Тони присел возле вазы, что-то выискивая, я же встал посредине комнаты, озираясь, пытаясь понять, что за человек здесь живет. Ничего особенного. Ничего примечательного.
Кроме открытого окна, что выходило на пожарную лестницу и разбитой вазы ничего не бросалось в глаза, – ни луж крови, ни таинственных рисунков на стенах, ни мерзких запахов.
На столике, напротив окна, лежали в беспорядке разбросанные журналы, телефонная зарядка, пачка салфеток, несколько дисков с фильмами. Я пробежался по названиям, – какие-то ужастики.
Я осмотрел шкаф, – сорочки, блузки, джинсы… Нижнее белье лежало в отдельном шкафчике аккуратной стопкой, рядом со спрятанной пачкой презервативов. Чистая просторная ванная с душевой кабиной, – небольшая форточка была приоткрыта наружу, бельевая корзина в углу, зеркало с подсветкой, только одна зубная щетка. Початая бутылка водки в шкафчике, одна тарелка в посудомойке, пачка овсяных хлопьев на микроволновке. Аскетично, чисто и пустовато.
Телефон робко дрогнул в кармане. Адам прислал мне наскоро слепленное досье о Селине, всё, что удалось достать. Я бегло пробежал его глазами, перелистывая одну страницу за другой.
Предварительный отчет о травмах – колотая рана в районе груди, порез полумесяц на левой щеке и глубокий порез правой руки, чуть ниже плеча.
Переехала сюда год назад, работала в IT компании менеджером, любит боулинг и ходила на курсы французского языка.
Следом шли фотографии жертвы, выдернутые из соц-сетей. Приятной наружности брюнетка, молодая, застенчивая, карие глаза, тонкие черты лица, глупая челка. Вот она с друзьями в баре, на хоккейном матче, в собачьем питомнике… На последнем фото, которое почему-то было черно-белым, Селина смотрела на куда-то вдаль, и почему-то выглядела очень грустной.
Борись Селина, держись там.
Итак. – Я тяжело выдохнул и бросил бычок в раковину на кухне, еще раз обходя помещение.
Я представил, как он залез по лестнице и через приоткрытое окно. Перевернул вазу, – это очевидно, а жертва, скорее всего, сидела к нему спиной, вот здесь – на софе.
Она услышала звук бьющегося стекла, повернулась и увидела его. Расстояние между ними было около двух метров, и она успела среагировать, вскочить и бросится к выходу, он кинулся за ней.
Она замялась, открывая дверь, толкнула её левым плечом, вывалилась наружу, он нанёс первый удар, порезав ей руку. Он не спешил, – мог схватить её раньше, нанести удар в спину, не дать ей сбежать, но заигрался и упустил. Почему же он пришел за ней?
Почему он выбрал именно тебя?Серьезно, ведь он не мог знать, что окно в твоей квартире открыто? Или он увидел свет с улицы?
Просто поднимался наугад по пожарной лестнице и тут увидел тебя?
Нет, он точно знал куда идти и кто его ждет. И почему-то знал, что беспрепятственно проникнет внутрь. Во сколько это было? Барри сказал, что проснулся от криков глубокой ночью, предположим в 2-3 часа. Значит, убийца мог бы оказаться здесь максимум в 4-5 утра.
– Когда вы зашли, телевизор работал? – Спросил я у криминалиста.
– Нет, сэр. – Ответил офицер, который стоял у входа. – Я зашёл в квартиру первый, телевизор был выключен.
– Свет горел?
– Да, детектив, свет горел.
Что-то не так. Почему в пять утра, когда все нормальные люди мирно сопят в постелях, Селина сидит на софе, пялясь в выключенный телевизор, спиной к открытому окну, будто ожидая кого-то?
Я снова посмотрел на телефон, вглядываясь в лицо на фотографии.
На черно-белой фотографии Селина грустно смотрела прямо в объектив, смущенно улыбаясь.
Меня передернуло.
Какого хрена? Может быть, это другая фотография?
Я пролистал все фото ещё раз. Нет, черно-белой была только одна.
Это всё похмелье. Похмелье и недостаток сна.
Я вернулся в квартиру, Тони был на кухне, шарил в холодильнике.
– Ну что? – Спросил я.
– Убийца пролез в окно, это ясно. – Ответил он, доставая из холодильника открытую пачку молока. – Будешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Как хочешь. – Он сделал несколько глотков прямо из пачки, а после продолжил. – Дальше всё и так понятно. Он догнал её уже на первом этаже, где мы видели кровь. Там и ударил в грудь, потом попытался срезать лицо, но она оказалась ещё живой и смогла вырваться и добраться до двери на улицу. Не знаю, что впоследствии остановило его, но он не стал заканчивать.
– На улице в любой момент могли появиться свидетели. Думаю, она кричала, пока бежала от него, да и времени, чтобы закончить ритуал оставалось мало, он решил не рисковать.
– Наверное. – Кивнул Тони и еще раз приложился к молоку. – Могу одно сказать, нападавший конченный псих. Похоже на личный мотив?
– Месть?
– Очень похоже, а ещё, может статься, что эти два дела вообще не связаны. Что если порез на лице просто порез, а не попытка снять кожу с черепа? – Он развел руками. – Вариантов слишком много.
Здесь младший детектив был прав. Я не рассматривал варианты, что это может быть совсем другое убийство, совпадение. Нам не стоило топтаться в апартаментах, мешая работе экспертов, поэтому бегло осмотрев место нападения, мы поспешили его покинуть. Выходя, я заметил, что ключи от квартиры висели на крючке входной двери.
