– Ну и сколько мне теперь? В прошлый раз я лет на десять омолодилась, если сейчас на столько же, то впору в первый класс заново идти.
– Не надейтесь. – Он рассмеялся. – Вы подтвердили наше предположение: омоложение параллельщиков рядом с установкой имеет свои пределы.
– Какие? – Я вспомнила свое отражение, увиденное в первые дни в Эмторе.
– Для взрослого человека это возраст, в котором он перестал расти. У вас это произощло лет в шестнадцать, так? Вот и теперь вы внешне – ровесница Маши.
– Но почему тогда?.. – Я не успела закончить вопрос, он понял и так.
– Почему такое истощение? Это как работа мотора на холостом ходу или в автомобильной пробке – движения нет, а бензин сжигается быстрее, чем во время езды. Так и у вас: клетки должны развиваться, стариться, но их постоянно возвращало к первоначальному состоянию, и получалось, что они словно «бежали на месте». Точно такое же воздействие, видимо, будет и на детей. К счастью, ни разу еще ребенок не оказывался настолько близко к установке. – Он стал очень серьезен. – Я надеюсь, что больше вы никогда не попадете в зону действия установки! Конечно, я не могу утверждать, что вы обязательно умрете, но вероятность того, что третий раз станет для вас смертельным, приближается к девяноста процентам. Это не источник вечной молодости, а клетки, при всем реальном омоложении, запоминают перенесенный стресс.
– Но Лаки ведь трижды был рядом с установкой, – вспомнила я.
– Вы считаете и его нахождение в госпитале во время службы? Он находился недалеко от установки, да, но все же метрах в ста, хотя и это сказывается довольно сильно. А в последний раз он пробыл рядом с прибором всего полчаса. Но и ему, и вам теперь к установкам приближаться нельзя! Вы не мальчик из старой побасенки про плотину, пальчиком щель не закроете, только собой, как амбразуру. Надеюсь, подобного больше не будет. Ни с вами, ни вообще в мире. Сейчас отдыхайте. Можете почитать, посмотреть фильмы – вот вам планшет. А завтра ждите гостей. Не пугайтесь, это именно гости, а не следователи или… С ними вы только на суде встретитесь, как потерпевшая с преступниками.
Весь день я, с перерывами на частую еду, возилась с планшетом. Тот, кто делал подборку, отлично знал мои вкусы, выбрав на самом деле хорошие книги и фильмы.
На следующее утро, сразу после завтрака, Назиля, таинственно улыбаясь, помогла мне переодеться и сесть в кресло:
– Ну вот, теперь и гостей принять сможешь. Второй завтрак уже не в одиночестве есть будешь, и от пирожного не отвертишься.
Она ушла, но в дверях сразу же показались… Хаук с Попом, Тихон и Азамат, за которыми маячил старавшийся быть незаметным Лаки. Я так обрадовалась парням, что не сразу заметила, насколько все четверо выглядят худыми и бледными. Про Лаки вообще не говорю – удивительно, что и его в инвалидное кресло не усадили.
После того, как первые эмоции от долгожданной встречи немного улеглись, Хаук, устроившись у окна в принесенном с собой плетеном садовом кресле (остальные парни тоже притащили себе кресла), обернулся ко мне:
– Ну, пропаданка, как жила все это время?
– Кто?
Я удивленно посмотрела на рыжего физика. Господи, я же ребят почти год не видела! А они оба здорово изменились: построжели, стали более сдержанными, словно постоянно ожидая удара. Да и Тихон с Азаматом отличались от тех спокойно-умиротворенных парней, какими я их знала.
– Пропаданка, – с усмешкой повторил Хаук. – Из города пропала, из Эмтора пропала, так как тебя еще называть?
Я рассмеялась:
– Ты прав. Неожиданно только. У нас в фантастике есть слово «попаданец» – тот, кто попадает в параллельный мир, ну или в прошлое. А я, выходит, еще круче, – я пропаданка!
Отсмеявшись, парни все же потребовали от меня рассказа, но вышел он коротким, ведь за последние полгода у меня мало что изменилось, жаловаться на мелкие, в сущности, неурядицы я не хотела, а о нападении они сами не хотели спрашивать: для этого еще будет время, да и Лаки наверняка рассказал им основное.
Наконец я не выдержала:
– Я уже устала говорить, а вот послушать, как дела у вас, очень хочу!
Они переглянулись, и Хаук, которого даже Тихон признавал старшим в компании, кивнул:
– Хорошо, только это долго. Сейчас позавтракаем, а потом уже о серьезных вещах поговорим.
Он был прав: время как раз подходило к второму завтраку, и вскоре в комнате появилась веселая Назиля:
– А ну, братцы-кролики, накрывайте-ка на стол! Я, что ли, за вами ухаживать буду? Это вы за своей подругой ухаживать должны.
Через несколько минут был накрыт чайный стол с пирожными, на которые я смотрела с тоской: ведь опять их каждый день есть придется, – и мы переключились на нейтральные темы, чтобы не перебивать друг другу аппетит и не портить настроение. И только после того, как убрали посуду, Хаук заговорил очень серьезным тоном:
– Твои новости мы узнали, теперь слушай наши.
