спускала глаз с тыла, и за это он был ей очень благодарен сейчас.

До остальных баллонов осталось два метра, когда Данила развернул свою ношу поперёк и покатил. В голове всё гудело и перемешалось. Видимо, из-за этого он даже и не подумал сделать так раньше, чтобы было легче переместить груз куда нужно. Когда, наконец, баллон был доставлен, Данила выпрямился и обратился к Лене:

– Лена! – он кричал, стараясь придать словам как можно больше чёткости. – Сейчас мы идём за Сергеем, но где-то рядом бродит эта тварь! Я смотрю вперёд, ты назад. Держись за мою руку и не отпускай. Поняла?

Девушка утвердительно покачала головой, хотя Кравцов не мог с уверенностью сказать, всё ли она усвоила. Ему самому было трудно соображать: жёлтый мерцающий свет всё сильнее действовал на глаза, а продолжающий набирать обороты монотонный гул сводил с ума. Ко всему прочему чувство дезориентации сбивало с толку.

Данила достал нож. Убедившись, что Лена держится за него и готова идти, он двинулся вперёд. Каждый шаг давался с трудом. Ноги словно притягивало, втягивало в зыбкое болото, и каждый раз ступню было всё тяжелее оторвать от палубы. Даня оглянулся и посмотрел на Лену. Ему показалось, что девушка справляется немного лучше него, и хотя бы это немного обнадёживало.

Дойдя до входа в коридор, они вновь остановились. Данила внимательно осмотрелся, но не увидел никаких признаков Виктора. Медленно, шаг за шагом, они двигались по коридору. До двери в столовую было не более трёх метров, но преодолевали они этот путь очень долго. Казалось, по мере их продвижения коридор удлиняется и дверь отодвигается всё дальше. В то же время Кравцову показалось, что его клонит в сторону, равновесие начало играть с ним злую шутку, словно корабль чуть накренился.

«Бред, в импульсе много всего может привидеться», – и он знал об этом получше остальных.

В конце концов Данила с Леной всё-таки добрались до столовой. Предупредив девушку, Кравцов оставил её немного в стороне, а сам сильно ударил ногой в дверь. Она открылась как положено – с грохотом, который должна была издать, но которого никто не услышал в шумах и миганиях импульса.

Сергей всё так же лежал на полу. Видимо, он пытался придать себе сидячее положение, пока их не было. Связист был в полубессознательном состоянии, но когда дверь открылась, резко взял Кравцова на мушку. Увидев Данилу, он немного помедлил и опустил автомат. Говорить у него сил не было, но взгляд выражал сильное беспокойство.

– Ты готов? – спросил Данила, как всегда, стараясь говорить как можно громче.

– Да, – только и ответил связист.

Лена всё это время стояла в дверях, глядя в коридор. Она лишь один раз взглянула на Сергея, а после следила, чтобы их не застал врасплох Виктор.

– Серый, держи автомат наизготовку и смотри в тыл. Моторист с топором где-то ходит.

– Понял. А где Володя?

Данила с горечью на лице покачал головой. Этого было достаточно, и Сергей, отведя затворную раму назад, дослал патрон в патронник и поставил оружие на предохранитель.

Кравцов передал нож Лене и на её испуганный взгляд просто попросил подержать его. Обойдя Сергея, он подхватил его за подмышки и попытался сдвинуть с места. Связист явно испытывал адскую боль, но в целом держался неплохо. С трудом волоча его, Данила, наконец, вышел в коридор. Лена держалась рядом с ним и смотрела теперь только вперёд. Взглянув в лицо Сергею, Кравцов убедился, что тот приглядывает за тылом.

Они начали продвигаться к выходу. Лена шла совсем рядом с Данилой, который опять двигался спиной вперёд. Он боялся, что девушка может недостаточно быстро среагировать, если на пути встретится опасность. Но выбора всё равно не было. Безумно хотелось, чтобы всё закончилось как можно скорее.

Кравцов видел, как позади них, на грязном линолеуме остаётся красная полоса. Нога Сергея опять начала кровоточить. В сотый раз Даня позавидовал железной выдержке этого мужика. Несмотря на боль и жар, этот человек не переставал контролировать их безопасность. Кроме того, время от времени он ещё и умудрялся помогать здоровой ногой, отталкиваясь от палубы.

И вновь время затеяло с ними свою зловещую игру. Казалось, они продвигаются к заветному выходу уже целый час. Короткий отрезок становился таким длинным, словно ему не было конца. Шаг за шагом, вдох-выдох, но выход не приближался. Сил оставалось всё меньше, желание продолжить начатое постепенно меркло.

Наконец, Даня почувствовал позади металлический выступ. Выход. Он отпустил Сергея и, убедившись, что тот самостоятельно держится, отодвинул в сторону Лену, и выглянул через дверной проём: оглядел ют. Осмотревшись, насколько позволял жёлтый туман, затмевающий всё пространство вокруг, он никого не увидел. Дав знак Лене выйти из коридора, он вновь подхватил Сергея и вышел за ней вслед. Даже сквозь гул он услышал проклятия, которые извергал связист из-за мучительной боли.

