еревести. Нога все еще чертовски болит, аж мышцы судорогой сводит. И тут снова я услышал шаги. Те самые босые шлепки по ламиниту в коридоре. Я бегом к двери, дверь захлопнул. Она в зал открывается. Захлопнул, спиной привалился и стою, вслушиваюсь. Тишина. Или нет? Как будто слабое ворчание за дверью. Или кажется? Спине холодно стало. Вроде как, дверь стала холодной. Или опять только кажется? Но вот что точно не показалось – дверь толкали. Ты понимаешь? – дверь из коридора в зал толкали, как будто открыть хотели. Уж это-то я спиной точно чувствовал. Не сильно. Я вешу почти девяносто килограмм теперь. За два месяца6почти шесть килограмм наел – попробуй сдвинь, но я чувствую толчки спиной. Я бегом на балкон. Там дверь на защелку изнутри закрывается. Защелка мощная, сам ставил. Курить так до конца и не бросил, хоть и на электронные сигареты перешел. Иногда ночью после футбола, да выпитого кофе, так и тянет обычную сигарету покурить. А там Иринка спит, чтобы дым в квартиру не шел и ветром дверь не открыло, я эту щеколду вставил. Добежал, выскочил на балкон, закрыл щеколду. Вместо стекла пластик стоит. Не толстый, но уже не так просто разбить. Хоть какая-то защита. Стою, дрожу. И от страха, и от холода. Ну а как ты хотел, то ж начало мая было. А в руках куртка, видимо, пока я одной рукой пытался цепочку с коридорной двери снять, я машинально второй рукой куртку схватил. И тут слышу – щелк, так щелкает выключатель настольной лампы. Звонко и уверенно. И темно совсем стало. Глубокая ночь, я, когда проснулся, даже на часы не посмотрел. Но очень темно за окном. Видимо, еще и тучи на небе. И, как будто бы снова шаги слышны, но уже в зале. Кто-то лбом в дверь балконную уперся. Я смотрю прямо перед собой в окно балкона, хорошо, что застеклил я его в свое время. Куртку натянул, дрожу. Нашел в кармане куртки сигареты. Пощупал, пачка почти целая. Нащупал зажигалку в другом кармане. Слышу, ножки стула в зале, что возле компьютерного стола, по полу зашуршали – кто-то стул отодвинул, потом пружины дивана скрипнули, как будто сел кто-то. И темно кругом.
Представляешь, – сидит глубокой ночью взрослый мужик под центнер весом у себя на балконе в одной куртке, поверх трусов? Сидит, курит и плачет. Представляешь? Хорошо, что этаж девятый, и напротив дом, в нем восемь этажей. А не наоборот. А мне все-равно в тот момент было. Я ж со страху чуть лужу под себя не налил. К слову, про лужу, я же до туалета так и не дошел. Нашел вазу на балконе. С декоративными цветами. Ирке дарил. На какой праздник, уже и не помню. Цветы вынул, использовал как туалетную вазу, натурально.
Так до утра и просидел. Всю пачку выкурил. Не то, что в квартиру вернуться, я, даже, встать боялся. Когда начало светать, то легче стало, мысли появились, – не спятил ли я? Может все почудилось, а на кухне кот шуршал. Может он вернулся, так же, как ушел. Сидел на кухне, ел сухой корм. А я тут перепугался. Замерз, как цуцик, ног и спины не чувствую. Поднялся, когда уже совсем расцвело. Посмотрел сквозь стекло в зал – никого.
Зашел в квартиру, умылся, выпил кофе и поехал на работу не побрившись. Вот после этого-то, я и решил тебе рассказать, совета спросить. Раньше как-то не решался. Еще раз скажу, – не легко о таких вещах в слух говорить. Даже, лучшему другу. Ну, что молчишь?
А что я мог ответить?
Мы попрощались с Серегой, так как, кончился обеденный перерыв, и пора было возвращаться на работу. Он ушел повеселевшим, видимо, ему действительно нужно было выговориться. А я ушел в своих мрачных мыслях. Что тут правда, а что нет? Могло ли такое показаться нормальному человеку, тем более Сергею? Мы договорились созвониться на неделе, а в пятницу встретиться. Что в пятницу я к Сереге вечером заеду. Заеду и на месте все посмотрю. Только вот, не дожили мы до пятницы. Вернее, Серега до нее не дожил…
На следующее утро я приехал на работу, хотел сразу, как встану, позвонить Сергею, но закрутился и забыл. А потом позвонили мне. Только вот, уже совсем не Серега. Звонил мне следователь из полиции. Сказал, что дело важное и срочное. И не терпит отлагательств. Что мне надлежит явиться в полицейский участок, по адресу, и до обеда это никак не может подождать. От пояснений следователь отказался, сказав, что никаких пояснений по телефону он давать не будет, но обещал объяснить все при личной встрече. И я поехал. Догадывался ли я, о чем, вернее о ком пойдет речь? Да, догадывался, но поверить боялся. Но следователь все поставил на свои места. С номера погибшего, того самого Сергея, на мой сотовый было более 30 (!!!) звонков за минувшую ночь. Даже на голосовом автоответчике Серега оставил для меня несколько сообщений. Некоторые из них мне дали прослушать. Говорил он быстро и несвязно. Просил меня приехать. Потом еще раз звонил и просил меня приехать срочно. Немедленно! Просил меня приехать и, хотя бы постоять за дверью. Кричал, что ему страшно. И голос, такой голос забудешь не скоро. Не каждый человек способен кричать таким голосом, тем более не Серега. Кричал, что на этот раз видел ЭТО. «Макс, Я ЭТО видел!» – кричал он в трубку, – «помоги мне»! Кричал, что он заперся на балконе, а ОНО, ходит в зале и смотрит прямо не него, что их разделяет всего лишь оконное стекло. Но я не мог приехать… Я не слышал. Чтобы ночные звонки не будили, а время от времени кто-то ошибается и звонит посреди ночи, я поставил телефон на автоматический беззвучный режим. Мой Самсунг автоматически каждый день с 23 до 7-30 становится «тихим». А до утра Серега не выдержал. По версии милиции, он пытался допрыгнуть с балкона до пожарной лестницы. Но, в отличии от Рубля, Сереге это не удалось.
