И вид с террасы – разумеется, на воду – тоже раздражал. «Архитектура немецкая, обстановка – хай-тек, а вид открывается на опостылевшую, очень русскую реку?» – злилась она. Костровчане, на Танин взгляд, вообще на этом своем Танаисе помешались. Глаза б ее на него не глядели, зато Валерий Петрович, неофит, посматривал на водную гладь с явным интересом.
– Красиво здесь, – похвалил он.
Глотнул тоника, аппетитно затянулся сигареткой, небрежно стряхнул пепел в пепельницу тяжелого серебра… Таня вдруг подумала: «А ведь Валерочка в этой обстановке не менее гармоничен, чем Глеб Захарович! И как у него только получается – курит вонючую «Стюардессу» барственно, будто настоящую «гавану»!»
– А лично я ничего красивого не вижу, – буркнула Таня. – По-моему, сплошная, нарочитая показуха.
Валерий Петрович не ответил. Прищурился на солнечные лучи, полюбовался, как тлеет сигаретный кончик, помолчал… И вдруг выдал:
– Я, кажется, понимаю…
И снова смолк.
– Что ты понимаешь? – настороженно поинтересовалась падчерица.
Она залпом допила ледяной тоник и теперь с трудом подавляла желание придвинуть к себе проклятую «Стюардессу» и тоже закурить.
– Боюсь, ты рассердишься, – вздохнул полковник.
– Я никогда на тебя не сержусь, – пожала плечами она. – Говори.
Ходасевич внимательно посмотрел на нее. И тихо произнес:
– По-моему, ты к этому Глебу Захаровичу неравнодушна. Поэтому тебя все в нем и возмущает. Женская защитная реакция.
– Какая глупость! – мгновенно отреагировала Татьяна.
И тут же поняла – она реагирует чуть быстрее, чем следовало бы. И немедленно бросилась спасать положение:
– Ну, мне он, конечно, нравится. На фоне прочих местных. К тому же он наш главный заказчик, а заказчика полагается любить… Но особняк у него – насквозь фальшивый. Ничего настоящего, от души, все – только напоказ: вот, мол, какой я крутой!
– Ладно, Танюшка, проехали, – покачал головой полковник. И неожиданно предложил: – Пойдем пройдемся?
Таня удивленно взглянула на отчима – чтобы тот по собственной инициативе оторвал от мягкого кресла свою шестипудовую тушу? Она недоверчиво спросила:
– Ты уже переварил обед?
Обед оказался весьма обилен – даже ей, закаленной всякими теннисами и тренажерными залами, и то хотелось после него сидеть да сидеть. И потягивать ледяной тоник до самого ужина. Но отчим настаивал:
– Вот как раз и переварим. В движении.
Он, покряхтывая, поднялся, и Татьяне ничего не оставалось, как тоже встать. Но они и шага сделать не успели – на террасе показалась горничная. Засеменила к ним, с укором сказала:
– Вам что-то нужно? Вот же звоночек есть…
И показала на колокольчик, лежавший на столике.
– Маразм! – еле слышно буркнула Таня. Она, конечно, любила то, что называется «dolce vita», но вызывать горничную перезвоном колокольчика – это даже на ее взгляд чересчур.
– Мы хотим пройтись, – вежливо сказал Валерий Петрович.
– Пожалуйста, – радушно улыбнулась горничная. – Вы будете гулять в саду или пойдете к реке?
– А что, мы должны докладывать вам наш маршрут? – желчно поинтересовалась Татьяна. Она понимала, что вопрос звучит грубо, но не сдержалась – что за мода такая следить за каждым шагом?!
Прислуга, продолжая дружелюбно улыбаться, пожала плечами:
– Нет, Татьяна Валерьевна, вы не должны мне ничего сообщать. Просто, если вы захотите спуститься на пляж, вам лучше обувь сменить. Там ступеньки крутые, на каблуках будет неудобно. А у нас в передней очень много теннисных туфель. Совсем новых и на любой размер.
– Спасибо, что беспокоитесь, – проворчала Татьяна.
Отчим удивленно посмотрел на падчерицу и вежливо заверил горничную:
– Наверное, мы просто прогуляемся по территории.
– Тогда выходите прямо отсюда, – прислужница распахнула стеклянную дверь. – Эта дорожка ведет непосредственно в сад…
– Что ты к ней прицепилась? – поинтересовался Валерий Петрович, когда они вышли. – Шипишь, как дикая кошка!
– Да раздражает меня это барство! – фыркнула Таня. – Горничные, колокольчики, постоянный контроль… Шагу без пригляда не ступишь.
– По-моему, во всех богатых домах так, – пожал плечами Валерий Петрович. Они шли по саду – строгому, с деревьями, посаженными будто по линеечкам. Никаких простецких яблонь – сосенки, туи, тамариски… Между деревьями иногда мелькали то миниатюрный фонтанчик, то стильного литья лавочка (на сиденье для мягкости брошены подушки – интересно, прислуга, верно, обязана при первых каплях дождя бросаться в сад и подушечки убирать?).
Валерий Петрович остановился, чтобы рассмотреть огромную, белого мрамора, статую, изображавшую то ли наяду, то ли Семирамиду.
– Взять хоть эту мымру, – Татьяна раздраженно махнула на статую. – Недешевая ведь штуковина, явно. Но к чему она тут? Для чего? Что символизирует, кроме хозяйского дурновкусия?!
– По-моему, ты сама решила приехать именно сюда.
