– В первую очередь она угробит себя, – четко ответила ей Фо. – Со – параллельщица.
До этого о моем происхождении мало кто знал, особенно из отдела обеспечения, и теперь все притихли: каждому было известно, что значит для параллельщика приблизиться к установке исконников.
– Сколько вам нужно людей? – Андрей Иванович смотрел выжидательно.
– Водитель и один-два сопровождающих, может потребоваться охрана или помощь в переноске больных. – Я уже все просчитала, даже не осознавая этого. – И еда – сгущенка, шоколад… Нет, его не надо, его нужно жевать. Сгущенку именно в тюбиках – их можно сосать. И если есть в тюбиках что-то мясное и соленое. Еще вода и лекарства. Возможно, какие-нибудь ваши приборы – я этого не знаю.
– Когда сможете выйти?
– Через полчаса, мне нужно поесть.
– Хорошо, с вами поедут… – Андрей Иванович посмотрел на собравшихся и указал на двоих парней из своего отдела и Лота. – Обедайте, а мы подготовим машину и груз.
Кью и Фо кинулись к медотделу – собирать лекарства, – но я успела увидеть в глазах Кудряшки неосознанную ненависть ко мне. Она была очень хорошим психологом, но она – человек, друг, жена. Она только что узнала, что теряет пятерых своих лучших друзей, а теперь я забирала ее мужа. Она боялась за меня, осознанно понимала, что иначе нельзя, но в этот момент все же ненавидела меня.
Тетя Маша, похудевшая за эти дни почти наполовину – сказывались и работа по пятнадцать часов в сутки, и нервное напряжение, – поставила перед нами тарелки с макаронами под мясной подливой:
– Ешьте, сейчас сладкое принесу. И удачи вам!
Через полчаса во дворе уже стояла машина из разряда «чи купив, чи сам склепав»: эдакий внебрачный сын «запорожца» и «уазика», корявый, с откидным брезентовым верхом, но надежный как лом, шустрый и выносливый автомобильчик, загруженный рюкзаками со всем необходимым. Фо на минуту потянула меня в сторону:
– В аптечке шприц-ампулы с кальцием – обязательно введи Лаки не меньше трех сразу, но не в одно место, а потом по ампуле каждый час себе и ему. Передозировки не будет, у вас и так возникнет дефицит кальция. Еда вся в тюбиках, жидкая – разработана специально для подобных случаев и обогащена микроэлементами и витаминами. Мало, но очень надеюсь, что продержитесь. Вода в пластиковых бутылках, тоже минерализованная, перед тем как пить, хорошо встряхни. Будь осторожна и… дождись помощи… – Она на мгновенье крепко обняла меня. – Иди!
Я успела сделать всего два шага, как меня столь же крепко обняла Мара:
– Павел Иванович просил поцеловать тебя. Возвращайся!
Кью отпустила бледного и решительного Лота, оба парня – те самые, с которыми совсем недавно и бесконечно давно Пол с Солом устраивали дуэль, – запрыгнули на заднее сиденье, и машина рванула с места.
– Тихо, не спеши! – одернула я Лота. – Придется ехать медленно, иначе… сам понимаешь. Сейчас туда.
Мы ехали, чувствуя, как безвозвратно уходят минуты. Центр города обычно намного меньше подвержен смещению пространства – здесь слишком велика плотность населения, – но в этот раз все было не совсем обычно, ведь из-за первой атаки трехдневной давности люди на улицах появлялись мало, машин на дорогах вообще не было, даже «скорые» и милиция старались не рисковать, и широкие улицы оказались подвержены воздействию новой установки. То тут, то там на проезжей части возникали препятствия – то бетонный гараж на все полосы, который приходилось объезжать по узкому тротуару, сдирая краску с бортов машины, то старинный особняк, то нагромождение каких-то складов. Иногда нам приходилось вылезать из машины и идти проверять дорогу, и тогда меня подстраховывал кто-то из парней. Особенно сложно пришлось, когда мы съехали с широкой улицы в лабиринт магазинчиков и мелких контор, построенных подчас еще до революции – это был старинный торговый квартал, из-за пустоты последних дней здорово пострадавший от перемешивания пространства. Раза два-три парням пришлось стрелять в смутные тени в закоулках – то ли в те самые «варианты будущего», то ли во вполне реальных мародеров, для которых и такая кутерьма – не помеха. Наконец среди лабиринта лавчонок, как поганка посреди навозной кучи, выросло четырехэтажное здание дома быта, построенное, кажется, в семидесятых годах прошлого века, а за ним проступили едва заметные голубоватые муаровые разводы блокады. Я кивнула Лоту:
– Они там.
– Уверена? – Он повел машину между непонятно откуда взявшимися бетонными обломками и остановился у парадного входа, над которым еще сохранилась выложенная мозаикой из цветной плитки надпись советских времен.
В полутемном, освещенном лишь тусклым светом из пыльных окон фойе мы увидели наших. Хаук лежал на наскоро сделанной из курток постели и морщился, не в силах подняться, голова его была перебинтована уже несколько побуревшими от крови бинтами. Поп «красовался» рукой на перевязи и был столь же бледен, как и друг, но вполне активен, сразу кинувшись помогать нам перетаскивать из машины рюкзаки. Оба «сиамских близнеца» не пострадали.
– Со, Лот! Парни! Добрались… – Поп и Пол с Солом пытались одновременно обнять всех нас.
