Тони снова уклончиво кивает.
– Ты хоть как-то реагируй, не стесняйся! – предлагаю я.
– Да мне сказать особо нечего. – Тони опять пожимает плечами, на этот раз словно извиняясь.
Мы у меня дома, выполняем домашнюю работу друг друга. Этим мы стараемся заниматься как можно чаще. Убирать комнату приятеля куда веселее, чем свою, с домашкой ситуация та же: с чужой расправляешься быстрее, чем с собственной. На заре нашей дружбы выяснилось, что у нас похожие почерки. Остальное получилось само собой. Разумеется, мы учимся в разных школах и домашку получаем разную. Но в этом и прикол. А что в жизни главное, если не прикол?
– Так по какому произведению эта работа?
– По повести «О мышах и людях»[18].
– «Пожалуйста, Джордж, можно мне погладить кроликов?» По ней?
– Ага.
– Класс, я ее читал.
Я записываю предложение с темой, а Тони листает франко-английский словарь, чтобы доделать мою домашку по французскому. Сам он учит испанский.
– Похоже, Джони не слишком тебя удивила.
– Такая новость напрашивалась, – говорит он, не отрывая глаз от словаря.
– Правда? Ты ожидал, что мы с Тедом засечем их в коридоре?
– Нет, не это.
– Значит, дело в Чаке?
– И не в нем тоже. Посмотрим правде в глаза: Джони нравится, когда у нее бойфренд. Если это будет не Тед, значит, кто-то другой. И если этот Чак ее любит, то, скорее всего, она полюбит его.
– И ты это одобряешь?
На этот раз Тони смотрит прямо на меня.
– Кто я такой, чтобы одобрять или не одобрять? Если Джони счастлива, флаг ей в руки. – Голос у Тони слегка несчастный, выяснить, в чем причина, особого труда не составляет. У Тони никогда не было бойфренда. Он ни разу не влюблялся и даже не знает, что это такое. Почему так получилось, я не пойму. Тони симпатичный, смешной, сообразительный, слегка мрачный – все качества привлекательные. Но он до сих пор не нашел то, что искал. Я не вполне уверен, что он сам понимает, что ищет. В большинстве случаев он просто зависает. Тони тихо сохнет по кому-то или даже зажигает с парнем, имеющим потенциал бойфренда, а потом… толком не начавшись, все заканчивается. «Не получилось», – твердит нам Тони, и на этом точка.
Это одна из причин моего нежелания обсуждать с ним Ноя. Тони наверняка радуется за меня, вот только радость за меня, похоже, не превращается в радость по отношению к себе. Нужно его как-то иначе подбодрить. Я пробую болтовню на несуществующем языке.
– Hewipso faqua deef? – спрашиваю я.
– Tinsin rabblemonk titchticker, – отвечает Тони.
Наш рекорд – шесть часов такой болтовни, включающие длительный поход в молл. Толком и не вспомню, как это началось. Однажды мы с ним гуляли, и мне надоело говорить на простом английском. Вот я и начал склеивать гласные и согласные как бог на душу положит. Тони без запинки ответил мне таким же образом. Как ни странно, мы почти всегда друг друга понимаем: интонации и жестов вполне достаточно.
С Тони мы познакомились два года назад в большом городе, а конкретно в «Стрэнде». Это один из лучших книжных мира. Мы оба искали в букинистическом отделе книгу «Забытый язык журавлей»[19]. Полка была на высоте восемь футов, поэтому мы по очереди пользовались стремянкой. Тони полез первым, а когда спустился с книгой, я спросил, есть ли там еще один экземпляр. Испугавшись, он сказал, что еще одна книга там была, и даже слазил за ней по стремянке. Когда он спустился, мы немного поболтали: я спросил, читал ли он «Равную любовь»[20] или «Там, где я никогда не бывал»[21], а он ответил, мол, нет, «Забытый язык журавлей» – его первая встреча с Левиттом. Потом Тони переключился на книги с огромными фотографиями, а я отвлекся на художку.
На этом все закончилось бы. Мы бы никогда не познакомились и не подружились. Но тем вечером я поехал на поезде домой и обнаружил его одного в трехместном купе. Книгу, которую мы оба купили, он прочитал уже наполовину.
– Хорошая книга? – спросил я, остановившись в коридоре напротив него.
Сперва Тони не сообразил, что я обращаюсь к нему. Потом поднял голову, узнал меня и неуверенно улыбнулся.
– Очень хорошая, – ответил он.
Я подсел к нему, и мы еще немного поболтали. Выяснилось, что мы соседи: Тони живет в соседнем городке. Мы представились и освоились в компании друг друга. Я чувствовал, что Тони нервничает, но не понимал почему.
Симпатичный парень чуть старше нас прошел через вагон. Мы оба проводили его взглядом.
– Вот так красавчик! – выпалил я, едва парень скрылся из виду.
Тони на миг замялся, потом на губах у него появилась улыбка.
– Да, он красив. – Казалось, он раскрывает свой величайший секрет. Во многом так оно и было.
