– Вы не знаете, до которого уровня продвинулись мисс Херонгейт и ваша сестра? – спросил сэр Клинтон.
– Они обе – архиереи, – вызвался ответить Эллардайс. – Мисс Херонгейт – одна из самых больших сторонниц Ашмуна. Думаю, она вербовщица – результативно рекламирует деятельность Ашмуна. Тот может быть впечатлен ее внешностью – она много лучше среднего. Но в этой части ему нечего от нее ждать – ее мысли сосредоточены где-то еще. И даже самое мощное любовное зелье не исправит этого.
– Я бы не хотела, чтобы ты так о ней говорил, Фрэнк, – осудила его Дафна. – Айони выставила себя на посмешище с Кеннетом Фельденом, но это было целую вечность назад, и ты бы лучше забыл об этом, вместо того, чтобы ворошить прошлое.
– Она не оставила шансов на забвение той истории, – ответил Эллардайс. Затем, уловив настроение Дафны, он прибавил: – Ладно, ладно. Больше ничего не скажу.
Он обернулся к сэру Клинтону и сменил тему.
– Есть что новое в деле Деверелла? Думаю, коронер ходит по тонкому льду. Полагаю, вы дали ему совет?
Сэр Клинтон уклонился от прямого ответа.
– Мы все еще не нашли пропавшее золото, – отметил он.
– Тогда вы навряд ли вообще его найдете, – заявил Эллардайс. – Сейчас столько не задающих вопросов торговцев, что у скупщиков краденого начались трудные времена. Его легко расплавить и продать по частям – немного здесь, немного там. А этот набор должен стоить приличную сумму. Возможно, от двух до трех тысяч. Один только посох весит немало.
– Мы живем надеждой, – грустно улыбнулся сэр Клинтон. – Но, пока я не забыл, вы можете назвать точную дату происшествия с кроликами?
Эллардайс заглянул в блокнот.
– Девятое января, – ответил он. – Я сделал запись об этом.
Уэндовер решил, что вопрос об Ашмуне закрыт.
– Что насчет бриджа? – спросил он.
Остаток вечера они провели за игрой, и, в конце концов, Эллардайс и Дафна попрощались. Когда они ушли, сэр Клинтон задал Уэндоверу вопрос:
– Сквайр, что из себя представляет эта миссис Пайнфольд?
– Ни капли не похожа на сестру, – ответил Уэндовер. – Бестолкова, эгоистична и сходит с ума от любой новомодной ерунды. Но довольно симпатична и вышла замуж за богача, который ей в отцы годился. Он умер, а деньги остались. Не могу сказать больше о ней.
– А о мисс Херонгейт?
По выражению лица Уэндовера было ясно что Айони не является его любимицей.
– Она – дочь старого Джона Херонгейта с Херон-хилл. Помните то место? После смерти родителей Айони владеет этим местом. Она симпатична, – неохотно признал Уэндовер, – но не в моем вкусе. Слишком темна и непонятна, словно сфинкс. Вы бы присмотрелись к ней, больно она необычна. Взгляд такой задумчивый, если вы понимаете, о чем я.
– Не понимаю, – прямо признался сэр Клинтон.
– Ну, когда я говорю с ней, то, посмотрев в ее глаза, я временами чувствую, будто она думает о чем-то более важном, чем я. Мечтательностью я бы это не назвал. Но что-то в них тлеет. Не могу толком описать.
– Это ясно, – скорее прямолинейно, чем вежливо, заметил сэр Клинтон. – Но не беспокойтесь. В ее глазах я не так уж заинтересован. Но когда сегодня вечером было упомянуто ее имя, ваши молодые гости на что-то намекали. Как с ней связан Фельден?
Прежде чем ответить, Уэндовер немного подумал.
– Помните, я рассказывал, что Дафна и Фельден были помолвлены? Когда объявили о той помолвке, у меня сложилось впечатление, что Айони Херонгейт огорчилась. А когда Дафна разорвала помолвку, Айони приложила все усилия, чтобы утешить Фельдена. Иногда девушки таким методом могут завоевывать симпатичных им мужчин, конечно, если они готовы мириться с их чувствами былой привязанности. Но в случае с Фельденом этого не произошло. За последние год или два Айони приложила все старания, но результат оказался весьма незначителен. Некоторым мужчинам льстит, когда девушки охотятся за ними, но Фельден к этому типажу не относится. Лично я считаю, что она напрасно тратит время, к тому же теряя чувство собственного достоинства. На первый взгляд, Фельден хорошо воспринял разрыв. Он дружелюбен с Дафной и Эллардайсом; не показывает ни капли ревности или подобных чувств. Фактически, он обращается к Эллардайсу, когда Тони Гейнфорд перебирает с алкоголем и подходит к караю ямы. Но я все еще не уверен, что он обо всем забыл. Я замечаю, как он поглядывает на Дафну, когда ему кажется, что на него никто не смотрит. Для него это был сильный удар.
– Никогда нельзя сказать, как человек воспримет разрыв, – задумчиво ответил сэр Клинтон. – Кто-то бросает роман и полностью исцеляется. Или же романтические чувства проходят, а страсть остается, тем более, если его место занимает кто-то еще. Полагаю, все это основывается на раненной гордости. Это занятное дело, для стороннего наблюдателя – интересное, а вот для самого страждущего – весьма болезненное. И, конечно, всегда остается возможность, что он продолжает надеяться, что в итоге все уладится. Сквайр, как насчет партии в шахматы? Или отправимся спать?