Все трое начали продвигаться вперёд, постоянно оглядываясь по сторонам. Данила вновь ощущал, как силы покидают его. Всё осложнялось увеличившимся креном корабля, и морпех начал осознавать, что это уже не галлюцинации, а реальный факт, вызванный необъяснимыми причинами. Чем дальше он шёл, тем отчётливее чувствовал тяжесть в руках, ногах и гул собственного сердцебиения. Медленно продвигаясь вперёд, он заметил в стороне тело Володи и вновь почувствовал пустоту внутри, но идти всё равно продолжил. Когда дыхание окончательно сбилось и лёгкие начало жечь от отдышки, Кравцов хотел сделать остановку, но неожиданно затормозила Лена. Даня врезался ей в спину.

– Что случилось? – спросил он, обернувшись. Но увидев, что они добрались до нужного места, аккуратно отпустил Сергея, прислонив его спиной к кнехтам.

– Ну что, поджигаем? – спросил Данила связиста, нащупывая спички в кармане разгрузки. Он посмотрел на свои грязные ладони и удивился: руки сильно трясло.

– Подожди, – с трудом ответил Сергей. – Мой фотоаппарат, он где-то выпал. Вместе с ним, в чехле, все наши фотки. Возможно, я в столовой его забыл.

– Нет! – громко крикнула Лена. – Даже не думай за ним возвращаться, Даня! К чёрту фотоаппарат, к чёрту все его доказательства. Не оставляй меня! Прошу! Ты же обещал!

Девушка начала рыдать, видно, не в состоянии больше сдерживать те страдания, которые испытывала в ужасе этого импульса. Данила внимательно посмотрел на неё. Его разрывало двойственное чувство. Он понимал, что возвращаться в столовую после того, как всё готово, полное безумие. Но ведь не больше, чем подорвать себя прямо здесь и сейчас. Достав спички, он молча уставился на коробок. Лена не спускала с него заплаканных глаз, пытаясь отобрать спички. Сергей, в отличие от неё, смотрел на морпеха довольно ясным взглядом. Постояв так некоторое время и не позволив Лене забрать у него спички, Кравцов посмотрел на связиста. В его глазах он прочитал полное осознание происходящего.

– Зачем? – тихо спросил он.

Даня знал, что Сергей не услышит его, но, безусловно, поймёт. Он прочитает этот вопрос по его губам и его взгляду.

– Ты знаешь, что не можешь просто так уйти. Ты должен туда вернуться.

Сергей не прятал взгляд, он смотрел Кравцову прямо в глаза, словно показывая, что оставил фотографии специально. Данила знал, что так оно и было. Но этого мало, он знал, что должен пойти туда совсем по другим причинам. Что-то было не завершено, что-то, что тянуло его пойти обратно, в недра судна и закончить то, что должен, хотя сам не понимал что именно. А самое главное – ЗАЧЕМ?

Он повернулся к девушке. Его решение было написано на лице.

– Не-е-т! – закричала она. – Я не останусь здесь! Я пойду с тобой!

– Я вернусь. Останься. Когда я скроюсь из вида, облей всё и подожги. Никуда не отходи от Сергея, автомат я оставляю ему.

С этими словами Данила передал ей спички и ещё раз взглянул в глаза Сергею. Тот понимающе кивнул, давая понять, что обо всём позаботится. Кравцов забрал нож у Лены и направился в обратном направлении.

9

Палуба казалась бесконечной. Ноги он не поднимал, а просто волочил по ржавому металлу. В глазах рябило, и он почти не доверял тому, что видел впереди. Мерцание тумана теперь было не таким размеренным, как до этого. Это было больше похоже на бесконечное быстрое мигание света. Данила не слышал ничего, кроме протяжного «у-у-у» в ушах. Оглядываться он не смел, знал, что если увидит Лену, то бросит задуманное и вернётся к ней. Ему чудилось, что преодолел он не менее десяти километров, а юту всё не было конца. Ему что-то мерещилось, какие-то странные и размытые силуэты вокруг, но он перестал обращать на них внимание. В последний момент, уже почти отчаявшись, он обо что-то споткнулся. Бросив взгляд вниз, Данила увидел распластавшегося на палубе Володю. В отличие от всего остального, его Кравцов разглядел очень хорошо. Он видел лужу тёмной крови вокруг, он видел череп, разрубленный пополам от макушки до самого рта. Его это не пугало, скорее расстраивало. Жаль, что Володе не увидеть конца, его черёд пришёл слишком рано. Он заслуживал большего. Да, однозначно заслуживал.

