Грачи принялись собираться и обвешиваться.
- А меня! Со мной что?! - вдруг жалобно заныл вроде бы уснувший Гнутый. - Кач, ты меня бросаешь? Бросаешь, падла?! Да знаешь кто ты после этого? Ты…
- Завали хлебало, - с неприязнью сказал Качака, - никто тебя, говна кусок, не бросает. Со Шварцем к бэтару идешь, потом на базу. А вернусь, за падлу ответишь, ублюдок.
Заметно поредевший отряд удалялся размеренным неспешным шагом от полянки, на которой трагедии еще не закончились. Оставшийся с раненым Шварц вытаскивал из бокового кармана рюкзака аптечку. Время от времени оборачивался на удаляющуюся, теряющуюся за ветвями и листьями вооруженных людей.
После инцидента с мутантом Качака стал осторожнее. Сбавил темп, часто останавливался, прислушивался, то и дело сверялся с ПДА, словно вот-вот прибудут на место. Не отошли и километра, как он объявил перекур. Вертелся на месте с ПДА и негромко поругивался:
- Да что за фигня. И тут… Ничего не пойму, - потом громко спросил: - Пистон, у тебя с ПДА все впорядке?
- У меня нет ПДА, - ответил наемник, - ты же сам забрал. У нас у всех забрал.
- Черт, точно, - досадовал старпом.
- А что случилось? - поинтересовался Соха, глядя настороженно на старпома.
- Так, ничего, - ответил тот, - лагает чутка.
Все перекурили, топтались на месте и поглядывали на командира. Старпом медлил, был не в духе и закурил вторую сигарету. Не докурив отбросил, сухо сказал: «Возвращаемся», - и первым пошел по старому следу.
К ели они вернулись через двадцать минут. Под ней сидел Гнутый, всхлипывал и вздрагивал плечами, словно рыдал. Когда подошли вплотную, он поднял забинтованную голову, и оказалось, что он смеялся. Смеялся неудержимо, до слез, до бессилия выражаться. У его ноги в листьях валялся нож, хотя нетрудно было заметить, что его собственный находился в ножнах на поясе.
- Ты чего, Гнутый? - Качака склонился к забинтованному до подбородка грачу. - Че ржешь, как параша последняя?
От его слов Гнутый зашелся еще сильнее, затрясся всем телом. Качака поджал губы и с размаха влепил ему увесистую затрещину. Забинтованная голова дернулась в сторону. Гнутый повалился вправо, оперся на руку. Всхлипывая и задыхаясь, поднял левую открытой ладонью в умоляющем жесте. «Подожди, - давился он всхлипами, - ща, ща расскажу. Не колоти, стой. Ща расскажу, оборжетесь», - и он снова зашелся смехом, повалился набок и так трясся еще минуты две. Старпом стоял над ним глыбой, буравил взглядом и терпеливо ждал.
Гнутый успокоился внезапно. Поднялся, рукой сделал движение по бинтам, словно вытирал от слез глаза, затем серьезным спокойным тоном сказал: «Дай закурить».
Качака, нервно дергая губами, достал сигареты, выбил одну, протянул Гнутому. Тот вставил ее в щель между бинтами, зажал фильтр зубами, пробубнил: «Огоньку». Старпом достал зажигалку, поднес к кончику подрагивающей сигареты. Гнутый раскурил, в благодарность качнул головой.
- Ну, - нетерпеливо сказал Качака, - говори.
Гнутый сделал затяжку, затем произнес спокойным голосом, словно говорил о пустячных делах:
- Не получилось у Шварца меня в расход пустить, - в прорехе между бинтами его мокрые зубы то появлялись, то пропадали. Глаза поблескивали из дыр мокротой и смотрели прямо на старпома. - Только он ножичек вытащил, как к нему шасть из-за дерева кореш. Прикинь, Кач, он здесь поблизости был, за нами наблюдал. Ага. Подождал, пока вы свалите, и проявился. Зашел сзади к твоему Шварцу, лапку так аккуратненько на головку положил, а я все вижу, лицом к ним сижу. У Шварца глаза закатились, рука из-за спины выпала, а из нее ножичек вон тота, что у ноги твоей лежит.
Гнутый подбородком показал, куда смотреть. Качака неохотно взглянул на клинок.
- Потом они встали и как два закадычных дружбана двинули в чащу, - Гнутый снова мотнул подбородком, только уже вправо от себя, - разве что песен не пели, - на этих словах ровные интонации сменились на мстительную издевку. - Надо было тебе, Кач, меня самому грохнуть, тогда бы, глядишь, Шварц целым остался, - от злости Гнутый скрежетнул зубами.
- Кто это был и как давно ушли? - спрашивал старпом, не замечая злости.
- Пошел ты на хер! - выплюнул слова Гнутый и тут же получил коленом в лицо. От удара его голова отлетела назад и с силой врезалась затылком в ствол. На плечи и за шиворот ему посыпалась кора, застряла в бинтах. Сигарета сломалась, припечаталась к марлевке и дымилась.
- Сука, - простонал Гнутый, его руки подлетели к голове, прижались к бинтам. Он обжегся о сигарету, зашипел, нервным движением смахнул ее.
- Гнутый, - вразумительно вещал Качака, наклонившись к самому его уху, - если ты по-хорошему расскажешь, я тебя, может, и пожалею, а если будешь кобениться и дерьмо из себя давить, в фаршмак размажу. От боли будешь выть белугой, кровью захлебываться, никакие обезболивающие не помогут. И все равно, сука, расскажешь, как миленький расскажешь, только десять, максимум пятнадцать минут займешь моего драгоценного времени. А когда я из тебя вытрясу душу вместе с информацией, с переломанными ногами оставлю здесь дожидаться кореша. Усек?
