– А где же отец Бенедикт? – спросил он священника.
– Я передал начальнику тюрьмы от него записку. Вчера вечером он выходил из крепости, и в темноте на него напали двое бродяг с ножом. Отняли кошелек и угрожали его убить. Этих грешников еще настигнет кара небесная. Боже, что творится в городе! Отец Бенедикт потрясен, он из-за этого заболел.
– Очень жаль!
Надзиратель повел отца Юлиуса к арестованному. В коридоре спросил:
– Изволите ли вы с нами отужинать, как отец Бенедикт?
– Спасибо тебе, сын мой, за приглашение. Но уже темнеет, надобно домой спешить. Птиц небесных питает Господь. Ибо сказано: не ищите, что вам есть и что пить, и не беспокойтесь. Заботься более о духе, сын мой, а за доброту твою тебе воздастся.
Михаэль лежал на тюфяке, держался за живот и стонал.
– Здравствуйте, святой отец! Мне сначала стало получше, а теперь опять… Я хочу исповедоваться!
– Я захватил лекарства и помогу тебе. Оставь нас вдвоем, сын мой! – обратился отец Юлиус к надзирателю. – И возвращайся к себе: исповедь, кроме меня, никто не должен слышать!
– Понятно, святой отец! А вы не боитесь оставаться с преступником?
– Ты про этого доходягу?! Если он и встанет, то его ветром сдует, – улыбнулся отец Юлиус. – Вообще-то я привык не с разбойниками разговаривать, а с добрыми прихожанами. Я предупредил начальство: без надежной охраны тут работать не буду. Мне пришлют стражников из нашего монастыря. Они проводят меня до дома.
– А когда пришлют?
– Они скоро подойдут. Ступай, сын мой, через час, а может и раньше я тебя позову!
Надзирателя вызвал пришедший к святому отцу стражник. У него в руке было короткое ружье, а поверх монашеской рясы накинут широкий черный плащ. Так одевались служители инквизиции, с которой шутки плохи. Надзиратель допивал чай и пообещал стражнику прийти через несколько минут. Когда надзиратель подошел к камере, у входа его ждали отец Юлиус и два стражника. Второй из них был одет так же, как первый, только с кинжалом на поясе. Все трое зашагали к выходу.
Надзиратель закрыл камеру на ключ и вернулся в свою комнату. Перед тем, как улечься спать, он подошел к двери камеры и заглянул в глазок – арестант, как всегда, повернулся лицом к стене и спал. Жив, ну и хорошо! С трупами возиться не очень-то приятно.
Через калитку в крепостной стене отец Юлиус вместе со стражниками покинул тюрьму.
– Спокойной ночи, святой отец! Хорошо, что вы с охраной. Надеюсь, ничего плохого больше не случится! – промолвил охранник.
– Благодарствую, сын мой! Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. До встречи!
Все трое прошли по переулку и завернули за угол. Там их ждал человек с двумя конями и мешком с одеждой. Пришедшие мгновенно переоделись и сменили парики. Отец Юлиус уже не в церковном одеянии с ожидавшим их человеком сели на коней и в ночной тьме понеслись вдаль. Двое стражников тоже растворились в ночной тьме – кони ждали их в другом месте.
– Ты молодец, Ганс! – сказал Михаэль, который перед выходом из камеры стал «отцом Юлиусом». – Меня гноили там три недели. Без тебя я бы оттуда не вышел! А откуда взялся отец Юлиус?
– Неужели ты его не узнал, Михль? Это же Штофель Ганнер из твоего комитета в Бриксене! У него фигура, как у тебя. После того как тебя подгримировали, да еще надели на тебя его бороду и шевелюру, ты выглядел его копией. А Штофелю пришлось из монаха превратиться в стражника. Только успевай переодеваться!
– А во что это тебе обошлось?
– Там, где вы жили с Магдаленой, в доме Ангерера, каноника собора, после твоего ареста были опечатаны шкафы. Магдалена вскрыла один из них и передала мне кое-что из ценного. Мне пришлось подкупить несколько человек. Так что побег оплатил тебе твой враг.
– Ладно, я готов с ним рассчитаться. Кстати, пусть отцу Бенедикту подбросят его кошелек.
– Непременно, Михль. Я договорился.
Назавтра арестант в камере пролежал весь день, не вставая, и не барабанил в дверь, требуя пищу. «Не умер ли он?» – к ночи забеспокоился надзиратель и решил больного растолкать. Невероятно! Бритая голова оказалась муляжом, а тело в арестантской робе – набитым соломой. Когда власти узнали, что в ночь на 7 октября 1525 года Гайсмайер сбежал, он был уже далеко от тюрьмы.
Известие о побеге вызвало у правительства и эрцгерцога замешательство. Гайсмайер на свободе – а не разгорится ли новый мятеж? В тюрьме усилили охрану, ужесточили порядки. Было приказано немедленно найти и арестовать беглеца. Всюду расклеили объявления: «Разыскивается первый и величайший бунтовщик в стране Михаэль Гайсмайер, высокий мужчина худощавого сложения лет 34–35, слегка сутулится, бритоголовый, лицо приличное, с темно-коричневой бородкой, располагает к себе, умеет убеждать». За его поимку или голову было обещано вознаграждение. Его имущество и рудники семьи Гайсмайеров в окрестностях Штерцинга власти конфисковали без решения суда.
