Все христианство погрязло в грехах
Из-за того, что творится в верхах.
Архиепископ в Великую Пятницу
В грязном притоне ласкает развратницу…
– Это уж слишком! – покачал головой Симон, торговец солью. – Скоро вы самого папу хулить начнете!
– Неужели это cтихи о нашем архиепископе? – cпросил Теофраст.
– Нет, – ответили ему. – Наш совсем не такой. Но его в городе не любят.
Архиепископ Зальцбургский, кардинал Ланг, умел ценить мирские удовольствия и, как и другие князья того времени, не отличался моральной строгостью. Тем не менее любовниц и фаворитов при его дворе не было.
Разговор переключился на Ланга. Впрочем, кузнец Томас, по виду немолодой, начал свой рассказ с его предшественника – Леонхарда фон Кёйчаха. Тот еще 13 лет тому назад зимой пригласил бургомистра и членов городского совета к себе на обед. Там их связали, бросили в сани и арестовали. Дело кончилось тем, что жителям Зальцбурга пришлось отказаться от права выбирать городскую власть.
Ланг стал правителем города недавно. Но он оказался еще круче – отменил старинные привилегии и повысил налоги на горожан и крестьян. Его двор себе ни в чем не отказывал. Далеко за пределами Зальцбурга Ланга знали как умелого руководителя, который укреплял свое государство. Он получил хорошее образование, но проявил себя консерватором. Придворные поэты его прославляли, но Ланг был жаден, жесток и не имел друзей. Другие князья и прелаты не любили его и называли «выскочкой».
Ланг удерживал свой пост больше 20 лет и правил до самой кончины в 1540 году. Жители Зальцбурга проклинали его за поборы, за приверженность старой католической верe, за гордость и надменность. В то время ходила поговорка: «Городской воздух делает свободным», но в Зальцбурге этого воздуха людям не хватало.
В прошлом, 1523 году горожане намеревались вернуть себе свои права и изгнать Ланга. «Пусть он уедет из города на ослике – таким же бедным, каким приехал в Зальцбург, без роскоши и богатства!» – требовали они. Кардиналу пришлось бежать в Тироль, и только с помощью австрийского эрцгерцога Фердинанда и вооруженных наемников он сумел восстановить свою власть. Ланг вернулся в Зальцбург победителем – в латах и на белом коне. В архиепископстве был установлен жесткий полицейский надзор.
Зальцбургский устав XVI века гласил: «Фальшивомонетчика сжигают или сваривают. Если крещеный иудей снова обратится в иудаизм, то его надлежит сжечь без всякого суда». Неверных жен полагалось зарывать в землю живыми. К смертной казни приговаривали и тех, кто отрицал девственность Девы Марии, не признавал существования чистилища или отвергал причастие. По указам Ланга еретиков за неуважение к церкви можно было бросить в подземелье или выслать из страны.
Крестьян больше всего возмущало то, что у них отняли право пользоваться дарами природы, как это веками делали их предки. Все кругом захватили феодалы – в результате простые люди не могли свободно охотиться, ловить рыбу, собирать в лесу дрова для печей.
Ланг требовал строжайшего исполнения крепостных повинностей. Однажды крестьянин убил оленя, который вытаптывал его поле. Феодалам и тем более кардиналу нельзя было мешать охотиться. Владыка повелел зашить крестьянина в кожу убитого животного и отдать на растерзание собакам. Ланг превратил Зальцбург в оплот католицизма. Он не допускал инакомыслия и безжалостно расправлялся с протестантами, сторонниками Лютера. Десятки людей казнили по его личному указанию. Виселица на видном месте в городе не простаивала. Правитель Зальцбурга вел непримиримую войну на два фронта: против Реформации и против своих подданных.
Ситуация в Зальцбурге оказалась не такой безмятежной, как с первого взгляда показалось Теофрасту. Да и везде в те времена жизнь была сплошной чередой несчастий – неурожаи, голод, болезни, эпидемии, войны, грабежи и пожары. Людей стало больше, чем можно было прокормить при том уровне знаний и устройстве общества. Одним из самых сильных чувств человека был постоянный страх. Все жили в ожидании неминуемого Страшного суда, близкой смерти от чумы, войны или голода. Люди искали опоры в церкви, но до Реформации они слышали там проповеди только на непонятном для них латинском языке.
Смерть подстерегала на каждом шагу, но, что хуже всего, и после нее не было надежды избавиться от мук в аду за свои грехи. Церковь перечисляла их по восходящей линии: чревоугодие, прелюбодеяние, жадность, гнев, уныние, слабость, тщеславие и гордыня. Как повезло людям, что появилась возможность за любой грех уже при жизни получить у Бога прощение – купить индульгенцию!
Одним из первых стал торговать индульгенциями монах Иоганн Тецель. Кроме того, по указу папы такая торговля была разрешена банкирскому дому Фуггеров. У купца Якоба Фуггера из Аугсбурга, главного кредитора императора и папы, все были в долгу. Поэтому освобождение от грехов можно было купить в любом из филиалов его фирмы по всей Европе. Половина денег от продажи индульгенций поступала в Рим в папскую кассу, а половина – дому Фуггеров в уплату за кредит.