– Можно подумать, у нас был выбор! Ну и потом… Это был первый порыв… – замялась Таня. – Я просто подумала… что в этом Кострове никого не знаю… к кому ж еще обращаться? Но, – она покаянно развела руками, – не знаю почему, меня тут все бесит.
– А по-моему, здесь просто замечательно, – продолжал гнуть свою линию полковник.
И тут Таня вдруг заметила: отчим не просто любуется достопримечательностями. Он работает: обшаривает взглядом сад. И то и дело вдруг взглянет через плечо или неожиданно обернется…
– Ты что-то увиде…
– Пойдем, Танюшка, – перебил ее Валерий Петрович.
Подхватил ее под руку и повлек мимо дорожек, в глубь сада.
Они остановились на солнечной полянке – в той части барского парка, что изображала собой полудикий, запущенный лес. Высоко над головами шумели вековые сосны, но травка на лужайке под их ногами оказалась тщательно подстрижена.
– Давай письмо, – вдруг проговорил отчим.
– К-какое письмо? – опешила Таня.
– От Леонида. Оно ведь у тебя с собой.
– Ох, и правда. А у меня из головы вон.
Таня залезла в сумочку и протянула отчиму письмо в конверте. Тот осторожно взял его, развернул. Прочитал раз, другой. Затем перевернул телеграфный бланк и посмотрел на цифры на обороте. Сказал: «Ладно» – и, свернув письмо, сунул его во внутренний карман пиджака.
– И за тобой, Татьяна, еще один должок.
– Какой?
– Узнать, из открытых источников, что происходило в Кострове и области за последние несколько дней.
– В самом деле, ты меня просил. А я все забыла. Извини.
– Не извиняйся. Имеешь право. По крайней мере сегодня. Не каждый день в тебя из пистолета палят.
– А как я это смогу узнать, сидя здесь?
– Никогда не поверю, что в таком роскошном особняке нет компьютера, подключенного к Интернету.
– И правда. Что-то я торможу сегодня.
– Так что – за дело. Цели, как говаривал Никита Сергеевич Хрущев, поставлены, задачи определены. За работу, товарищи!
– Подожди, Валерочка. Я хотела тебя спросить…
– Спрашивай.
– Почему ты согласился сюда, к Глебу Захаровичу, приехать?
– Сама же говоришь, что у нас с тобой не было выбора.
– И все-таки… Ты говорил, что никому в Кострове не можешь доверять, даже своим коллегам из ФСБ… А тут какой-то совсем незнакомый тебе ГЗ, – и сразу же поправилась: – То есть Глеб Захарович?
– А ты в курсе, – ответил вопросом на вопрос отчим, – что «Юлиана» находится на сто втором месте в списке самых крупных компаний России? Это очень хорошая позиция для парфюмерной фабрики. Рыночная стоимость предприятия составляет сто пятьдесят пять миллионов долларов. А лично Глебу Захаровичу принадлежит пятьдесят один процент акций «Юлианы», что равняется примерно семидесяти восьми миллионам американских долларов. И он входит в тридцатку самых богатых людей России – легальных миллионеров. Я ответил на твой вопрос?
– Признаться, не совсем поняла ход твоих мыслей.
Ходасевич взял падчерицу под руку, и они медленно пошли поперек лужайки в сторону дома. Отчим принялся терпеливо втолковывать ей:
– Судя по тому, что твой Глеб Захарович вообще светится в рейтингах, да еще со своими белыми доходами, это человек, который хочет казаться цивилизованным бизнесменом. Имидж у него такой, понимаешь? Богач, эстет, меценат. И если к нему за помощью обращается понравившаяся ему девушка, к тому же партнер по бизнесу, да еще имеющая отношение к рекламе и пиару, он, согласно своему имиджу, просто обязан ей, то есть тебе, помогать. И мне в придачу – тоже. Что он и делает. Убедительно?
– В общем-то, умозаключения логичные, – не могла не признать Татьяна. – Но откуда ты все это знаешь? Сто какое-то место в рейтинге, семьдесят восемь миллионов долларов состояния…
– Я навел справки.
– Ты? Когда?
– После твоего звонка, перед отъездом из Москвы. Хотел узнать, на кого моя Танюшка работает.
– А, ты просто позвонил своим друзьям на службу…
– Зачем? Все узнал из обычных открытых источников.
– Когда? У тебя был всего один вечер на сборы. Где ты нашел эти открытые источники?
– А ты думаешь, Танюшка, – скосил лукавым глазом отчим, – ты одна в этом мире умеешь работать с Интернетом?
– А-а! Вот оно как! Значит, ты уже и Всемирную паутину освоил! Растешь! Может, ты вместо меня и про костровские преступления в Сети разузнаешь?
– Пожалуйста. При условии, что ты разгадаешь шифр в Ленином письме.
– Э, нет.
И Татьяна, в который уже раз при словесных баталиях с отчимом, молчаливо признала себя побежденной.
Разумеется, в особняке Глеба Захаровича оказался компьютер. Конечно, старшая горничная была просто счастлива предоставить ноутбук в полное Танино распоряжение. А подключиться к Интернету оказалось не проблемой в любом месте дома и, как заявила домоправительница, «безо всяких там проводов», из чего Татьяна сделала вывод, что все жилище Глеба Захаровича имеет выход в глобальную Сеть через «вай-фай»-соединения.
В итоге она устроилась с ноутбуком на коленях на свежем воздухе, на огромной затененной террасе, правда, отвернувшись от надоевшего Танаиса. Валерий Петрович, чтобы, как он сказал, «поразмыслить», удалился в отведенные ему апартаменты.