Хаук все же сел на своем «ложе»:
– Что в конторе?
– Все нормально, кроме вас все или в здании, или на связи. Что у вас?
Вскоре мы уже знали, что тут произошло. Прямо за домом быта находилась точка пересечения зон блокады, и парни решили установить здесь регистраторы для изучения энергетических полей и изменений пространства. Но в здании уже оказались люди, которые, увидев наших, начали стрелять. Ни мародеры, ни тем более обычные горожане такого бы не сделали – у обывателей нет пистолетов, а мародеры пользуются тактикой крыс и стараются не привлекать к себе внимания, предпочитая удирать, а не драться. Единственными, кто мог стрелять в сотрудников конторы, были нанятые исконниками охранники из самых последних отморозков. Парням пришлось отстреливаться, и они, как им показалось, сумели прогнать исконников из здания, хотя Хаук и Поп и нарвались на пули. Но когда они попытались подойти к лестнице, то уперлись в стену блокады, которой совсем недавно не было – бандиты как раз с лестницы Хаука и подстрелили, прорываясь наружу. С той стороны в эту же стену вляпались не успевшие убежать исконники, но не телепортировались к противоположной стороне зоны, а просто отлетели от нее, как от обычной стены. Стрелять в наших уже не пытались и кинулись обратно, вглубь здания. Потом по их крикам парни поняли, что выбраться эти придурки не могут – с противоположной стороны здания проходила граница зоны, и их оттуда вышвыривало опять в дом быта, хорошо еще, не впечатывая внутрь стены. Но попыток они вроде бы не оставляли, и примерно раз в полчаса сверху доносились еле слышные маты и стрельба, только уже не горе-ученых, потому что, пока Пол с Солом перевязывали Хаука и Попа, пока разбирались с рациями, сгоревшими при включении установки, Лаки исчез, оставив короткую записку: «Могу пройти сквозь поле, иду отключать аппарат». Вскоре как раз и послышались одиночные выстрелы, из-за которых наши и заметили отсутствие друга. Рассказывая об этом, все четверо ругались, не стесняясь меня, и высказывали об умственных способностях Лаки все, что думают.
– Идиот! Он же помрет там! Матросов недоделанный! – Лот саданул по стене кулаком. – Куда он полез?! Что он там может сделать?!
– Не дать установке заработать в полную силу, – тихо сказал Хаук. – Ты знаешь об этой теории.
– Теории! – почти крикнул Сол. – Она не подтверждена!
– Потому что ни разу не проверялась… – Хаук лег, морщась от слабости. – Но если учитывать скорость омоложения организма параллельщиков, собственных запасов энергии им не хватит и на час. А они рядом с установкой выживают до десяти часов… иногда… Не спорьте, что там с рациями? Нужно обесточить район.
Парни переключились на настройку техники, даже Поп со своими помогал, хотя все трое мало что могли сделать – не специалисты в связи, а обычные бойцы. Я, скинув с плеч куртку, укрыла Хаука:
– Есть хочешь? И как голова?
– Мутит немного, так что есть пока не стоит. Не боись, ранение скользящее, даже черепушку не поцарапало, нужно просто отлежаться. А тебе отсюда поскорее уходить надо; парни с рациями разберутся, и уматывай! Лот довезет.
– А вы?
– Когда установку отключат, эти скоты попробуют прорваться. Я как раз очухаюсь и помогу нашим, стрелять-то – не бегать.
– Поспи. – Я села на пол рядом с ним, взяла широкую ладонь парня. – Тебе нужно спать.
Он уснул почти мгновенно, уже во сне завернувшись в куртку и укладываясь поудобнее. Остальные занялись рациями, и я осталась не у дел. Сколько прошло времени с момента включения установки? Часа два-три, скорее все же три. Фо говорила, что у Лаки всего пять часов, значит, осталось не больше двух. Как он смог пройти сквозь поле? Я встала и, взяв один из рюкзаков – тот, на который мне указывала Света, – незаметно пошла к лестнице, но не основной, а боковой, о которой знала только, что она должна быть. Поле, о которое бились создатели (или охранники?) установки, меня притормозило, но не остановило. Было ощущение, будто я иду против очень ровного и все больше усиливающегося ветра, но и только. Потом сопротивление исчезло. За моей спиной раздался тихий, чтобы не привлечь внимания противников, и еще более приглушенный расстоянием встревоженно-больной вскрик Попа: «Ната! Дура, помрешь ведь!», и невнятная ругань.
Обострившееся то ли из-за нервотрепки, то ли из-за влияния установки чутье не подвело, и вскоре я уже поднималась по захламленной узкой лестнице, зная, что установка именно на четвертом этаже и что рядом с ней есть неприметный выход на площадку этой лестницы. Потом вышла в столь же захламленный и заставленный всякой рухлядью служебный коридор и пошла, опять же доверяя только чутью. Несколько раз за хлипкими, почти декоративными дверьми раздавались шаги и мат, но о моем присутствии никто не догадывался. Много позже, когда я второй раз оказалась в этом здании, то поняла, почему меня не обнаружили: с противоположной стороны располагалась большая мастерская, объединенная из нескольких комнат, и лишние двери просто закрыли шкафами, не перегораживавшими только небольшие окна над дверьми. Тогда же я об этом не знала и замирала в пыльной полутьме, стараясь даже не дышать.