Гнутый кивнул.
- Вот и хорошо. Че за кореш-то? - спросил старпом, словно и не было ничего.
Некоторое время Гнутый хлюпал носом, а потом загнусавил:
- Тварь эта человеческого роста, - шмыгнул носом, втягивая кровавые сопли, - большие желтые глаза во всю голову с двумя зрачками в каждом. Зрачки узкие, как у козы, - снова зашмыгал, продолжил: - Когда Шварца за бошку сзади взяла, они резко расширились и глаза черными вмиг сделались. После чего Шварц и откинулся. Я так понял, она его под контроль взяла. Глаза у Шварца закатились, он, как марионетка стал, - снова хлюпанье носом. - Она и меня пыталась залапить. Смотрела в глаза, я ничего сделать не мог, словно парализованный, вторую руку плавненько так мне за спину завела. Рука у нее тонкая, длинная, как ветка. Шарит по бинтам, а я сижу и пялюсь в черные круги, пошевелиться не могу. Потом опустилась на шею. Пальцы холодные упругие, как пиявки. Потыкалась, поелозила по коже, в общем, ниче у нее не вышло. Наверное, бинты помешали. - Гнутый снова захлюпал, рукавом вытер рот, взглянул на кровавую мазню.
- Дальше что? - допытывался старпом.
- Пошел Шварц рядом с ней послушный, безропотный, словно ручной зомби, в ту сторону, - Гнутый снова указал подбородком направление. Поблескивающие в щели зубы окрасились в красный цвет. Кровь пропитывала края дыры, и Гнутый выглядел зловеще.
- Когда ушли?
- Кореш этот глазастый минуты через две появился, как вы ушли. А еще минуты через три Шварца увел.
Качака включил ПДА, посмотрел на часы, мотнул головой: «Не догнать».
- Че со мной…
Гнутый не договорил. Старпом быстрым движением выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в бинты. Многострадальная голова Гнутого с развороченным затылком, откинулась назад, и он повалился набок.
- Говорил же, пожалею, - пробубнил еле слышно Качака, а вслух громко сказал притихшим за его спиной грачам: - Пистон, забери шмотник, оружие и сделай на нем закладку, авось, кореш вернется за добавкой.
«Почему Качака сразу не прикончил Гнутого? - думал расстроенный Жорик. - Хотел соблюсти приличия? И Гнутый не вякает - его ведь на базу везут. И отряд не ропщет, мол, и снами так же - по-божески, если что. Шварц позже догонит, скажет, так и так, Гнутый сказал, что сам дойдет».
Глава 10. Сам за себя
Между жидких стволов и чахлых листьев замелькал косой квадрат. Понял Гриф, что выбрался из чертова болота. Видел он раньше этот сарай. С доктором перекуривали неподалеку. Деревянный, весь в дырах, как будто боевое знамя после сражения. Отверстия плавные что в досках, что в шифере, словно гусеницы прогрызли. Непонятно, как вообще еще держится. А в проломе под полом ведьмин студень поблескивал, радугой переливался.
Пойма болотистая из леса тянулась промеж берегов, вся камышом поросла. Доктор говорил, речушка какая-то раньше питала болото, но теперь пересохла. Предупреждал, чтобы держался сталкер от камыша подальше. Лопаются «свечки», когда чуют живое рядом. Пух разлетается. Не дай бог на кожу попадет, щипать будет немилосердно, а потом язвы с волдырями полезут.
Гриф почувствовал под ногами твердую землю, выдохнул с облегчением, отошел от болота шагов на десять, из кармана достал «Кэмэл». Руки немного потряхивало, закурил: «Ничего, справился, то ли еще будет. Трек записал, но вряд ли потом сумею пройти. Зарубки все зарастут. Доктор их для меня делал, ему ни к чему, - затянулся Гриф, вдаль долгим взглядом посмотрел. - Он лечил и знал, что я за фрукт, и что потом одного отпустит, тоже знал. Не прибил. Шанс дал, - сталкер мотнул головой, большим пальцем вытер уголок рта. - Слабый, но все же дал».
Он шел по равнине, пересеченной оврагами и рытвинами, вздыбленной холмами и пригорками, смотрел по сторонам. Вдали на фоне леса вроде бы избы виднелись. Маленькие, прибитые к земле, с двускатными крышами, с заборами покосившимися. «Хутор заброшенные», - предположил сталкер. Поднес ПДА к глазам, посмотрел карту. «Староверы», - прочитал обозначение под двумя мизерными квадратами. «Староверы так староверы». Раньше не приходилось Грифу здесь бывать. Места возле болот бедные на хабар, да и от основных маршрутов вдалеке. Нечего здесь, на пустой земле сталкеру делать. Благо, что дозиметр едва-едва потрескивал. Гриф уже в голове проложил дорожку к Депо, прикидывал, как скоро доберется. Дня два, если не три. В обход болота крюк выходил немалый. «И пустой, - злился сталкер, - даже не пустой, а в минус ушел. У меня не на что даже паршивый ствол купить. Опять придется у Гейгера выпрашивать в долг. А я еще аванс не выплатил. Жопа прямо какая-то».
Справа виднелись поваленные опоры ЛЭП, волнистые, мятые, словно сделанные из пластилина. В одном месте провода, скрученные в кольца, искрились яркими вспышками, как будто все еще были под напряжением. Гриф сразу для себя объяснил это явление: «Легли с «электрой» рядом, ветерок дунет, шевельнет проволоку, она и заискрит. Много у аномалии накопить не получается, вот и пробивает малой силой».