Сделав ещё пару шагов, Даня, наконец, увидел дверь. Зацепившись за края дверного проёма, Кравцов сделал небольшую передышку. Дело шло к концу, и он чувствовал это как никогда раньше. С трудом оторвав ногу от палубы, он переступил порог и вошёл внутрь.

Повернув направо, Даня увидел всё тот же коридор, только находился он под каким-то непривычным углом. Корабль неплохо наклонило. «Он тонет», – понял морпех. И это его тоже не удивило и не испугало. Наверное, так и должно было быть.

Старший сержант двинулся вперёд, и шаги здесь давались ему гораздо легче, чем снаружи. Несколько мгновений, и он оказался в столовой. «Полароид» Сергея лежал рядом с его матрацем. Он расстегнул молнию на чехле и увидел стопку фотографий, лежаих вместе с фотоаппаратом. Доказательства… Да кому они теперь нужны? Сергей просто отправил его сюда, чтобы что-то проверить, выполнить задание. Этот будет исполнять свой долг до конца, это его предназначение, его работа. Видимо, по-другому жить он просто не мог, даже умирать иначе не хотел.

Взяв чехол вместе со всем содержимым, Данила вложил его в разгрузочный жилет. Пустых карманов у него уже не было, и пришлось вытащить одну гранату и выкинуть в иллюминатор. Что ж, осталось ещё три, которые он совсем позабыл отдать товарищам.

Выглянув в коридор, Кравцов никого не обнаружил, и в этот миг почувствовал не облегчение, а разочарование. Он не осознавал до конца, что конкретно надеялся увидеть там, но в итоге не встретил ничего. Повернув налево, Кравцов двинулся в сторону выхода, и на этот раз точно в последний раз. Только перед самой дверью, уже собравшись переступить порог, он почувствовал леденящий холод, дующий ему в спину. Теперь он не сомневался, теперь он знал, что увидит позади, и решительно развернулся.

В другом конце коридора что-то было. Что-то тёмное и расплывчатое. То, что ждало его всё это время, шло к нему очень долго, возможно, годы. Данила замер. Страх вновь сковал всё его существо, и он отчаянно пытался устоять на своих подкосившихся ногах. То, что было впереди, не двигалось. Оно не отдалялось и не приближалось, просто наблюдало в ожидании…

Чего?

Того, что Данила, наконец, обретёт дар речи. И спустя какое-то неясное время он его обрёл. Страх всё так же сковывал его, но он всё-таки смог.

– Кто… Что ты такое? – Даниле его собственный голос слышался будто откуда-то издалека, и хрипота, внезапно возникшая в нём, выдавала страх, таившийся внутри. Однако несмотря на это, Кравцов всё равно пытался придать ему как можно больше твёрдости, чтобы скрыть свои истинные чувства.

НЕЧТО в чёрном неподвижно стояло напротив морпеха. Оно зловеще наблюдало за старшим сержантом, и даже при ярком жёлтом мерцании вокруг лица его невозможно было разглядеть. Под капюшоном была абсолютная темнота и ничего больше. Ничего, кроме взгляда кровожадных глаз. Данила не видел их, но, сам не понимая как, он чувствовал эти глаза, чувствовал леденящий душу холод, царивший в глубине тёмного взгляда.

МРАК не приближался, он продолжал стоять и наблюдать. Данила чувствовал, что на него не просто смотрят, его – испытывают. Не в силах сдвинуться с места, морпех принял устойчивое положение и, собравшись с духом, заговорил:

– Что тебе нужно от меня?

ТЕМНОТА улыбалась. Непонятно, как Данила смог это понять, не видя его лица, но в этот момент вообще нельзя было говорить о чём-то реальном, логичном. Всё происходящее вокруг было сплошным сюрреализмом. Неожиданно НЕЧТО в тёмном заговорило:

– Ты спрашиваешь меня, что мне нужно от тебя, Кравцов? – Громкий, нечеловеческий голос был слышен со всех сторон, словно доносился из невидимых динамиков, расположенных по всему судну. – Может, спросишь у себя, что нужно тебе самому?

Недоумевая, Данила не отводил взгляда от НЕЧТО в чёрном. Он медленно покачал гудевшей от вибрации головой и уставшим голосом вымолвил слова:

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, мне ничего не нужно. От кого и что мне может быть нужно?

– Ты действительно не понимаешь? От меня, от кого же ещё… – МРАК улыбался, и улыбка эта вызывала отвращение.

– Ты смерть? Если ты смерть, то лучше бы тебе убраться куда подальше с моей дороги, это всё, что мне нужно. – Даже сейчас Данила понимал, какой бред говорил, но другого ничего в голову не приходило.

