Участковый, представившийся Пономаревым, продолжал строчить страницу за страницей, остальные молчали, бесцельно слоняясь из угла – в угол. В квартире царил образцовый порядок, если не считать жирных следов на полу, оставленных по всей видимости, босыми ногами, – «круглыми босыми ногами, не иначе – слонами», от этих мыслей меня отвлек старший участковый.
– Максим Александрович, а как же так получилось, что этой ночью вы ничего не слышали?
– Спал, – однозначно пояснил я.
– Допустим, и все же… – не унимался Пономарев, – допустим вы спали, но звон бьющегося стекла вы ведь должны были услышать?
– У нас с Ник…, – я вовремя прикусил язык, бросив взгляд на Татьяну, мне так никто и не удосужился объяснить причину ночного собрания, но кое-что из всеобщих разговоров я уже понял, – у нас с соседями стена общая, но она же несущая. И это в монолитном доме, тут стены такие, что стрелять буду – никто не услышит. Я турник вешал, промучился три часа к ряду, два алмазных сверла ухайдакал, – пояснил я, Татьяна кивала.
– Допустим, – снова согласился участковый, – но звук с улицы и вой автомобильной сигнализации вы же должны были услышать?
– У нас окна выходят на разные стороны дома, это только с виду квартирные двери рядом расположены, а внутри расположение комнат совершенно разное, можете ко мне зайти и убедиться.
Заходить Пономарев не стал, милиционеры откровенно зевали, да и сам он хотел, как можно быстрее закончить ночь. Мы расписались в протоколе, и полиция отбыла восвояси, прихватив с собой размалеванную блондинку, у которой пострадала дорогая иномарка в следствии падения, не к ночи упомянутого, соседа-Николая.
Перед отъездом, полиция еще раз обыскала квартиру, но никого постороннего в ней не обнаружили, хотя ситуация выходила странная. Инна, – так звали пострадавшую автовладелицу, утверждала, что после падения мужчины она посмотрела вверх и увидела, как из разбитого окна выглядывает какая-то лохматая старуха. Но дверь изнутри была заперта на внутренний дверной замок, который никак не открывался снаружи и полиция, вызвав жену Николая, теперь уже бывшую, вместе с ней взломала дверь соседской квартиры. Меня снова удивил тот факт, что меня не разбудила процедура взлома соседской двери.
Я остался наедине с Татьяной в опустевшей квартире. Хотелось спать, но и ее одну мне оставлять не хотелось, что-то подсказывало, что вся драма еще впереди.
– Не хотите ли чаю? – спросил я у хозяйки квартиры.
– Спасибо, Максим, – выдавила она улыбку, – но это я должна предложить вам чаю.
– Не откажусь, – улыбнулся я в ответ.
Пока женщина кипятила воду, мы молчали, да и о чем, в виду с лучившегося, можно было говорить?
– Сахар будете?
– Если можно.
Она отворила дверцу настенного шкафа и извлекла оттуда пузатую сахарницу, очень претендующую на дорогой раритетный фарфор.
– Бабушка дарила. На свадьбу. На удачу, – пояснила Татьяна, перехватив мой взгляд, – только вот Коля о свадьбе не думал, хотя сахарница-то была подарена именно ему, я не пью чай с сахаром, а он без сладкого не мог…
Открыв крышку сахарницы, девушка замерла, – «нет, не может быть!», – подумал я, уже догадываясь о том, что лежит внутри. Замерев на полуслове, девушка вздрогнула и выронила на пол дорогую посудину. Тихий хлопок, щелчок и сахарница разлетелась на мелкие осколки, разбрасывая по полу свое содержимое. Среди груды осколков и сахара я увидел маленькую шкатулку, не больше спичечного коробка. Шкатулку покрывал красный бархат, поверх которого на большой неопрятный узел был повязан грубый, аляповатый бант. На конце банта черными нитками была привязана записка, – на мое счастье, девушка ее не открыла.
Она согнулась пополам, хватая ртом затвердевший воздух и со стоном отчаянья рухнула на колени, не обращая внимания, как фарфоровые осколки впиваются в ее загорелые колени. На белый сахар скатились крупные капли крови.
Две-три секунды стояла полная тишина, я уже хотел бежать к телефону, в поисках неотложки, но женщина взяла себя в руки, если вы понимаете, что я имею ввиду. Конечно, в руки она себя не взяла, но сделала вдох, потом еще один и взревела, как раненый медведь, – «Ничего, пусть, так даже лучше, главное – что б не молчала!».
Она и не молчала. Слова полились из нее, как пули из пулемета. Она строчила долгими скороговорками, останавливалась, пытаясь отдышаться, потом снова заливалась словами, сквозь слезы.
Я многое пропускал мимо ушей, во всяком случае, старался пропускать – уж до того заразительной была ее истерика, но кое-что все-таки понял:
Николай не решался сделать ей предложения, а она так сильно этого хотела, а она так долго ждала. Она цыганка только по крови, в душе она обычная городская женщина, мечтавшая создать свою семью, мечтавшая стать счастьем для кого-то, завести детей. Она любила Николая. Она действительно его любила и от того, его слова ее так глубоко задели за живое.