Мы разговаривали дальше. Объяснялось ли это тем, что мы считали себя чужими, или тем, что купили одну и ту же книгу, или тем, что мы запали на одного и того же парня, но разговаривать было очень легко. Поезд – это в первую очередь движение вперед, вот и наша беседа катилась как по рельсам – ни о пробках, ни о направлении мы не беспокоились. Тони рассказал мне про свою школу, которая отличалась от моей школы, и о своих родителях, которые отличались от моих родителей. Слово «гей» он не произнес, но это и не требовалось. Я и так понял. Этот тайный вояж имел для него особое значение. Родителям Тони сказал, что собирается на выездной церковный семинар, потом сел на поезд и отправился навстречу открытым дверям открытого города.
Теперь пейзаж за окном постепенно выбивался из ярких тисков городских огней. В темноте тянулись луга, потом показались маленькие города, потом дома с дворами и пропиленовыми бассейнами. Проговорили мы до тех пор, пока не сошли с поезда в одном городе друг от друга.
Я попросил у Тони телефон, а он вместо этого дал мне свой имейл. Так ему было спокойнее. Я сказал ему звонить в любое время, и мы составили планы на следующий раз. При других обстоятельствах так мог бы начаться роман. Но, думаю, мы оба даже тогда чувствовали, что у нас получается нечто более редкое и содержательное. Мне было суждено стать Тони другом и показать ему новые горизонты. Ну а ему суждено было стать человеком, которому я мог доверять больше, чем самому себе.
– Diltaunt aprin zesperado? – спрашивает сейчас меня Тони, увидев, что я погружен в раздумья.
– Gastemicama, – твердо отвечаю я. Все в порядке.
Трудно сосредоточиться на домашке Тони, когда нужно столько обдумать. Каким-то образом я умудряюсь накатать три страницы до того, как к нам спускается мой брат и предлагает отвезти Тони домой. Именно Тони нравится Джею больше всех моих друзей. Думаю, это потому, что им комфортно молчать в компании друг друга. Представляю, как они едут к Тони, не говоря ни слова. Джей уважает Тони, а я за это уважаю Джея. Заранее знаю, что не дождусь от Тони совета касательно того, что делать с Ноем, Джони или Кайлом. Причина не в том, что ему наплевать. Я уверен, что не наплевать. Просто Тони нравится, когда люди поступают по-своему.
– Lifstat beyune hegra, – говорит он на прощанье. В его интонации ключей к разгадке нет. До свидания? Желаю удачи? Позвони Ною?
– Yaroun, – отвечаю я. До свидания. До завтра.
Я возвращаюсь к себе в комнату и доделываю домашку. Уже написанное Тони я не проверяю. Там наверняка все правильно.
Остаток вечера я провожу в телевизионном угаре. Впервые за долгое время я не звоню Джони. И Джони не звонит мне. Так я узнаю́, что она знает, что я знаю.
Обрывки разговоров
Следующим утром я ищу Ноя, а натыкаюсь на Джони.
– Нам нужно поговорить, – заявляет она. Я не спорю.
Джони тащит меня в пустой класс. Великие исторические личности – Элеонора Рузвельт, Махатма Ганди, Гомер Симпсон – взирают на нас с настенных портретов.
– Ты нас видел. Тед нас видел.
Это не вопрос, значит, отвечать мне не нужно.
– Что происходит? – вместо этого спрашиваю я, подразумевая вопрос серьезнее: «Почему ты мне не сказала?»
– Я не ожидала, что так получится.
– Как именно? Что западешь на Чака? Или что придется это признать?
– Не злись.
Я вздыхаю. То, что Джони сразу бросилась оправдываться, ничего хорошего не сулит.
– Слушай, – начинаю я, – мы оба знаем, что выкинул Чак после того, как его отшила Беспредельная Дарлин. Он разгромил ей шкафчик и распустил грязные слухи по всей школе.
– Чак обиделся.
– Чак включил мудака, Джони. – Я не хотел так говорить. Само вырвалось. Оговорка по Фрейду.
Джони бросает на меня взгляд, который знаком мне до боли. Именно так Джони смотрела, когда в шестом классе покрасила волосы в красный цвет и я неубедительно врал, что получилось здорово; именно так Джони смотрела, когда после их с Тедом первой ссоры я внушал ей, что сходиться с ним не стоит; именно так она смотрела, когда я открыл ей, что боюсь никогда не встретить парня, который полюбит меня так же сильно, как я его. Такой взгляд останавливает любой разговор. Такой взгляд утверждает: «Ты не прав».
Мы с Джони дружим слишком давно, чтобы ссориться из-за подобного. Мы оба это понимаем.
– Так ты говорила с Тедом? – спрашиваю я.
– Сперва я хотела поговорить с тобой.
По-моему, Джони ведет себя неправильно. От Чака одни неприятности. Но мне ее точно не переубедить. Только не в отсутствие доказательств.
– Так ты теперь девушка Чака?
У Джони вырывается стон.
– Поживем – увидим, да? А как у тебя с Таинственным Парнем?
– Нужно снова его найти.
– Так ты потерял его?
– Похоже на то.
Попрощавшись с Джони, я направляюсь к шкафчику Ноя. Завидев Беспредельную Дарлин, я незаметно пробираюсь мимо: про Джони и Чака она уже наверняка слышала и наверняка готова поделиться своим мнением.