Раздался жуткий хохот. Мерзкий, отвратительный смех, громким басом пронизывающий всё тело морпеха до самых костей. Когда НЕЧТО, наконец, перестало смеяться, оно продолжило разговор:

– Скажи, откуда твоё представление о смерти, морпех? С чего ты взял, кто вдруг решил, что смерть должна выглядеть именно так, как выгляжу я? А чего мне, по-твоему, тогда не хватает, может, длинной и остро наточенной косы? Знаешь, морпех, что самое интересное? Вы, люди, всегда представляете смерть в чёрном балахоне и с косой в костлявых руках. Но почему, скажи, вы тогда никогда не представляете себе чем-то подобным жизнь? Почему думаете, что смерть способна прохаживаться по земле и забирать к себе несчастных, жалких и больных людишек в царство мёртвых? Что в таком случае есть жизнь? Что она может из себя представлять, если жизнь – нечто совсем противоположное старушке смерти? Может, тогда её тоже следует изобразить? Как бы тогда выглядела жизнь, можешь себе представить? Что если бы жизнь выглядела так же, как смерть, только в белом одеянии, а в руках… Что может быть у неё в руках?

– Тебе виднее, ты непонятно что такое…

– Я лишь то, что ведёт тебя к тому, к чему ты должен в конечном итоге прийти, ни больше, ни меньше! Не уходи от ответа, Кравцов! Что ты скажешь на мой вопрос, а, морпех? Что мы вручим, по вашим понятиям, старушке жизни? Может, крест, а? Или полумесяц? Будет очень даже символично. Что скажешь, морпех?

– Скажу…

– Что ты говна обожрался… Я знаю, о чём ты думаешь, и наперёд знаю, что ты скажешь, морпех. Спросишь: откуда? Не-е-т… Ты уже не хочешь задавать вопросы, я чувствую это. Ты просто хочешь, чтобы я исчез, чтобы ты мог продолжить задуманное. Вот только знаешь, что я скажу тебе, морпех? Если исчезну я, то и твой жизненный путь тоже закончится. Оборвётся твоя и без того хлипкая линия жизни. А теперь скажи: ты не догадываешься, почему будет именно так?

В голове у Данилы всё перемешалось. Он уже не отличал, что слышит, а что является плодом его воображения. Реальность этого мира давно перестала существовать для него в том виде, в котором он знал её до всех этих мрачных событий, до этой бесконечной и жуткой командировки. Реальность теперь не была для него чем-то естественным, само собой разумеющимся.

Сейчас всё вокруг для Кравцова стало нескончаемым кошмарным сном, жутким видением и страшными, невероятно реалистичными галлюцинациями. Данила, насколько ещё мог, сосредоточил всё своё внимание, все свои силы в голове. Он принялся размышлять о способе, который смог бы помочь выбраться ему из этого сверхъестественного кошмара. Сейчас в нём боролись два совершенно разных человека. Первый уже ослаб и был не в состоянии дальше бороться, он готов был сдаться на произвол этого тёмного существа. Но… Та вторая часть, что была в нём, тот человек, что большую часть жизни сидел в его теле – он боролся и будет продолжать делать это и дальше. Потому что это второе его «я» привыкло бороться до самого конца во что бы то ни стало. Этот готов драться до последнего издыхания, несмотря ни на какие преграды. Кроме того, было что-то ещё, то, что не позволяло Кравцову оставить свои попытки вырваться из-под влияния существа. Но что? Лена. Он видел её огромные карие глаза и густые ресницы. Гладкие, практически идеальные черты лица. Пухлые губки и чёрные волосы. Если он сейчас сдастся, она останется совсем одна, и даже Сергей не сможет ей помочь. Этого Даня допустить не мог. Этого он себе никогда не сможет простить, независимо от того, сколько ещё протянет.

– Перестань говорить загадками. Скажи, наконец, чего ты от меня хочешь? – совладав с чувствами, спросил вновь Кравцов.

– О нет, нет, нет, морпех. Так дело совсем не пойдёт. Если бы я говорил не загадками, как бы ты жил тогда? Открытая страница была бы крайне неинтересна для тебя. Ты ведь давно заметил, что я повсюду следую за тобой, а, морпех? Признай, ты же всю жизнь чувствовал меня. Или это не так?

– Я видел тебя в своих кошмарных снах, ты об этом говоришь?

– Да нет же, одумайся. Ты знаешь, о чём я говорю. Подумай хорошо, ведь ты видел меня не только в кошмарах, ты и здесь меня не раз видел, даже не думай это отрицать.

Даня начал прогонять в голове всё значимое, что было с ним за прошедшие годы. Говорят, что в состоянии очень сильного испуга, когда человеку угрожает смертельная опасность, в голове в считаные секунды проносятся все важные события его жизни. Именно так сейчас пролетал весь жизненный путь Данилы у него перед глазами. Рождение, детский сад, школа, смерть родителей, детский дом, армия… Всё, что когда-либо имело значение, и все люди, так или иначе повлиявшие на его судьбу. Что он имеет в виду, что скрывает за этими словами? Кравцов никак не мог понять, что хочет всем этим сказать ОНО. Силы были на исходе, и Данила начал сомневаться, что переживёт этот проклятый импульс.