– РАЗЪХАССА! Если вызвал, оно уже не остановится! Я не знала про кольца, я думала у него другая! – рыдала Татьяна, обрывая свои длинные, темные волосы – прядь за прядью.
Я не решался остановить ее, такую женщину – лучше не трогать! Домой я попал за пол часа до работы будильника, время спать уже не оставалось. Да и сна у меня не было ни в одном глазу, – «Разъхасса!», – что же она созвала, чему учили ее давние предки.
В конце недели у меня уже был новый сосед. Нет, Татьяна не завела себе никого на замену Николая, безутешная женщина покинула квартиру, продав ее первому встречному, даже не за половину цены. Когда сосед, не без доли гордости, озвучил мне сумму, отданную за квартиру, я расстроился и обиделся на Татьяну, – за такие деньги и никого искать не нужно, я бы сам стал собственником соседской квартиры. Но, уже через несколько дней, Иван, – так звали нового соседа, поинтересовался у меня, понизив голос:
– Макс, слушай, тут такое дело… в общем, ты по ночам ничего не слышишь?
– Я сплю по ночам, во всяком случае – по большей части, а что?
И вот это «ЧТО» в тоне Ивана мне совсем не понравилось. Он слышал шорохи и стоны в своей квартире, особенно явственно он слышал это по ночам. И запах дешевого одеколона, который он так и не смог вывести хлоркой.
Татьяна уехала в неизвестном направлении, я о ней больше не слышал. А жаль. Мне бы очень хотелось спросить у нее, – существует ли Разъхасса в нашем мире после того, как убьет свою жертву. И, если существует, – будет ли он убивать дальше. Того – кто живет в его квартире? А если будет, – то остановится ли он на новом владельце, или начнет беспокоить соседей?
Может быть это слова Ивана, а вероятно – плод моих расшалившихся нервов, я в последнее время слышал такое, чего навряд ли кто-то услышит, но с этого момента мне стало казаться, что из той самой капитальной стены, разделяющей мою комнату с квартирой соседа, мне слышится приглушенный старческий шепот.
Шепот, который в темноте кого-то зовет…
Часть 6Рука Дьявола
Самое удивительное в этой истории то, что случилась она с человеком, совершенно не верящим в подобные ситуации. Иван Гвоздин – человек простой и понятный, не несущий в себе, ни загадки, ни скрытого смысла, – «простой, как червонец», – как в шутку называли его друзья. Сам же Иван мистические истории рассказывать любил, особенно – друзьям по пьянке. Будучи в прошлом мужиком деревенским, он знал много баек и предрассудков, знал – и рассказывал, хотя сам в свои россказни совершенно не верил.
Простой Иван жил незатейливой жизнью: жена – работа, работа – жена, ну и друзья с бутылкой, ну а как же без этого? Для бывшего деревенского человека, обустроился в городе он неплохо, звезд с неба не хватал, но молярам на стройке платили прилично: скромная, но двухкомнатная квартира, не престижный, но все-таки – внедорожник. Да чего там говорить, собственно, многие из его новых городских друзей такой жизни откровенно завидовали. Но случилось то, что случилось, – произошла с простым Иваном непростая история.
Дело было в начале июля, когда летняя жара уже с раннего утра начинала плавить городские асфальты на бульварах и улицах. Работа на стройке начиналась в восемь утра, а строительная площадка располагалась на другом конце города. Ровно в семь красный внедорожник Гвоздина, весело поблескивая вымытыми окнами в ярких лучах утреннего солнца, въехал на городскую заправочную станцию, полупустую в это раннее время. Крикнув подошедшему работнику станции, – «девяносто пятый, до полного», – Иван пошел в сторону кассы. Лучшее время недели, а именно – выходные, сгинули во вчерашнем дне и впереди невесело маячила новая трудовая неделя. Расплатившись с кассиршей, Гвоздин вышел на улицу, там с ним и произошел этот сомнительный, неприятный инцидент, изменивший все дальнейшее существование незатейливого Ивана.
– Мужчина, вы деньги обронили! – в двух шагах от красного внедорожника, его догнала опрятная цыганка.
– Женщина, вы ошиблись, это не мои деньги! – в красных, не выспавшихся глазах мужчины появился лихой блеск былой славы, – «такого не проведёшь – сам, кого хочешь обману», – говорил этот взгляд.
– Ваши – ваши, берите! – настаивала высокая цыганка.
Иван повнимательней вгляделся в смуглое, не испорченное косметикой лицо молодой женщины, протягивающей ему бумажную денежную купюру. Если бы она предложила – погадать или в долг спросила, Гвоздин бы не удивился, но, чтобы цыганка сама предлагала деньги, – да где ж это видано?! Было ясно, что перед ним стоит аферистка и внутренний голос подсказывал Ивану, что действует она не одна. Как только он возьмет предложенные деньги, к нему подойдет здоровенный тип, возможно с компанией и заявит, что эти средства принадлежат ему, придётся еще и свои деньги доплачивать. Мужчина внимательно посмотрел по сторонам: на соседней колонке с трудом залезал в машину какой-то толстяк, нещадно потея в солидном деловом костюме, возле выезда с заправочной станции, на специально-отведенной платформе, небритый юнец подкачивал шины дешёвой развалюхи, более на заправке никого не было.