Малявки стояли понурые, пристыженные, готовые провалиться сквозь землю.
— Вот заставлю каждую отдельно разучивать, так, небось, больше толку выйдет. Начинай-ка ты! — неожиданно обратилась она к Гане.
«Господи, помоги!» — мысленно помолилась та и, желая угодить Соловушке, запела в полный голос.
— Замолчи, ради Бога замолчи! — завизжала регентша. — Боже мой, да у тебя не горло, а медная глотка, ты как труба Иерихонская [40], что ты, оглушить меня, что ли, хочешь? — подпрыгивая на своем табурете, нервно вскрикивала она.
Савченко стояла красная как рак. Ей теперь было стыдно своего голоса, стыдно за свое желание его полной силой угодить разгневанной учительнице.
«Вот тебе и угодила», — словно кто-то смеясь шептал ей на ухо.
— Медная глотка, медная глотка! — подхватили воспитанницы, кто-то фыркнул, кто-то не удержался и громко расхохотался.
— Это еще что? Вы еще смеяться смеете? Замайко, это ты отличаешься? Пой за это!
Ганя воспользовалась моментом и торопливо спряталась за спину Кутлер.
— Медная глотка! Медная глотка!.. — кривляясь и гримасничая, дразнила ее Исаева.
На душе у Гани стало невыносимо тяжело, она почувствовала подступавшие к горлу слезы — слезы от незаслуженной обиды.
«Еще расплачусь, этого только и не хватало», — рассердилась она на себя, и ей захотелось уйти подальше от осмеявших ее подруг: в ушах еще звучал их смех и обидные выкрики Исайки.
Гане хотелось огрызнуться, сказать что-нибудь злое, но в то же время она чувствовала, что стоит ей открыть рот, как вырвутся подступавшие рыдания, которые она с таким трудом сдерживала в груди.
И в смятении девочка быстро направилась к выходу.
Несколько любопытных обернулись на шорох ее шагов, но никто не остановил удалявшуюся подругу. Соловушка не заметила ее ухода, она была полностью поглощена своим делом.
А Исаева ехидно улыбнулась и тоже незаметно шмыгнула за дверь.
Глава XXVПод подозрением
Ганя быстро поднималась по лестнице. Ей хотелось остаться одной, совсем одной, и выплакать слезы обиды, накопившейся в ее сердце. Она торопливо прошла в полутемный дортуар, пробралась к своей кроватке в дальнем углу и упала на колени перед небольшим образком в изголовье.
— Боженька, помоги… Боженька, спаси, — бессвязно шепчет она дрожащими губами; слеза за слезой капают на холодный пол. — Боженька, Боженька, помоги мне, помоги. Ведь Ты всемогущий, Ты можешь сделать так, чтобы я стала голосистой, такой же голосистой, как была покойная мама. О, сделай так, Боженька, пусть перестанут смеяться надо мной и пусть все, все позавидуют мне!..
Головка Гани падает в подушки, горькие рыдания вырываются из груди; девочка объята горем, которое кажется ей безысходным.
— Детка, о чем ты? — неожиданно прозвучало над ней, и чья-то ласковая рука легла на ее разгоряченную головку.
Ганя в испуге вскочила на ноги. Перед ней стояла Малеева.
— Савченко, это ты? О чем ты так горько плачешь? Скажи мне, детка, что у тебя случилось? И верь мне, тебе сразу легче станет на душе.
Ганя смущенно смотрит на классную даму, вслушивается в ее голос и не узнает в стоящей над ней женщине всегда спокойную, ровную Малееву.
Что-то новое, хорошее слышится девочке в звуке ее голоса, в ее движениях. Это не классная дама, а просто добрый человек, который отозвался на ее детское горе. И Ганя вдруг почувствовала доверие к этой скромной синявке и открыла ей свою печаль.
Малеева внимательно вслушивалась в бессвязный лепет девочки и все больше проникалась страданием обиженного, самолюбивого ребенка.
Она дала Гане высказаться, а затем сказала ей несколько простых, но теплых слов, которые сразу ободрили девочку и заставили ее иначе взглянуть на все произошедшее.
Не прошло и получаса, как Ганя вполне успокоилась и на прощание беззаботно улыбнулась поцеловавшей ее учительнице.
…В то время как Ганя была в дортуаре, Исаева торопливо пробралась в класс.
Чутко прислушиваясь и оглядываясь на дверь, она проскользнула к пюпитру Липиной, быстро откинула крышку, схватила злополучный сюрприз и, заслышав в коридоре чьи-то шаги, торопливо скомкала рисунок и сунула его в карман.
Беззвучно выскользнув в коридор, она вызвала Тычинкину и, убедившись, что за ними никто не наблюдает, сунула ей сокровище своих врагов.
— Ай да Зина! Вот молодец! Ловко ты у них стянула! — в восторге прошептала Тычинкина, заранее радуясь горю малявок и не задумываясь о последствиях такого жестокого поступка.
— Уж если я что обещала, так будь спокойна, исполню обязательно. То-то потеха будет теперь, а? — и недобрая улыбка скривила губы Исайки.
— Смотри, все потом расскажешь, страсть как люблю про скандалы слушать… — хитро подмигнув, шепнула шестушка и торопливо юркнула в свой класс.
Исаева благополучно вернулась в Зеленый зал, где никто не заметил ее кратковременного отсутствия, кроме Кутлер.
— А где Савченко? — спросила у нее Зина.