– Скажи… Кто ты на самом деле… – без особой надежды проговорил Данила. Импульс выжимал из него последнее, что осталось от его души.

Чёрное существо придвинулось к Кравцову. Немного, всего на несколько шагов, но Данила не мог точно определить, как оно это сделало. НЕЧТО не шло, как человек, по крайней мере не в привычном смысле. Скорее это было похоже на парение, словно оно передвигалось по воздуху, не работая своими ногами. Затем в мгновение МРАК, или что это было на самом деле, странным образом расположился перед единственным выжившим членом группы антитеррора.

Данила не смог устоять. Он упал на палубу и продолжал сидеть, не в силах подняться. Словно приближение тёмного существа отнимало его силы, истощало. Он (НЕЧТО) сел перед ним, но понять, каким образом ему это удалось, было всё так же невозможно. А что возможно сейчас? Возможно ли разговаривать вот так, сидя в холодном коридоре тонущего корабля со смертью? Возможно ли увидеть страшную гибель десятков людей по никому непонятным причинам? Возможно ли увидеть простое исчезновение в никуда ни в чём не повинных людей? Данила был уверен, что тот, кто знает ответ на все эти вопросы, сидел сейчас перед ним, не более чем в метре от него…

– Что если ты узнаешь, что я – та самая смерть, которой ты боишься? Но я же – и та самая жизнь, за которую ты так отчаянно держишься? Я скажу тебе более – и жизнь, и смерть принадлежат мне, подчиняются мне, и они ничто без меня.

Что если это я распоряжаюсь, кого им забрать себе, а кого отдать в жадные лапы другого? Ваше ничтожное человеческое сознание не в силах понять элементарных вещей вселенной, даже не вселенной, а самого существования. Посмотри вокруг. Неужели ты думаешь, что всё в этом грязном и порочном мире происходит случайно? Проснись, Кравцов. Разве ты случайно попал на этот корабль? Ты действительно так думаешь? Ты уверен в этом? А может, это была чётко определённая последовательность, череда случайных или неслучайных событий, приведших тебя сюда, в этот узкий коридор, где ты сидишь передо мной, не в силах понять, кто же я на самом деле? Ты никогда не задумывался об этом, а, морпех?

Ну скажи, например. Когда ты шёл служить, хотел ли ты попасть в морскую пехоту? Вспомни, Кравцов. А я всё прекрасно помню. Помню, как ты хотел пойти в десант, вдохновлённый пропагандой, которой вас пичкают изо дня в день. Не нужен был тебе флот, а про морскую пехоту ты и слышать не слыхивал, не так ли? Не ты ли всё делал для того, чтобы в ваши так называемые ВДВ попасть? Не просил ли в военкомате об этом, не говорил ли, что хочешь достойной службы в элитных подразделениях? Смешно, наивно и глупо. Посмотри, что же произошло в конечном итоге?

Когда ты с вещами приехал в военкомат, случайность ли, что твоей фамилии не оказалось в списках или это было тебе предначертано? Что именно определило, куда тебе в итоге суждено было попасть – выпавший на твою долю случай или тщательная последовательность чьих-то действий? Вот ведь вопрос интересный, не так ли? А после окончания первого контракта не ты ли хотел закончить военную карьеру и покинуть Севастополь? И что? Ты опять совершенно случайно подписал второй контракт, тот самый, который даже и не думал подписывать? Ты действительно в это веришь или просто хочешь верить? Нет, ты осознаёшь, что что-то двигало тобой все эти годы. От самого рождения, сквозь череду событий твой фарватер вывел тебя на это самое место, на грязную и холодную палубу. Что-то вело тебя именно сюда, в это самое место и в это самое время. Но что же именно?

Теперь Кравцов видел то, от чего сердце его похолодело словно до абсолютного нуля. В темноте, в тьме, в зле, которые скрывались под капюшоном мрака, он, наконец, увидел что-то. Но что именно? Это была жизнь… Жизнь и глаза… Его собственные глаза, которые теперь смотрели на самого Данилу, а вместо лица под капюшоном были отсветы его жизни. И тогда, в тот самый момент он, наконец, всё осознал. Всё встало на свои места, и ответы, которых он ждал, пришли сами собой. Данила сам удивился, как он раньше этого не понял, ведь всё было таким очевидным, таким открытым…

– Ты – моя жизнь… Нет… Господи… Но как это возможно… Ты… Ты… Есть моя судьба…

Теперь Даня увидел под капюшоном зловещую улыбку. Вот только это были его же собственные губы. Тонкие, растянутые неестественно широко, какие-то мёртвые губы.

– Ты почти угадал, Кравцов… Но не совсем. Я не твоя судьба. Я просто судьба. Я единое целое для всех, кого ты знаешь и не знаешь. А ты лишь крошечная единица во мне, которой уготована особая участь. Вот в чём всё дело, Кравцов. Как бы ты ни сопротивлялся, что бы ты ни делал, я всё равно буду рядом, ведь от судьбы не уйдёшь, не так ли?

