— Врать нехорошо! Ты молодежный руководитель, а болтаешь самым безответственным образом... — строго и назидательно продолжал Страхил.
— Вот это да, вот это людишки, готовы за безделицу повесить человека! — Антон догадался наконец, о чем идет речь. — Да, было дело... Я рассказал... Но если хочешь знать, так оно и было!
— Вот те на!.. Значит, это правда? — с нескрываемым любопытством обернулся Страхил, и в его голосе послышались вызывающие, насмешливые нотки. — Если хочешь знать, ты можешь схлопотать еще одно наказание. Я не расспрашивал, о чем ты там распространялся, просто ребята жаловались: ты, мол, попусту злословил...
— Выходит, я вру? — не на шутку рассердился Антон.
— Дай волю этим старикам, так они и до нас доберутся, поисключают из партии за то, что мы еще не взяли власть в свои руки.
— Не знаешь ты наших сельских коммунистов — они большевики больше самих большевиков! Целыми вечерами рассуждают о политике и мировой пролетарской революции. Мы так и прозвали их — «сельские якобинцы».
— Значит, и протокол был?
— А как же! Все, как положено.
— Ну и старики!
— Да они потом сами поняли, но тогда... Иди разбери их. — Антон помолчал и добавил: — Хотя, по-моему, старики всегда смотрят на вещи с узкопартийных позиций. Я не виню их, просто мне так кажется... Все-таки не могу я принять некоторых оценок партийной честности и партийных отношений...
Страхил остановился.
— Ну, давай, давай... Вот, значит, как ты сам смотришь на вещи! Старики, по-вашему, страдают узостью суждений, мы, среднее поколение, — ни узкие, ни широкие. А вы, молодые, позвольте вас спросить, вы-то какие?
Сейчас Страхил не шутил, хотя в голосе его еще слышалась улыбка. Раздраженность парня ему казалась непонятной. Он боялся, что за этим кроется не просто неодобрение, не просто несогласие с позицией старших товарищей.
— Мы? — удивленно спросил Антон, растерявшись от такого вопроса. — Мы... — и замолчал.
В его памяти всплыли лица и живых, и погибших парней и девчат — участников партизанской борьбы, ремсистов, уже познавших сражения, пытки, побеги, и тех, кто еще только готовился к этому, лица молодых борцов, нетерпеливых и вспыльчивых, флегматичных и дерзких...
— Если разобраться, то мы такие же, какими были мой отец и его сверстники, плюс кое-что от вас с политкомиссаром Димо и плюс мы сами... У нас больше огня, чем опыта. Согласен?
Страхил зашагал снова.
— Это тоже влияние Димо... Можно еще кое-что добавить о таких, как вы. Вы не только зелены, но и своевольны... У вас нет ясного представления о цене собственной жизни. Вы настолько нетерпеливы, что не понимаете простой истины: один живой боец дороже... — Страхил не закончил, почувствовав, что сердце сжимается острой болью при воспоминании о павших партизанах. — Но вообще-то вы, молодые, нечто доброе и прекрасное... Осторожно, приближаемся к шоссе!
Продираясь сквозь кустарник, они спустились по круче вниз. В сотне шагов отсюда тянулось вдоль реки шоссе на Разлог.
— Антон, давай вниз. Поворотов много, но если кто покажется — услышим, да и заросли выручат. Нет смысла накручивать лишние километры... До Бани далеко, если начнем петлять, стемнеет, а ночью уже конференция открывается.
Перед тем как выйти на шоссе, они остановились, внимательно посмотрели по сторонам, и Антон представил себе, как из разных уголков их зоны{10}, из всех городов и отрядов по тайным дорогам и тропкам, известным лишь участникам конференции, пробираются в этот час посланцы партийных и ремсистских организаций. А под охраной группы из трех человек где-то недалеко от места проведения конференции уже ждет их товарищ из Центрального Комитета партии. Ничто не может остановить делегатов, хотя стало известно, что со вчерашнего дня полиция усилила бдительность. Кто-то успел донести или это случайное совпадение? Наверно, просто очередная полицейская акция с целью поднять дух новичков, мобилизованных в полицию. На каждого из них старосты составили краткие характеристики: «В связях с левыми не замечен, противоправных действий не совершал. Годен к службе в полиции»...
Они шли по шоссе — разбитому, грязному, в глубоких выбоинах. Антон разулся.
Если эти порву, в чем ходить буду? — подумал он. Раз даже Страхил, командир отряда, отправился на партийную конференцию по царской дороге, идет себе вразвалочку, с топором на плече, в крестьянской одежде и всем своим видом демонстрирует независимость и полное безразличие к окружающему, то почему бы и ему не пошлепать босиком? Антон привязал ботинки к поясу и зашагал, поигрывая топориком.
— Теперь слушай внимательно, уважаемый агитатор и предводитель безусых новичков, — так шутливо начал Страхил свой инструктаж. — Сейчас нам стало гораздо легче. Красная Армия подошла к границам Румынии, а это для господ из Софии решает все. Но не следует думать, что правительство Болгарии сразу распадется, регенты подадут в отставку, а царский парламент распустят и будут объявлены демократические выборы. Есть сведения, что Бекерле и князь Кирилл ведут с профессором Цанковым переговоры о сформировании правительства фашистской диктатуры, которое сменит кабинет Багрянова. Так что напрасно наш премьер расточал вчера сладкие речи о своей правительственной программе предательства и двуличия... Рила казалась синей. Пирин, закрытый тенью клонившегося к закату солнца, устремился высоко-высоко, сияя своими мраморными вершинами. И вся эта широкая, покатая долина, раскинувшаяся от Якоруды до Разлога и Банско, была залита пышной зеленью, яркой и чистой. Она всегда такая перед созреванием хлебов. Ветер приносил с гор прохладу ущелий, тенистых лощин и темного леса.
