Эми и Эмили немного задерживаются – хотят включить в диджейский микс стихи о смерти. Потом девушки уходят, и в комнате остаемся лишь Кайл и я. Мне немного неловко: при нашей последней встрече я опрометью сбежал из школы. Я жду, что Кайл попросит объяснений, но он удивляет меня, сказав:
– Ты гений организации балов!
– Идею-то подкинул ты, – напоминаю я.
– Да, кажется, так, – отзывается Кайл, потом замолкает, разглядывая свои кроссовки.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я. – Ну ты же тетю похоронил.
Кайл поднимает взгляд.
– Да неплохо. А вот мама сильно грустит. Я даже не знаю, что ей сказать. Все очень сложно, да?
В жизни есть вещи совершенно не сложные. Но я понимаю, что в жизни Кайла их сейчас нет.
– Спасибо, что поинтересовался, – благодарит Кайл. Его слова звучат совершенно искренне.
Я еще немного расспрашиваю Кайла – о доме, о похоронах тем утром. Я не касаюсь его, и ему, похоже, прикосновения не нужны.
Звенит второй звонок. На седьмой урок мы оба опаздываем. Мы собираем вещи и вместе уходим. По дороге мы говорим о несправедливости жизни и перспективе устроить бал на тему «Смерть». О поцелуе и случившемся потом мы не говорим. И я думаю, как странно получается: одно время, когда мы встречались, мне страшно хотелось, чтобы Кайл открылся и сказал, что думает о наших отношениях. Сейчас я страшно благодарен за то, что он позволяет нам разговаривать, не разговаривая по-настоящему.
Насколько мне известно, о случившемся между Кайлом и мной известно только Ною. Так что по коридорам мы можем идти без капли стеснения – главное, не затронуть щекотливую тему и не столкнуться с Ноем. Седьмой урок уже начался, в коридорах ни души. Я провожаю Кайла до нужного ему кабинета. У самой двери он благодарит меня, а я благодарю его в ответ. За что именно, не объясняю.
Больше, меньше, равно
Ной попадается мне на глаза лишь раз, в конце учебного дня. Он в коридоре, футах в тридцати от меня. Не могу решить, подойти к нему или оставить его в покое. Когда решаю подойти, Ной скрывается из виду.
Похоже, это моя новая реальность.
С Джони дела еще хуже. Через нашу общую подругу Лору он передает, что я придурок и, если намерен злиться на них с Чаком, мне лучше держаться от них подальше.
– Это что, первый класс вторая четверть? – спрашиваю я Лору.
– Если честно, Пол, то да, – вздыхает она. – Я вообще не хотела ничего передавать. Скажи, говорю, Полу сама. Но Джони в мерзком настроении, общаться с ней почти невозможно. Если думаешь, от этого плохо тебе, умножь на три и представишь, как плохо от этого Теду.
– Так ты пытаешься меня подбодрить?
– Нет, так я пытаюсь прояснить тебе ситуацию.
– Но ты же не предлагаешь мне умыть руки.
Лора глядит мне прямо в глаза, однако взгляд это не прямой. В нем читаются взаимоисключающие мысли.
– Вот даже не знаю, что сказать, – говорит Лора. Переводится это как «Я точно знаю, что сказать, но боюсь. Если скажу, ты отправишься прямиком к Джони, тогда я вслед за тобой попаду в ее черный список».
Вообще-то мы с Джони ссорились и раньше, но прежде всегда из-за ерунды – какая газировка лучше идет с пиццей, с каким запасом времени нужно приезжать в кинотеатр, чтобы купить билеты. Однажды мы не разговаривали неделю, потому что она назвала мой прикид несуразным, а я клялся и божился, что он подобран прекрасно. (При строго определенных обстоятельствах белые носки с черными брюками носят!) И в тот раз, и во все другие мы оба понимали, что валяем дурака, даже если ссоры уязвляют нашу гордость. Спором из-за одежды мы увлеклись настолько, что в итоге были виноваты оба, из-за чего примирение прошло куда легче.
На этот раз ситуация иная. На этот раз я считаю, что Джони валяет дурака, а Джони так совершенно не считает. Я виню ее в том, что она винит меня. В такую игру играть сложно.
По отношению к Джони я решаю делать все наоборот. Разумнее избегать Джони, а я ее разыскиваю. Присутствие Чака мне не нужно, поэтому я дожидаюсь урока, которым у нее физкультура. Когда до звонка остается пара минут, я пробираюсь в женскую раздевалку.
– Какого хрена ты здесь делаешь?! – Это вопль Джони. Остальным девчонкам по барабану. Они в курсе, что я гей и их сиськи интересны мне не больше, чем их локти.
Джони уже одета, значит, проблема во мне.
– Хочу с тобой поговорить, – заявляю я.
– Разве Лора не сказала тебе держаться от меня подальше?! – осведомляется Джони, явно не видя в своем вопросе ничего странного.
– Предпочитаю услышать это от тебя.
– Держись от меня подальше.
Девчонки не вмешиваются. Одна подходит к Джони, чтобы поддержать, но та отмахивается.
Злость Джони я не спутаю ни с чем. Ее глаза мечут молнии, руки стиснуты в кулаки и прижаты к бедрам так, что получаются идеальные буквы D.
«Ты ведь не хочешь так поступать!» – вертится у меня на языке. На самом деле это означает «Я не хочу, чтобы ты так поступала».