Теофрасту доводилось наблюдать на улице такие сцены. С балкона два монаха зазывали людей. Один крутил трещотку, а другой объявлял: «Покупайте индульгенции! Вы живете беззаботно, а что будет потом? На Страшном суде ваши души будут страдать за грехи! Но папа милостив. Как только монета упадет на дно и зазвенит, душа сейчас же полетит на небо! На вас снизойдет благодать Божья!» Внизу два монаха с копилкой в руках выкрикивали цены и принимали деньги.
По прейскуранту Тецеля можно было «отмыть» за семь гульденов даже убийство, а за десять – убийство своих родителей. Теофрасту рассказывали, что кто-то задал Тецелю вопрос, можно ли заплатить за прощение будущего греха, который еще не совершен. Тецель согласился и взял деньги, но потом в лесу на дороге этот человек ограбил и избил его. А на прощание объяснил, что именно этот грех он имел в виду.
Придуманное церковниками выкачивание денег стало последней каплей, переполнившей чашу терпения прихожан. Их раздражало, что римские папы вели себя, как расточительные светские правители. Они имели обширный и роскошный двор, наделяли свою родню и внебрачных детей почетными должностями. Выгодные места продавались за большие деньги.
Парацельс родился в то время, когда привычный средневековый мир начал рушиться. В 1517 году ученый монах Мартин Лютер вывесил на дверях церкви в Виттенберге свои 95 тезисов, в которых объявил продажу индульгенций кощунством. Единственным авторитетом в делах веры стало для него Священное Писание. Он перевел Новый Завет на немецкий язык и на нем читал свои проповеди. Лютер потребовал урезать права папы, разграничить светскую и церковную власть. За это папа отлучил его от церкви. Лютер сжег папское послание и заявил: «Папа – антихрист, и его престол – седалище сатаны». Арестовать и примерно наказать бунтовщика не удалось – его укрыл в своем замке курфюрст Саксонии Фридрих. Не столь давно изобретенное книгопечатание позволило реформату распространить свои идеи, и он стал национальным героем Германии.
Немцы хотели быть независимыми от папского Рима, не содержать алчных епископов и аббатов, а многие князья точили зуб на обширные церковные владения. Католическая церковь разделилась. Стремясь вернуть церковную общину к евангельским временам, когда не было иерархии, сторонники Лютера считали себя истинными или евангельскими христианами. Католики же называли их еретиками или лютеранами[2]. Некоторые жители Зальцбурга, в том числе горнозаводчики, завязали контакты с Лютером.
В августе 1524 года, вскоре после приезда в Зальцбург, Теофраста вызвали на дом к Иоганну Штаупицу, аббату монастыря Святого Петра, известному ученому-богослову и близкому другу Лютера. Аббат болел уже около двух недель, и его лечил местный доктор Ринг. Больному становилось все хуже, поэтому Штаупиц и его секретарь Бартоломео решили пригласить обоих врачей вместе.
Служанка провела Теофраста к постели больного, где доктора ждали Бартоломео и Ринг. Больной ночью почувствовал невыносимую боль в ноге, ему казалось, что ее жгут, жмут и разрывают на куски. Большой палец стопы опух, кожа над ним покраснела, а потом стала сине-багровой и горячей. Появился жар – служанка то и дело меняла у хозяина на лбу влажные полотенца. «Вы можете наступить на ногу?» – спросил Теофраст. «Нет, – простонал больной, – я не могу даже до нее дотронуться!» Теофраст осматривал его с осторожностью. В пробе мочи он разглядел помутнение, причем осадок был желтого цвета, с коричневатым оттенком. Новый врач достал из головки своего меча таблетку, растворил в воде и дал выпить больному. После этого Штаупиц успокоился и заснул.
Теофраст расспросил служанку о привычках аббата. Это был человек с хорошим достатком, любитель вкусно поесть и выпить. Хозяин, по словам служанки, пишет свои проповеди и трактаты, много сидит и мало двигается. Он любит мясо, наваристые бульоны, рыбную уху, пиво и красное вино. По предложению секретаря все трое мужчин перешли в другую комнату, чтобы не беспокоить больного.
– Господа, в чем вы видите причину болезни и как предлагаете ее лечить? – обратился к врачам Бартоломео.
– Мы имеем дело с подагрой, известной со времен Гиппократа, – заявил Ринг. – Причины мне ясны. Тучные и полнокровные люди, имеющие долговременные душевные беспокойства, не сообразуясь с оными, нередко предаются невоздержанностям. И оттого они более подвержены болезням, нежели другие. Мы с вами прекрасно знаем, коллега, что в организме человека есть четыре гумора[3] – кровь, флегма, светлая и черная желчь. К болезни приводит нарушение равновесия между ними. У аббата доктора Штаупица равновесие нарушено. У него избыток жизненных соков, а особенно главного из них – крови. Это опасно. И еще он пьет слишком много воды. Для удаления болезнетворного начала я даю больному слабительные, и ему делают клистиры. Кроме того, для восстановления равновесия в организме пациенту уже четыре раза отворяли кровь. Этого, очевидно, мало. Аббат, слава Богу, крепкого сложения, так что кровопускания непременно нужно продолжить. Вы, я полагаю, с этим согласны? – обратился он к Теофрасту.