— Должно быть, в la bas, — небрежно отозвалась Кутя.
— Ее там нет, я только что оттуда, — многозначительно заметила Исайка.
Кутлер только пожала плечами и отвернулась: ей не хотелось говорить с бывшей подругой.
Спевка кончилась. Со вздохом облегчения малявки вернулись в класс, где их уже поджидала Стружка.
Не успели девочки разойтись по своим местам и заняться делом, как класс облетела ужасная новость: сюрприз исчез из пюпитра Липиной!
— Быть не может!
— Господи, да куда же он мог деваться?
— Липочка, поищи хорошенько, ведь все видели, как ты его спрятала перед уходом! — слышались взволнованные голоса подруг, окруживших не на шутку перепуганную и бледную от волнения Липину.
— Медам, я, ей-Богу, не понимаю, куда он мог деваться? Я его положила сверху на тетради, и вот смотрите, нет его, уж я все, все перепроверила. Господи, что же я теперь буду делать? — восклицала Липина.
— Не мог же он сам по себе исчезнуть. Естественно, его кто-нибудь взял! — озабоченно проговорила Тишевская.
— Да кто же? — спросило несколько голосов.
— Вот этого-то я и не знаю! — пожала плечами Женя.
— Зато я знаю! — насмешливо заявила Исаева.
— Кто же?
— А та, конечно, которая выходила во время пения, ту и спрашивайте.
— Медам, кто выходил? — с тревогой оглядываясь друг на друга, спрашивали малявки.
— Я не знаю.
— И я не заметила.
— Кажется, Савченко выходила, — сказал кто-то.
— Да, да, она выходила, — подхватили остальные.
— Ну вот, ее и спрашивайте, — ехидно улыбнулась Исаева, предвкушая грозящие Гане неприятности.
— А где же Савченко? — в недоумении переглядывались девочки.
— Не забралась ли она за доску? Она любит там заниматься, — сказала Женя, поспешно направляясь к классной доске.
— Савченко все объяснит, может, она наш сюрприз куда-нибудь перепрятала, — предположила Липина.
— Ах, хоть бы она нас скорее успокоила! — нервно потирая руки, воскликнула Рыкова.
— Ну что же? Почему она не идет? — все накинулись на возвратившуюся Тишевскую.
— Медам, ее нет за доской, — в смущении ответила Женя.
— Так где же она? — недоумевали остальные.
— Я, право, не знаю, — пожала плечами Тишевская.
— Странно!.. — протянула Липина.
— И ничего тут странного нет, — с язвительной гримасой вмешалась Исаева, — по-моему, дело тут нечисто. Наверное, Савченко что-нибудь да сделала с вашим рисунком, а теперь боится попадаться на глаза.
— Не может этого быть!
— Врешь ты все!
— Никогда Савченко не сделала бы такой низости, — горячо заступались седьмушки.
— По-вашему, не может, а по-моему — очень даже может. А впрочем, и сами скоро увидите, — настаивала второгодница.
— Откуда ты взяла, что это Савченко спрятала рисунок? — холодно спросила Женя.
— А вот оттуда, что я еще за пением видела, как она куда-то вышла, и тогда же следом за ней пошла, прямо почувствовала что-то недоброе. Дай, думаю, посмотрю, куда это она идет. Заглянула la bas, а ее там нет, да и до сих пор ее в классе нет, а это что-нибудь да значит, как вы думаете? — злорадно закончила она.
Малявки были ошеломлены. Никому не верилось, что Ганя могла что-нибудь сделать с рисунком, но в то же время слова Исаевой вызвали подозрение, которое усиливалось отсутствием Савченко.
— Не понесла ли она показать рисунок Малеевой? — высказала предположение Женя, и остальные с радостью за него ухватились.
В эту минуту на пороге показалась Савченко. Потеряв представление о времени, она не ожидала застать подруг уже в классе, ей казалось, что она пробыла в дортуаре всего несколько минут.
— И где ты пропадаешь?
— А мы тут без тебя волнуемся!
— Ты не брала рисунок? — обступили ее девочки.
— Рисунок? Какой рисунок? — в удивлении поглядывая на подруг, спросила Ганя.
— Ну как, какой рисунок? Понятно, один у нас рисунок! — нетерпеливо перебила ее Рыкова.
— Ничего не понимаю, — пожала плечами Ганя.
— Понимаешь, пропал наш сюрприз, мы и подумали, не ты ли его взяла? — объяснила Липина.
— Я? — в изумлении воскликнула Савченко.
— Ну да, ты! Ведь ты ушла с урока пения, и тебя все время не было в классе, ну мы и подумали, не ходила ли ты к Малеевой — показать наш сюрприз, — продолжала Липина, заметно волнуясь и стараясь не обидеть подругу возможным обвинением.
— Нет, медам, я не брала рисунка. Да и зачем бы я понесла его показывать Малеевой, когда об этом даже и разговора не было?
— Но, видишь ли, рисунок исчез, а ты выходила, — настойчиво проговорила Замайко.
— И спрашивается, где ты была и что делала? — насмешливо добавила Исаева.
— Я была в дортуаре и не заходила в класс, — гордо выпрямившись, ответила Ганя, — а что я там делала, не касается никого, кроме меня.
— Вы видите! Я так и думала, она ни за что не сознается! — обрадовалась Исаева.
— Да в чем же я должна сознаться, когда я ни в чем не виновата! — нетерпеливо воскликнула Савченко, чувствуя подступающее раздражение.