Я и раньше наблюдал такие сцены. Я слышал о них тысячу раз. Сейчас такая сцена разворачивается между мной и Джони. Что сулит нам ее тон, вопросов не вызывает.
– Так между нами все? – тихо спрашиваю я. Потому что ощущение именно такое. Джони бросает меня как друга.
– Мы никогда и не встречались, – язвит она. В голосе у нее слышны и обида, и боль. Вот на этом я сосредоточиваюсь. Вот это я и запомню.
Захлопывается дверца шкафчика. Потом еще одна. Рюкзаки надеваются на плечи. Полотенца сворачиваются. Девчонки выходят из раздевалки. Я стараюсь пригвоздить Джони взглядом и подольше не отпускать, надеясь услышать еще одно слово, которое сотрет все предыдущие фразы. Джони смотрит на меня, а через секунду отворачивается. Она начинает убирать свои вещи в шкафчик. Она закрывает дверцу. Запирает шкафчик (кодовую комбинацию я знаю). Она притворяется, что меня рядом нет. Я ждал, что Джони будет злиться. Я ждал, что Джони будет язвить. А вот что заставит почувствовать себя невидимым, не ждал. Джони знает, что это обижает меня больше всего. Такая подлянка от нее убивает. Я не говорю больше ни слова. Хочется завопить – в самом полном смысле, с криком и слезами. Из раздевалки я выбираюсь в тихий коридор между спортзалом и медпунктом, нахожу огнетушитель и смотрю в закрывающее его стекло. Я смотрю на собственное усталое лицо, на собственное отражение. Расколотить бы его, но я не решаюсь.
«Мы никогда и не встречались». Я гадаю, изменилось бы что-нибудь, если бы я мог с ней встречаться, если бы в какой-то момент жизни мы были парой. Мы всегда говорили, что у нас лучший вариант дружбы – никакого сексуального напряжения. Мы думали, что так никаких осложнений нет.
«Ненавижу фразу “больше чем друзья”, – сказала мне Джони недавно вечером. Мы вместе валялись у нее на диване, блуждая по телевизионным каналам. – Чушь собачья! Те, с кем я встречаюсь, мне не “больше чем друзья”. Зачастую мы вообще не друзья. “Больше чем друзья” – полная бессмыслица. Взгляни на нас. Больше чем мы просто не бывает».
Тогда я прижался к Джони и поклялся никогда впредь не употреблять эту фразу. Но сейчас она вспоминается, и я гадаю, употребляла ли ее Джони с Чаком. Говорила ли она ему, что они больше чем друзья, больше, чем мы с ней. Единственное, что я не могу дать Джони, это секс. Насколько я понимаю, единственное, что может дать ей Чак, это секс. Никогда не думал, что дойдет до соперничества между нами. Никогда не думал, что в этом соперничестве я уступлю.
Скучаю по Джони. Скучаю по Ною. По Кайлу особо не скучаю, но именно он меня разыскивает. Не в коридоре, не в тот самый момент, а позднее, после седьмого урока.
– Я слышал о том, что случилось, – объявляет он.
– Как ты мог слышать? – спрашиваю я.
Кайл смотрит на меня как на придурка.
– Ты устроил сцену в женской раздевалке. Думаешь, оттуда слухи не расползлись? С таким же успехом вы с Джони могли транслировать расставание по системе громкой связи.
– Ну, расставание я не планировал. Я планировал, что у нас все наладится.
Кайл задумывается. Он словно понимает, что должен утешать меня, но техникой утешения не владеет. Я ценю его душевные усилия, но при этом радуюсь, что он особо не усердствует. Не знаю, как я сейчас воспринял бы доброту. После разрыва с Джони мне кажется, я достоин ее. После разрыва с Ноем мне кажется, я не достоин ее совершенно.
Чувствуется, Кайл хочет сказать что-то еще. Но он умалчивает и об этом.
– Я тут думал, мы могли бы сходить на кладбище, – говорит он. – Все мы. Ну, для организации бала. Чтобы вдохновиться.
– Прямо сейчас?
– Ну… завтра?
Спорить я не в настроении. Да и раз темой бала будет смерть, кладбище – одно из лучших мест для вдохновения.
Кайл уходит оповещать членов комитета о запланированно-жуткой экскурсии. Я пытаюсь сосредоточиться на оставшихся уроках, что мне в новинку. На истории я пытаюсь собрать из написанных на доске слов стихотворение.
Мы в окопах
Договора нет.
Тишина
В земле ничейной
Без перемен
На много лет.
От этого время идет быстрее, а настроение не улучшается.
После уроков я сворачиваю за угол и вижу, как Беспредельная Дарлин разговаривает с Ноем. Удивление не скрыть – я едва не роняю учебники, когда шмыгаю обратно, подальше от их глаз. Ни тот ни другая меня не замечают. Беседуют они не дольше минуты. Беспредельная Дарлин кладет Ною руку на плечо и улыбается. Немного смущенный, Ной улыбается ей в ответ. Волосы у него растрепались сильнее обычного, рубашка наполовину выбилась из брюк. В тысячный раз мне хочется забрать себе всю опустошенность, которую он из-за меня испытывает.
Едва Ной скрывается из вида, я подскакиваю к Беспредельной Дарлин.
– Ты шпионил, да, милый? – осведомляется она. – Вообще-то хорошие девочки не шпионят.
– О чем шла речь?
– О чем шла какая речь?
– О чем шла речь у вас с Ноем?