Впрочем, про Рубля я милиции говорить не стал.
Глава 4Эпилог
На этом история заканчивается. Но не совсем. Через неделю мне снова позвонили из милиции. Опять тот же следователь. Сказал, что поскольку, родственников в городе, готовых в ближайшее время приехать в бывшую Серегину квартиру нет, а по тому, прошу приехать Вас, в качестве понятого. Я не стал ни о чем его спрашивать. Я просто приехал. Оказалось, что Серегин сосед, теперь уже бывший сосед, позвонил в полицию и пожаловался на постоянный ночной шум, который он слышит каждую ночь из бывшей Серегиной квартиры. Шум раздавался на кухне. Кто-то там гремел посудой, включал кран, а вода, ударяясь о металлическую раковину сильно шумит. И воду включают как-то непонятно. Как будто, дети балуются. Включат – выключат, и снова, и снова. А ведь в квартире быть никого не могло. Ключи изъяла полиция, дверь опечатали. Полиция там была еще до меня, приехали сразу после звонка соседа. Приехали, сняли печать. И нашли беспорядок на кухне, следы от воды на полу в коридоре и царапины на двери, ведущий из коридора в зал. А до этого никаких следов на двери не было, полиция тщательно все осмотрела. Узнали про кота, меня спрашивали, куда делся Серегин кот и мог ли его кот оставить на двери такие следы. Но что там Рубль? – он был обычным дворовым котом, а следы на двери были глубокие, и лапа с когтями, судя по следам, походила скорей на медвежью, чем на кошачью. Спрашивали про бывшую Серегину сожительницу, назвали ее так и мне, почему-то, стало обидно за них. Ведь, все-таки, пять лет прожили. Или больше? Где она я не знал. Не знала и полиция…
Второй эпилог. Последний
Буквально, через пару дней после этого случая с полицией, мне позвонила Ирина. Ириной мы звали ее с Серегой за глаза. Полное имя у нее было Ариадна. Что за имена у них такие, за Уралом? Я не стал ее ни о чем спрашивать. Она звонила и рыдала в трубку. За пять лет я слышал первые ее эмоции, ранее она никогда не доходила до них. Она спрашивала, что с Сергеем, я еще подумал, – зачем спрашивает, судя по голосу, она уже все знает. Я рассказал ей что мог. Кратко. Без подробностей. Она слушала и рыдала. Сквозь всхлипывания говорила, что это ее вина. Что она не хотела, чтобы все зашло так далеко. Что она не думала или не подумала. Я не понял, что она имела ввиду, но спрашивать ее ни о чем не стал. И больше я ее никогда не слышал.
Часть 4Я вызвал ЭТО
Стояло жаркое лето две тысячи второго года. Столбик термометра в центре Воронежа показывал тридцать восемь градусов днем и двадцать девять ночью. Под ногами прохожих, переходящих улицы, плавился асфальт. Камера снимает панораму улицы в центре города, возле пешеходного перехода. Загорается зеленый свет пешеходам, и группа людей спешно перебегает дорогу. Среди них идет девушка в красном платье и туфлях на высоком каблуке. Камера ловит ее в объектив и показывает крупным планом, как раз в тот момент, когда ее правый каблук впивается в асфальт и ломается. Девушка неловко падает, но успевает выставить перед собой руки. Мягкий асфальт тут же хватает ее ладони. Пытаясь освободить руки из липкой массы, девушка упирается в асфальт коленом и в этот момент она поднимает лицо, и смотрит прямо в камеру. В ее глазах букет из боли, досады, раздражения. Нет, это не была постановочная съемка, как утверждали многие мои знакомые, это была мастерская работа молодого, талантливого видео-оператора. Оказаться в нужном месте и в нужное время, выбрать правильный ракурс съемки, а главное, уметь предвидеть события до того, как они случатся – вот главный секрет успеха человека, стоящего с той стороны видеокамеры. А с той стороны камеры стоял я.
Все это, как и многие другие сюжеты, снятые мной, блеснуло и кануло в лету, вместе с одним из довольно успешных каналов центрального телевидения Воронежской области. В начале лета, когда ничего не предвещало беды, в студию, где наша немногочисленная съемочная группа готовилась к выезду на место событий, зашел наш директор. Директор студии, главный продюсер, владелец канала – все это умещалось в высоком молодом человеке, лет тридцати на вид.
В студии было прохладно, на небольшую комнату работало целых два кондиционера, наша съемочная группа, состоявшая, к слову, из четырех человек, допивала дежурный кофе и проверяла оборудование перед выездом. Безукоризненный черный кофе, как всегда, был сварен на небольшой кухне, располагавшейся в соседней комнате, нашей бессменной ведущей – черноокой Анжелой. Наш канал, для которого мы старались, на тот момент продержался на плаву два года с хвостиком и последние полгода, исключительно стараниями Анжелы, ну и моими, разумеется.