А теперь давай поговорим о смерти. Я распоряжаюсь и жизнью, и смертью, они, как и ты, принадлежат мне. Вы, люди, постоянно говорите обо мне как о неизбежности, и о как вы правы. Вы также говорите о смерти, говорите, что её не избежать, и тут вы тоже правы. Вы ненавидите смерть, считаете её чем-то страшным, в то время как жизнь вы любите, жизнью дорожите и готовы на всё, лишь бы сохранить и продлить её. Но что будет, если ты узнаешь, что жизнь есть период вселенской муки, предначертанной людям?

Ты, как и все остальные, совсем не помнишь, что было до начала твоей жизни. А что если ты узнаешь, что когда-то существовал в огромной и бесконечной вселенной, а, морпех? Представь, может, ты просто забыл это. Или память твоя была стёрта силами, о существовании которых ни ты, ни кто-либо другой на земле даже не догадывается. Что если ты когда-то наслаждался вечным пребыванием в райских просторах огромных галактик, далёких и неизведанных.

Но в один не очень прекрасный миг неожиданно нагрянула злодейка-жизнь и вырвала тебя из пребывания в лучшем мире. Мире настолько прекрасном, что ни одно человеческое воображение неспособно представить ничего подобного. И вот в одно мгновение эта проклятая жизнь впихнула тебя в замкнутый, маленький, ничтожный мирок с его низменными инстинктами и ложными ценностями на какие-то несколько десятков лет. Теперь же ты, сам того не подозревая, мучаешься здесь эти десятки лет и всякими мыслимыми и немыслимыми способами пытаешься избежать смерти, которая на самом деле может избавить тебя от земных мук и вернуть, быть может, в тот самый лучший мир, о котором ты совсем не помнишь. Что если ты узнаешь, что, попрощавшись с жизнью и встретившись со смертью, ты перейдёшь тот лучший мир, обратно, где уже когда-то существовал? А там такие, как ты, боятся вовсе не смерти, которая им представляется чем-то чудесным, там, в лучшем из миров, вернее, в единственном настоящем мире все боятся и проклинают жизнь. Возможно, вы видите здесь жизнь так, как они видят смерть там.

Так что теперь делать, Кравцов? Как ты думаешь, может, всё-таки лучше встретить смерть, а, морпех, вместо того, чтобы противиться ей? Что скажешь на это?

Данила поднял усталый взгляд и проговорил:

– Ты скажи, ведь ты судьба.

Судьба улыбался. Ему было весело, но в то же время он и злился. Данила не понимал почему, но отблески непонятной ярости буквально читались в его глазах. Заметив это, Данила не мог удержаться и задал вопрос:

– Что случилось? Тебя что-то тревожит, судьба? – Теперь улыбался Данила. Он чувствовал что-то, что даёт ему преимущество, но сам не понимал, что это. А может, он просто сошёл с ума, и это было бы вполне естественным завершением всей этой истории.

Тёмное, мрачное существо смотрело Кравцову в глаза. Этот взгляд быт тяжёлым, но Данила пытался устоять против него. В безмолвном противостоянии Даня видел, как под капюшоном разгорается пожар. Красные, оранжевые и жёлтые языки пламени поглощают всё вокруг, и за ними приходит…

Неожиданно Данила понял, что должен действовать. Пришло время идти до конца и закончить свой путь. И он знал – этому существу его не остановить.

– Ты ошибся…

– И в чём же именно, Кравцов? – Казалось, судьбе стало любопытно, и Даня решил, даже скорее почувствовал, что он не может прочесть, что творится в голове у Данилы.

– Не ты всё решаешь, я сам выбираю свою судьбу!

Данила со всего размаху ударил ножом в то место, где была голова его противника. Вместо крика, вопля и жуткого лица судьбы перед ним возникла обезумевшая физиономия Виктора. Нож Кравцова, которым он метил в голову существу, торчал сейчас из левого плеча мужчины.

Моторист медленно повернул голову и посмотрел на рукоятку ножа. Всё выглядело так, словно он не причиняет ему никакой боли. В правой руке он держал топор, но теперь ему пришлось его отставить в сторону. Данила как завороженный смотрел, как моторист схватился за нож и вытащил его из себя, не издав ни звука. Осмотрев кровь на лезвии, он улыбнулся, медленно и с наслаждением слизнул её, а затем выкинул нож за спину.

– Мне это не понадобится, чтобы разобраться с тобой, щенок.

Невероятно быстро Виктор схватил Данилу за горло. От неожиданности Кравцов ничего не смог предпринять и обеими руками вцепился в запястье безумца. Как бы он ни старался, его хватка не приносила никаких результатов. Тогда Даня отпустил свои руки и предпринял отчаянную попытку противостоять психу: большими пальцами он вдавил глазные яблоки Виктора.