Рассказ ребят растянулся на два дня, а если считать все подробности и уточнения – вообще на неделю.
Вся эта история на самом деле началась задолго до моего появления в лаборатории Михаила Петровича. Любое влияющее на судьбы людей научное изобретение привлекает к себе внимание шарлатанов, самоучек и просто сумасшедших, а уж такое, как сдвиг пространства, причем вроде бы совсем легко выполнимый! По всему миру прокатилась волна создания всяких агрегатов – от «настоящих копий первого прибора» до «надежнейшей защиты от исконников», сделанные в лучшем случае безобидными чудаками, а в худшем – теми же исконниками, пытавшимися нажиться на всеобщей панике. С тех пор контора и ее аналоги в других странах внимательно следят за изобретателями-любителями, а люди обязаны сообщать о непонятных приборах, как у нас – о потенциальных бомбах.
Так вот, примерно за год до описанных мной событий аппаратура нашего филиала стала фиксировать необычные «шумы» фона пространства. Они не походили на издаваемые установками исконников помехи и были почти незаметны, но все же выделялись на графиках, вызвав интерес ученых. Во все научные учреждения города послали официальные запросы: не занялся ли кто из сотрудников экспериментами с пространством? Параллельно с явными поисками наши провели и скрытый мониторинг, но ничего не выяснили.
Все стало понятно, когда дежурный научного отдела принял мой звонок, причем просматривая в тот момент данные по новому, очень сильному всплеску «шумов».
Первые дни меня держали под замком не только для проверки и из-за карантина, но и для того, чтобы, что называется, «замести следы», скрыв появление новой параллельщицы не во время нападения исконников. Нашим это во многом удалось: большинство людей из отдела быстрого реагирования и в обслуживании даже не подозревали, кто я такая. Все подробности знали лишь некоторые люди из Москвы и ребята из команды Хаука, которым и поручили охранять меня. Услышав это, я взглянула на обоих, и Поп смущенно объяснил: «Мы на самом деле приняли тебя в команду и поступили бы так и без приказов». Я понимающе кивнула, перестав думать об этом: ребята-то на самом деле мне верили, а не просто таскали с собой, как «чемодан без ручки». Поиски же Михаила Петровича координировали именно люди из Москвы, опасаясь, что похитившие его люди смогут воспользоваться разработками ученого. Наш филиал попал под подозрение, хотя еще не очень сильное.
– Курировал все один полковник, – объяснял Поп. – Официально он из контрразведки, но работает… работал именно над касающимися исконников вопросами. Он даже приезжал к нам, как раз в те дни, когда мы на речку ездили.
– Значит, вы это специально? – Я снова удивилась, теперь уже несколько неприятно.
– Нет, – успокаивающе улыбнулся Хаук: он всегда отлично чувствовал мое настроение, да и настроение других людей, потому и был признанным руководителем не только по должности. – Вернее да, специально, но именно для того, чтобы ты не попалась ему на глаза – он о тебе тогда не знал. Петр Анатольевич умудрился тебя на работу под липовыми документами устроить: боялся, что на самом деле в Москву заберут и запрут где-нибудь. А когда узнал о приезде проверяющего, попросил нас помочь. Да мы и сами хотели тебя из «книжного царства» вытянуть, ты в нем совсем завязла. А тут причина тем более серьезная.
В общем, в тот раз представитель из Москвы уехал, ничего толком не выяснив, только недовольный начальством Михаила Петровича: они обязаны были сообщать о его экспериментах. Начальство отговаривалось тем, что ничего о делах ученого не знало.
Потом произошло нападение на город, спланированное как раз с использованием наработок Михаила Петровича: установки были собраны нестандартно, сохранив пусть и измененный конечными разработчиками, но довольно характерный «почерк». И тут – я уже об этом писала – возникла ситуация «убийства в замке», усугубленная тем, что контора одновременно находилась под подозрением и должна была вести следствие. А тут еще всплыла моя работа в филиале и участие в отключении установки. Так что следствие велось параллельно: нашу контору вполне официально пытались обойти следователи отдела по особо тяжким преступлениям, консультируясь с учеными обоих городских институтов и игнорируя тот факт, что они тоже под подозрением.
– Но Андрей Иванович не только за мародерами бегать умеет, он в свое время отличным следователем был, – улыбнулся Поп. – Да и у Мары опыт огромный, еще с Урала.
– Не прибедняйся, – перебил друга физик. – Вы с ребятами тоже много чего сделали, ноги стоптали, выясняя все.
– Не только мы, – поправил парень. – Лот своих друзей подключил, шоферское братство со счетов сбрасывать не стоит. Тетя Маша через поварих и официанток кое-что узнала. Тогда все мы в неофициальных дознавателей переквалифицировались – все слухи собирали, даже подружки Фо и Кью помогали. И выяснили много интересного. Потом уже все это перепроверялось другими людьми, но мы сработали хорошо. Установки собирали люди с улицы: нескольких инженеров наняли в соседних городах, официально – для сборки экспериментальной модели трида, у них даже договоры на руках имелись. Они из города-то уехали до заварушки, но описания их мы у работавших в здании швей смогли взять и информацию кому надо направили, так что взяли их, всех семерых. Ну а охрана…