Похоже, она не закрывала дверь, иначе в коридор она бы не выбежала. Очень странно.
Звонил Адам.
– Нашли её парня. Вернее, бывшего парня, – она бросила его неделю назад. – Без предисловий выпалил он. – Джозеф Никсон, 27 лет, её коллега.
– Он в городе? – Уточнил я, пока спускался вслед за Тони.
– Да, мы послали патруль, они сопроводят его в участок.
– Родственники?
– Только мать, она живет в другом городе. Её уже позвонили с больницы.
– Хорошо. Когда Никсона привезут, пусть сидит в допросной, мы скоро будем.
– Принято, Влад.
Мы вышли из здания, окруженное толпой зевак и подоспевших журналистов. Одни уже брали интервью у опрошенных соседей, другие направили камеры на ревущую девчушку, которую тщетно пытались успокоить её подруги, – наверное, друзья жертвы.
Я дернул Тони за рукав, и кивнул в сторону проулка.
– Нужно проверить.
Мы обогнули здание, скрываясь от объективов, и остановились около пожарной лестницы.
– Ты видишь окно квартиры? – Спросил я у напарника.
– Вроде да, но его закрывает лестница.
– В том то и дело. Как убийца увидел, что оно открыто?
Проезд был узкий, зажатый между домами, с дороги окно тоже не разглядеть.
– Увидел свет? – Предположил он.
– Примерно в это время мы с тобой сидели в кафе. Шел сильный дождь. Ты часто задираешь голову в ливень?
– Я понял к чему ты клонишь, – он знал куда идти.
– Это логично.
– Это лишь предположение. – Осадил меня напарник. – Криминалистам лучше знать.
– Ты прав. Поехали.
– Куда, шеф? – Спросил Тони, копаясь в карманах в поиске ключей от машины.
– Едем в участок, нам ещё её бывшего допрашивать. По пути заскочим в больницу, она здесь недалеко. Проверим как там Селина.
– Как скажешь.
Когда мы садились в машину, мне позвонил Адам.
Почему-то я знал, что он хочет мне сказать.
В 10.49 утра Селина Гленмарк скончалась от потери крови в реанимационном отделении окружной больницы.
Я нажал на красный значок на экране телефоне, заканчивая разговор, и дисплей высветил последнюю открытую фотографию. Селина грустно улыбалась, глядя прямо на меня.
Я оставил допрос парня Селины на Тони, сам же переключил монитор на камеру в допросной и копался в первых подоспевших отчетах, одновременно слушая показания подозреваемого.
Парень ничего не знал. Он жил с родителями, у него было алиби, он сдерживался, чтобы не зареветь, да и выглядел туповатым. Нет, не он.
Но отработать было нужно, поэтому Тони давил его как мог, обещая все круги ада по очереди и второпях, пока не подоспел адвокат.
Я же зарылся в бумаги, словно Вомбат в свою нору, и рыл, рыл. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я найду зацепку, как крючок рыбу. В идеале я хотел часов в 5 вечера уже ехать домой к Джессике, пока патруль едет проверять адрес маньяка.
Я сидел за своим столом, всматриваясь в экран второго монитора, прокручивая отчеты, а вокруг творилось черт знает что. Участок кипел работой, разрывались телефоны, люди в синих рубашках сновали между столами, толкались и кричали. Кто-то сказал, что хаос – это порядок, который мы не понимаем, и может этот умник и прав. Для меня это был обычный день, со временем к этой суете тоже можно привыкнуть. Наушник наигрывал мне Джонни Кэша, и мне было наплевать на то, что творится за границей моего рабочего пространства.
Я откинулся в кресле и закурил, задумчиво пуская струйки дыма в потолок. Мысли буксовали на одном месте, как койот из мультфильма, пальцы бесцельно отбивали ритм по столешнице, то и дело, натыкаясь на папку с документом или забытую записку. На моём столе тоже царил его величество бардак, в котором разобраться не мог даже я, – горы старых документов, отчетов и разбросанные скрепки, плохо вытертый след от бургера, кофейный осадок на кружке, пепельница, утыканная бычками, таблетки непонятного происхождения без упаковки…
Соседний стол был абсолютной противоположностью и принадлежал Тони, – тут и фотография любимой и тщательно разложенные по файлам дела и игрушечный шеви прямо под монитором, и идеальный порядок в канцелярии. Когда-то мой стол тоже был таким.
Задумавшись, я сам не заметил, как беспорядочный ритм, что я набивал, начал меняться на связанный такт, а вернее на слаженные и запрограммированные движения. Я скинул наушники, и попытался наиграть ещё раз, – верно, я играл мелодию на невидимом пианино. Еc-Еb-Ea, Еc-Еb-Ea, Еc-Еa-Eb, Eb-Ea-Eg, Eb-Ea-Eg, Eb-Eg-Ea, Ea-Eb-Ec, Ea-Eb-Ec, Ec-Ea-Eb, Eb-Ea-Eg, C—B-G-B-A.
Мелодия, которая доставала меня с утра. Теперь я должен был выяснить, где я подцепил этот аудио вирус.
Мелодия тут же навеяла мне воспоминания о рисунке на стене, который мы нашли, за тем старым шкафом. Желая рассмотреть его поподробнее, я неожиданно обнаружил, что фотографии рисунка ни в одном из отчетов не было.