И вновь Виктор не закричал от боли, но хватку свою всё же ослабил. Этого было достаточно, чтобы Данила вырвался из крепких удушающих объятий и подался назад. Приняв устойчивое положение, он увидел, как из одного глаза моториста выливается белая субстанция вперемешку с кровью.

Виктор растерялся. Он не подавал вида, но боль, похоже, всё-таки чувствовал и явно стал хуже ориентироваться. Данила решался, что делать дальше: убежать на ют, где его ждали Лена и Сергей с автоматом, или продолжить схватку, которая может закончиться для него смертельным исходом. Он не забыл, как совсем недавно моторист чуть не придушил его, и если бы не Денис, то мёртв был бы сейчас Даня.

– За тобой должок…

Виктор уже взялся за топорище, и в этот момент Данила бросился в атаку. Вложив в удары вес всего своего тела, морпех что было мочи принялся колотить противника по лицу. Им снова овладела необычайная ярость. Удары один за другим сыпались по голове моториста, разбивая губы, нос, выбивая зубы… Но… Виктор всё равно стоял. Он словно не ощущал боли.

Когда силы Кравцова начали иссякать, он почувствовал сильный удар в живот. От неожиданности дыхание перехватило, и Даня не смог больше продолжать биться. Виктор оставил свой топор и теперь принялся работать голыми руками. Вернее, одной-единственной рукой. Данила знал, что моторист ослаб. Он был дезориентирован, левой, раненой рукой бить не мог, но всё равно боролся. Необъяснимая сила двигала им в этот самый момент. Теперь он сыпал удары по всему телу старшего сержанта.

После очередного такого удара Кравцов упал. В глазах потемнело, и он смотрел на приближающегося моториста. Только Виктора перед ним уже не было. Теперь над ним навис Судьба – его недавний собеседник, в своём чёрном одеянии и с непроглядной темнотой вместо лица. Его костлявые руки тянулись к морпеху, и он изо всех сил пытался отползти он них.

«От судьбы не уйдёшь», – вспомнил Даня их разговор. Он уже не уходил, он пытался ползти в жалкой попытке спасти своё обессилевшее тело.

«Борись, Данила», – услышал Кравцов у себя в голове женский голос. Этот голос принадлежал Лене, и он неожиданно вспомнил, о чём она ему говорила перед самым началом импульса.

«Это мой бой! Даже если моя песня спета». Не понимая, кто стоит над ним, Виктор или всё же Судьба, Данила бросился в узкий промежуток между ним и переборкой, проскользнув в противоположную сторону коридора. Оказавшись за спиной морпеха, противник неуклюже развернулся, но было слишком поздно. Схватив топор, Даня, не успев нормально размахнуться, опустил его лезвие прямо Виктору на ступню. На этот раз моторист издал сдержанное рычание и своё движение остановил. В его глазах читалась дикая ненависть, и он бросился на Кравцова сверху, пытаясь его побороть. Но Данила не переставал отступать, увидев, что противник не может быстро двигаться, он попытался встать, споткнулся, упал, но в конечном итоге всё равно встал.

Топор остался позади, и Кравцов не стал за ним возвращаться. Времени не осталось. Если Лена сделала всё, как он сказал, то газовые баллоны вот-вот взорвутся. Они уже давно должны были взорваться. Сейчас, ещё больше, чем прежде, Кравцов почувствовал крен корабля. Он волочил ноги, пытаясь не смещаться вправо, но выходило не очень.

Устоять на ногах помогали только переборки, на которые приходилось постоянно опираться. С трудом добравшись до угла, он собирался пройти на ют по противоположному борту, но ледяные руки схватили его за шею и принялись душить. Теперь он видел всё, как в том кошмаре, который преследовал его последние годы. Нечто чёрное и мрачное было перед ним, только теперь это был вовсе не сон. Это была реальность, страшная и неотвратимая. Никакие попытки вырваться не заканчивались успехом. Кравцов ощущал на себе удушающую силу противника, с каждым новым мгновением жадно пытаясь втянуть в лёгкие воздух.

Пахло дымом.

В миг, когда Данила уже почти сдался, он вспомнил Лену. «Это твой бой, даже если твоя песня спета», – прокричала она. И он железной хваткой вцепился в костлявые руки Судьбы. Он слышал звонкий хруст тонких косточек, видел удивление и беспомощность в его мёртвом взгляде.

«Выбор есть: отбить или биться».

С нечеловеческими усилиями Даниле удалось освободиться. Кравцов понимал, что теперь ОН выбирает свою судьбу, а не ОНА движет им.