Глава V. Смерть Пирбрайта
– Сегодня все говорят о дивном новом мире, – буркнул инспектор Камлет, обращаясь к сержанту Робсону. – Ну, они могут его получить. А все, чего хочу я – вернуть старый мир, который был до войны. Он достаточно хорош для меня. Получше, чем то, как мы живем сейчас.
Сержант уже много раз слышал все это. Всякий раз, когда инспектор затрагивал тему будущего, Робсон слышал все это и принимался размышлять о чем-нибудь более практичном. Так что сейчас он лишь кивнул, надеясь, что, если не трогать инспектора, то тот сменит пластинку. Но увы.
– Что вы думаете о лучшем мире? – допытывался инспектор Камлет.
– Вы имеете в виду небеса? – ответил сержант. – Сказать по правде, я не забиваю этим голову. Всему свое время, я же пока не умер.
– Никто и не говорит о небесах, – сердито объяснил Камлет. – Я имел в виду все эти нынешние разговоры. Загляните в газеты. Так что вы думаете о лучшем мире?
Сержант был человеком с прочными и скромными потребностями. Он описал свое представление рая на земле, постоянно делая паузы для того, чтобы поразмыслить:
– Ну, если бы они снизили налог на курево… и предоставили нам достаточно спичек… и, пожалуй, бесплатное пиво… и чтобы пабы не закрывались на ночь… и еще отменили этот новый подоходный налог – он чрезмерен… и… ну… думаю, для начала это было бы неплохо, а там можно осмотреться и придумать еще что-нибудь.
Он беспокойно взглянул в лицо Камлету. В последние дни ему было не угодить. Возможно, он переживал из-за войны. Хотя сержант не мог понять, почему именно эта война должна вызывать особое беспокойство. Ему она казалась похожей на все другие войны – в начале множество дурных вестей (как всегда), затем одна пакость за другой, все говорят, что это очень плохо выглядит (как всегда), но однажды мы проснемся и обнаружим, что победили (тоже как всегда).
На самом деле раздражительность инспектора объяснялась просто, но старший констебль не догадывался об этом. Инспектор ничуть не продвинулся в поиске золота, пропавшего в ночь смерти Деверелла. Камлет гордился своей проницательностью, и неудачное расследование сильно било по его самооценке. Будучи неспособным публично признать поражение, он выражал свои чувства критикуя «новомодные тенденции», возмущавшие его консервативную натуру. И эта его активность сделала его бременем для подчиненных. Даже сержант, несмотря на всю свою бесстрастность, начинал чувствовать – с него достаточно.
Но внезапно пришла и помощь. Раздался телефонный звонок, и констебль позвал Камлета к аппарату. Последовало краткое стаккато разговора, затем инспектор опустил трубку и обратился к подчиненным с вопросами и приказами:
– Есть ли наготове автомобиль? … Хорошо! Полицейский хирург в отпуске, не так ли? Кто его замещает? … Эллардайс? Сойдет. Позвони ему. Если его нет на месте, разыщи его. Скажи ему, чтобы прибыл в лагерь Цезаря так быстро, как только сможет … Потом вызови туда скорую помощь. Я хочу, чтобы сержант Робсон и констебль Картер отправились со мной. К счастью, мы успели позавтракать.
Затем, отвечая на вопросы сержанта, инспектор кратко обрисовал ситуацию:
– Пирбрайт был найден мертвым возле лагеря Цезаря. Водитель Калвердаунского молочного фургона, проезжая мимо, обнаружил тело. Позвонил из ближайшей будки. Это все, что мы знаем. Быстро! Вы, двое, пойдете со мной.
Утренний воздух бодрил. Камлет размышлял: была ли это очередная смерть бродяги? Но ему на ум сразу пришло возражение против этой версии. Инспектор хорошо знал свой район и довольно хорошо самого Пирбрайта. Тот мог легко укрыться в коттедже. Он не был бездомным бродягой, который мог бы свалиться на обочине и умереть от холода. Конечно, если только Пирбрайт не напился в пабе и не уснул по пути домой.
Поездка до лагеря Цезаря заняла не много времени, и, притормозив, инспектор увидел тело, лежавшее в траве в двадцати ярдах от дороги. Камлет остановился, приказал своим людям выйти, тщательно запер машину, и затем они втроем прошли к телу. Камлет вынул блокнот и сделал пометку-другую, комментируя это вслух, чтобы произвести впечатление на подчиненных.
– Лицо немного посинело, – он начал с первого замеченного симптома. – Рвота. Тело немного скручено. Судорога, или что-то в этом роде.
– Может, это было отравление стрихнином, сэр? – вставил констебль. – Я припоминаю подобное: около шести лет назад у нас было дело о самоубийстве с применением стрихнина, взятого из какого-то средства от насекомых, и если я правильно помню, то тело было точно так же немного скрючено.
Камлет уверенно покачал головой.
– Стрихнин заставляет их выгнуться назад. Здесь такого нет. Он просто скрючен. Как если бы вы получили удар током.
– Выглядит, как отравление ядом или чем-то таким, – продолжил сержант.
– Оставим это врачу, – грубо оборвал его Камлет. – Нам нужны факты, а не предположения. Он полностью одет. Обувь на месте. Воротник ослаблен. Заметим это, а вдруг с ним случился приступ апоплексии. Учитывая его телосложение – вряд ли, но никогда не знаешь наверняка. Сержант, посмотрите, что у него в карманах, но не сдвигайте его.