— Сейчас легче, но это только кажется. Если разобраться, то стало даже тяжелее. Багрянов — царедворец с большим политическим опытом. И сейчас он поведет хитрую, но, по сути дела, ту же монархическую политику. Говорю все это, чтобы ты не расхолаживался...
Шоссе по-прежнему извивалось вдоль реки, от поворота до поворота — сотня шагов, но все же можно было видеть, что происходит слева и справа, и в случае чего принять меры предосторожности. Страхил все убыстрял шаг, ему казалось, что часы у Антона идут слишком медленно.
— Не может быть, чтобы мы шли всего тридцать пять минут! Кажется, что тащимся уже полдня. Посмотри, мы начали спускаться вон оттуда, с того холма. Неужели здесь не будет пяти километров? Пять километров за полчаса? Нет, здесь что-то не то.
Шоссе кружило по крутому горному склону, слева обрывалось ущелье, а справа шумела Места, пенистая, стремительная. И в тот момент, когда кончился очередной вираж, за их спинами заурчал автомобиль. Спрятаться было уже невозможно.
— Легковая, двигалась по инерции... — проговорил Страхил, не оборачиваясь. — Иначе мы услыхали бы ее издали. Вынь руку из кармана, если потребуется, я кашляну три раза. Не волнуйся! Наблюдай за мной.
И правда, к ним приближалась старенькая машина областного управления полиции. Страхил свернул на обочину, оглянулся, старательно поправил перекинутый через руку топор, а когда автомобиль поравнялся с ними, снял кепку и поклонился в пояс.
— Хорошо, что не стал меня копировать, а то с твоим головным убором вечного гимназиста получилось бы неестественно, — нахлобучивая кепку и глядя вслед удаляющейся машине, проговорил Страхил. — Будь у нас такой красавец, мы бы за час домчались до Бани... И в Разлог бы успели подскочить. Пожалуй, сейчас самое время сказать тебе следующее: если что-нибудь случится, сам найдешь в Бане портного по фамилии Губеров, придешь к нему и скажешь: «Добрый день, меня прислал учитель Иван... Спрашивает: его брюки готовы?» И все. Можешь отвечать на все его вопросы, а он проводит тебя на конференцию... Вдруг оба они почему-то заторопились — машина остановилась, из нее вышел человек в полицейской форме и стал подавать им знаки, чтобы поспешали. И когда расстояние между полицейским и партизанами сократилось шагов до двадцати, Страхил узнал в человеке с аксельбантами начальника околийского управления полиции. Командир молниеносно оценил обстановку. В машине был только шофер, слава богу, дело упрощалось. Прошептал Антону:
— Делай, как я... ничего без моего сигнала... — Страхил засуетился, снял перед начальником кепку и, порывшись в кармане, протянул целый ворох документов и бумажек. — Пожалуйста, господин начальник... Мы лесорубы, каждый день ходим в лес, полиция нас знает.
— Ничего, ничего, не беспокойся. Пусть парень подойдет тоже. Вы далеко, спрашиваю? — Начальник улыбнулся — его развеселила, видимо, предупредительность этого крепкого, жилистого, забурелого под горными ветрами человека с коротко подстриженными русыми волосами.
— До Разлога мы, господин начальник, немного побудем и сразу вернемся назад, — раболепно склонившись, ответил Страхил.
— Поедем вместе. В машине места хватит.
Когда Антон смущенно усаживался на переднем сиденье, он обратил внимание, что шофер чуть заметно улыбнулся. Это был Стамбол — единственный человек из его села, которого недавно мобилизовали в полицию. Несомненно, и он узнал Антона. Но будет ли он молчать? Антон обернулся и увидел господина начальника. Землисто-серый цвет лица свидетельствовал о том, что этот тип хронически недосыпает, снимая напряжение коньяком и кофе. Черные сдвинутые брови, черные волосы, над высоким лбом — фуражка с красным околышем. Крепкая шея, синеватые щеки от слишком старательного бритья. Из-под синего воротника френча виднеется белоснежный воротничок, аксельбанты отливают серебром. Можно догадаться, что произойдет дальше. Страхил трижды кашлянет. Антон опустит руку в карман и, не вынимая пистолета, упрет дуло в бок шофера. С начальником еще проще — с ним-то уж Страхил справится. Он шутить не любит.
— Ну, как идет жизнь? — поинтересовался начальник.
— Да так, ничего вроде, работаем вдвоем с братом, зарабатываем помаленьку... Был тут семнадцать месяцев в запасе, так, можно сказать, дошли до ручки, брату пришлось учебу бросить. Шесть классов окончил, записался в седьмой, походил-походил, и все... Денег не хватило... — бормотал Страхил. Антон почувствовал в его голосе напряжение — ведь каждое мгновение надо быть готовым ко всему. Господин начальник будет обезврежен — это и ребенку ясно. Двое против двоих, причем один делает вид, что поглощен своими шоферскими обязанностями, другой впал в полное благодушие и внимательно слушает, ничего не подозревая и ни о чем не догадываясь.