И в этот самый момент – момент своего триумфа, когда самая непреодолимая сила была, наконец, побеждена, его бок пронзила колющая боль. Обезумивший моторист, несмотря на множественные раны, сумел догнать его и ранил Даню сзади его же собственным оружием. Тут же, рефлекторно правая рука нащупала место, в которое вонзился нож. Сам не осознавая, что делает и как ему это удаётся, Кравцов резко схватился за рукоять оружия и вытащил его из себя. Затем Данила молниеносно развернулся и вонзил его Виктору в грудь.

На этот раз Виктор не устоял на ногах и повалился, а Даня, понимая свою обречённость, двинулся вперёд, так и держа в руках нож.

Развернувшись к выходу, пошатываясь, он споткнулся о ногу Сергея, по-прежнему торчащую из палубы как ни в чём не бывало. Чуть ли не рассмеявшись, Даня всё же смог устоять на ногах. Шаг, второй, третий… И вот, еле-еле переступив за порог, он оказался на юте.

Теперь здесь всё было иначе. Мир вокруг наполнился странными образами. Пытаясь изо всех сил идти, держась за кровоточащую рану, Данила наблюдал немыслимые вещи. Ему мерещились улицы незнакомых городов: пустые и словно безжизненные. Он шагал по ним один, словно герой старого фильма. То пропадая, то появляясь вновь, сменяли друг друга странные картинки. Продолжая испуганно озираться по сторонам, Кравцов теперь пытался уворачиваться от одиноких силуэтов человекоподобных фигур. Он был поражён реальностью своих видений. Пытался разглядеть лица, но не мог – они были чем-то прикрыты и из-за этого напоминали странных и заразных, одиноких и опасных хищников. Он видел только их глаза, в них была смесь испуга и брезгливости. Казалось, все сторонятся его, избегают, а он всё пытался отыскать хоть чей-то знакомый взгляд.

Образы то появлялись, то исчезали.

В туманном мерцании он перестал что-либо чувствовать, кроме запаха дыма. Для него всё вокруг было незнакомо, ново. И теперь, ориентируясь больше по памяти, прощупывая каждый свой шаг и пытаясь удержать равновесие на накрененной палубе, Данила добрался до огня. В глазах помутнело, глаза щипал едкий дым, но он не переставал искать Лену.

Лены не было.

Вместо этого в жарком пламени, в самом его центре, обжигающем и беспощадном, он видел всё новые образы.

Мёртвые.

Люди, больше похожие на оборотней, притаились и пялились на него. Они наблюдали, словно маня Кравцова к себе. Он видел тонкую иссохшую кожу жутких тварей, он ощущал на себе их голодные взгляды. Из пастей их стекали слюни, а острые когти скребли под собой… Землю?

Господи, нет!

Сквозь гул в ушах, разгоревшееся пламя, он слышал, как человекоподобные твари, серо-коричневые, усыпанные глубокими язвами, голые и облезлые, мерзкими, длинными выцветшими когтями царапали металлическую палубу корабля…

Они ещё были по ту сторону.

Но были уже почти здесь.

Сидя на корточках, упёршись жилистыми руками в металл, они приготовились к броску. Сколько их? Два, три, десять… Но это только спереди. ДЕСЯТКИ, СОТНИ, ТЫСЯЧИ позади, на пылавшем ярким огнём горизонте. И все смотрели сейчас на Данилу. Он явно был для них в диковинку. Однако это их не смущало. Твари не разменивались, не сомневались. Они были готовы кинуться к нему, разорвать его в клочья и обглодать оставшиеся после кости. Ближе всех сидел их вожак, и Кравцов смог разглядеть его. Его взгляд, словно пропитавшийся радиацией, безжизненный, мертвецкий. Налитые кровью глаза, острые клыки, несколько прядей длинных грязных волос, свисающих на серую кожу. Из-под неё по всему телу торчали вены – чёрные. Кровь, выталкиваемая сердцами жутких тварей, была тёмной, зловещей, холодной.

Времени не осталось. Ещё чуть-чуть, и они вырвутся оттуда и окажутся здесь. Он сильнее сжал в руке нож. Если бороться, то до самого конца.

Нельзя размениваться.

«И сделать следующий ход».

Нужно отыскать Лену.

Данила попытался закричать, но не смог. Силы покинули его… Кровь тёплой струйкой выходила из тела, но он должен был в последний раз увидеть ЕЁ лицо.

Жар неожиданно резко начал обжигать кожу. Он посмотрел на свои руки и увидел вздувшиеся пузыри на раскрасневшихся предплечьях.

Куда он идёт? Зачем? Он почти вошёл в пламя. Он вот-вот окажется среди окруживших его оборотней.

Это конец.

Он почувствовал, он ощутил на себе прикосновение жутких тварей. Их руки обхватили его сзади. Всё… Он был среди них, и они его настигли…

Усилие, нож, удар. Бороться, так до конца.

Хватка ослабла.

Данила развернулся. Прежде чем свет в его глазах погас, он почувствовал на своём теле увядающее нежное объятие тонких ручек и сладкий аромат кожи любимой девушки.

Эпилог