Друзей Михаэля, несколько родственников и даже Магдалену с грудным ребенком и горничной посадили в тюрьму и допросили. Не помогла ли она мужу деньгами? И не переписывалась ли с ним? Магдалену не пытали, но угрожали заковать в кандалы. От нее требовали дать показания против мужа, но она не сгибалась.
Михаэль спрятался от преследования в лесу около своего родного города Штерцинга. Через пять дней после побега Гайсмайера правительство получило от него, по его выражению, «письмо протеста». Михаэль потребовал, чтобы его родственников отпустили, а над ним провели законный суд. Он возмущался тем, что по отношению к нему нарушены законы, и особенно жестоким обращением с его женой, из-за которого она и ребенок заболели. Попытки ландтага и правительства заставить повстанцев возместить причиненный ими ущерб он счел незаконными. Виноваты во всем представители дворянства и духовенства: это они довели людей до мятежа.
Если его требования не будут выполнены, то ему на помощь придут и поднимут восстание 18 городов и поселков в долине реки Айзак (Изарко) на юге Тироля. Эта угроза представлялась правительству опасной: до ареста Гайсмайер объездил Южный Тироль и получил там поддержку. Жители этих мест отказались выполнять решения ландтага, а замки и крепости оставались в руках повстанцев.
Верил ли еще Михаэль в реальность честного суда? Что означало это письмо – просьбу законопослушного гражданина или угрозу мятежника?
Будучи хладнокровным, дальновидным и расчетливым, Гайсмайер казался человеком, сделанным из стали. Но железных людей не бывает. В начале восстания он в глубине души испытывал мучительные колебания. Видя сцены насилия, кровопролитие, он сомневался, правильно ли поступил, встав на сторону мятежников. Однажды Гайсмайер тайно отправил письмо с оправданиями епископу Шпренцу, своему бывшему начальнику. Он объяснял, что деньги и ценности из сундука епископа были израсходованы только для того, чтобы нанять солдат, и для помощи бедным. Епископ не отозвался: он был болен и вскоре умер. Впрочем, после приступа депрессии Михаэль быстро взял себя в руки.
Пребывание в тюрьме изменило его взгляды. До ареста он верил эрцгерцогу, не ставил его власть под сомнение и надеялся мирным путем согласовать с правительством реформы. Теперь стало ясно, что с этими людьми договориться нельзя. Они идут на все, лишь бы сохранить cвои посты и привилегии. К жизни, основанной на принципах Евангелия, оставался только один путь – вооруженной борьбы с людьми, которые плюют на эти принципы. Власть в стране должна принадлежать не Фердинанду I, а народу Тироля. Так Михаэль превратился в смертельного врага эрцгерцога. Охота на беглеца продолжалась. Но допросы его родственников ни к чему не привели, и их отпустили. Это была приманка для Михаэля – его связи власти надеялись выследить. Тем не менее у него было столько друзей и сторонников, что схватить его так и не удавалось.
Несмотря на обещанную амнистию, участников мятежа в Тироле преследовали вплоть до начала 1526 года. Их бросали в тюрьмы, допрашивали и пытали. Фердинанд лично усердно изучал протоколы допросов мятежников, полученные под пытками. Некоторым членам комитета в Бриксене, в том числе Штофелю Ганнеру («отцу Юлиусу»), удалось спастись, а другие подверглись наказаниям. Пятеро из них были казнены. Прочих мятежников топили в навозной жиже, отсекали им пальцы, выкалывали глаза или вырывали язык. Многих разоряли, штрафовали или высылали из страны.
В ноябре 1525 года Гайсмайер оказался уже за пределами Тироля. Вначале Михаэль завязал знакомства в Граубюндене[19], а потом приехал в Цюрих – самый крупный и богатый город Швейцарии, самой свободной страны в Европе. Там он познакомился со священником Лео Юдом, ближайшим другом и помощником своего коллеги Ульриха Цвингли – выдающегося реформата и самого влиятельного человека в Цюрихе. Юд, или «мастер Лео», как его называли в городе, входил также в очень узкий круг друзей Парацельса, с которыми тот переписывался на протяжении всей жизни. Он принадлежал в Цюрихе к так называемой военной партии, то есть считал, что войны с католическими кантонами Швейцарии не избежать. Юд встретил Гайсмайера как единомышленника:
– Здравствуй, Михаэль! Я о тебе слышал. Как я рад, что ты до нас добрался! Надеюсь, без проблем?
– Пришлось идти ночами, через горы. Один раз чуть не погиб. Я принял обычный сигнал ночного сторожа за сигнал тревоги, бежал и попал в жуткое болото. Еле выбрался!
– Тут ты в безопасности. Я устрою тебе встречу с Цвингли, – пообещал мастер Лео. – Он работает с утра до позднего вечера. Когда Ульрих все успевает?! Издатель Фрошауер его подгоняет – всё, что пишет Цвингли, сразу же расходится. К нему ходят бесконечные просители, а он всех принимает: «Как я могу их прогнать?» Цвингли собрал ученых людей, и мы переводим Библию на немецкий язык. Он читает проповеди в соборе не на латыни, а по-немецки, хочет очистить веру от предрассудков. Папство, монашество, учение о чистилище и многое другое не имеет оснований в Священном Писании. Оно для нас единственный источник веры. Ульриха поддерживает городской совет.