В конечном итоге Жорик решил, что царапанная финка с наборной рукояткой, с которой он пришел в зону, не самый худший вариант.
Он встал, как и определил себе с вечера, в три часа ночи, надел берцы, туго и старательно зашнуровал. С минуту сидел на койке неподвижно, глядя в пол, затем выдохнул, из-под подушки вытащил нож, спрятал в карман. Рывком поднялся, осторожно ступая, ощущая, как трясутся поджилки, направился к двери.
В коридоре никого не было. База словно вымерла. Озираясь, Жорик прокрался к дежурке. Остановился перед запертой дверью, трудно сглотнул. В горле пересохло, а ладонь, обжимающая наборную рукоятку, наоборот, взмокла. Трясущимся пальцем он нажал кнопку вызова на переговорном устройстве.
- Кому, ёп… не спится? - послышался из динамика невежливый голос.
- Мне…- слова застряли в горле, словно они были слеплены из стекла и сухой глины.
- Че ме? Говори, - все сильнее раздражался голос из динамика.
Жорик откашлялся:
- Курить дай, - наконец произнес он.
- Продай, - последовало гневное уточнение.
- Да, продай, - выдохнул Жорик. Он все сильнее потел, его лицо покрылось пятнами, а рукоятка финки, казалось, потяжелела килограммов на двадцать. Он не понимал, о чем речь, и лишь краем сознания вспоминал, что и хотел сказать именно «продай», потому что ходил слушок, мол, ребята из «фуриков» приторговывают табачком, а то и того хлеще. Он ведь именно для этого приготовил мелочь в нагрудном кармане вечером. Именно для того, чтобы купить сигарету, если что-то пойдет не так, и уйти, не привлекая внимания. Но он так нацелился на побег именно сегодня, уверился, просто был заворожен мыслью, что все получится идеально, прямо так, как представлялось. Дежурный откроет дверь, протянет сигарету, а он в ответ ножом его в грудь. Свалит замертво, причем, крови в своей фантазии не видел ни капли, ворвется в дежурку и нажмет заветную кнопку красного цвета. После чего Пахло все возьмет на себя. И не будет никакого завтрашнего похода, ни базы, ни железных коридоров, ни гнусных рож, ни всего этого паскудства, которое окружало его последние полтора месяца. С Пахло они умчатся за кордон - прости-прощай.
- Сколько тебе? - возмущенный голос звучал в динамике уже сухо и по-деловому.
- Ону, - промямлил Жорик непослушным языком.
Когда дверь открылась и дежурный с сигаретой в руке выглянул наружу, то никого в коридоре не увидел.
Жорик, забравшийся под шерстяное одеяло в берцах и с головой, вслушивался в звуки, доносившиеся из коридора. В ушах звенело, по вискам, шее, затылку тек пот. Сердце лупило паровым молотом и грозило взорваться, как перегретый котел. Когда стало совсем душно и нечем дышать, осторожно выполз из-под одеяла и отвернулся к стенке.
После усиленного завтрака, полагающегося перед рейдом, получения боеприпасов и сухпаев Качака выстроил шестерых грачей на площадке перед бэтээром.
Инструктаж, в котором Жорик не услышал ничего нового, закончился быстро, «коммандос» заселил потрепанный, с испачканными в глине колесами, с примотанными на крыше веревками двумя зелеными ящиками БТР.
Жорик смотрел на закрывающиеся крышки бокового люка и прощался не то с базой, не то с жизнью. По дороге он все гадал, кого сольют первым, его или Рябу. Один раз зашелся хриплым кашлем, украдкой поглядывая на Качаку в надежде на сочувствие, но потом вдруг осознал, что его болезненность может сыграть не в ту лузу. Вместо того чтобы пожалеть, звероящер-старпом решит поскорее его использовать, пока фрукт совсем не протух.
Натужно ревел дизель, скрипела по бортам оснастка, под скамьей что-то бренчало и перекатывалось, грачи тряслись и раскачивались в десантном отделении на жестких сиденьях. Дрындыр крутил баранку, Качака на командирском кресле таращился в смотровой люк.
В начале дороги грачи еще переговаривались, но со временем голоса стихли. В полумраке их суровые, хмурые лица как будто закостенели. В груди у Жорика бродили нехорошее предчувствие и обреченность. Такое с ним случалось каждый раз перед вылазкой.
Старпом дал команду Дрындыру притормозить и катить самым малым. Затем началась тряска. БТР кидало, словно при пятибалльном шторме. Изрытое рытвинами и воронками, поросшее бурьяном поле то и дело меняло им горизонт. Грачи вцепились в поручни, широко расставив ноги, давили пол. Бряцало оружие, стукались в подсумках боеприпасы, гремели в патронном мешке под башенным пулеметом гильзы, шланги мотались и стукались патрубками о броню.
А потом все прекратилось. БТР выкатился на ровную землю и остановился. Дрындыр с Качакой пристально всматривались в лес. Десант прилип к триплексам.
Сквозь мутную, запачканную по краям призму Жорик увидел не многое. Среди обычных деревьев виднелись абсолютно черные, голые, разлапистые скелеты то ли высоких яблонь-дикух, то ли груш. Земля под ними была усыпана желтыми листьями. Это одновременно было красиво и аномально, что настораживало и не позволяло отвести глаз. Судя по неподвижному, словно окаменелому лесу, снаружи царило абсолютное безветрие.
Грачи настороженно, с затаенным страхом смотрели на лес и молчали.
- Ну все, мясо! - зычный голос Качаки ударил по барабанным перепонками. - Готовь жопы к променаду! Выходи строиться!
Последним, сгибаясь в три погибели, из тесного люка выбрался сам. В отличие от своих подчиненных разной степени нищебродства, Качака был снаряжен превосходно. Единственное, что осталось неприкрытым на его теле, так это чаноподобная голова. Вместо шлема ее закрывала камуфляжная бандана, отчего он походил на Арнольда, не хватало лишь мазни на роже. С почти шестикилограммовым РПК-74 он обращался легко, словно с фанерной копией.
- Так, - подал он голос, - первым топает Ряба, за ним Шварц, потом Гнутый, Пистон, Жорик, замыкает Соха. Я в свободном плавании.
После этих слов на сердце у Жорика несказанно полегчало, а Ряба боязливо заозирался: - Поцы, - говорил он заметно бледнеющими губами, - у кого есть детектор? Дайте, а.
Он искательно заглядывал в глаза грачам. Кто пожимал плечами, кто просто отворачивался и находил какое-нибудь важное дело.
- Иди, не ссы, - торопил его старпом, - если что, я тебе скажу. Гайки кидай.
- Я забыл, - Ряба вытер сопливый нос.
- Дайте ему… гаек, - злился Качака, зверея лицом.
Соха сыпанул в дрожащую ладонь горсть ржавых шестигранников.
- Да не трясись ты так, - цедил Качака сквозь зубы, - ничего с тобой не случится. Шлындай прямо и никуда не сворачивай, - рубанул рукой воздух, указывая направление в сторону леса.
Постепенно отряд растянулся в цепь и шаг в шаг шел за отмычкой. Временами попадались странные, черного цвета, словно угольные, деревья, полностью голые, а под ними лежали кругами ярко-желтые, почти огненные листья. Неизвестные проволочные кусты остро скребли и шуршали по одежде. Мертвый неподвижный лес как будто застыл в безвременье, храня под сенью сумрак и кошмары. Отряд шел, боязливо озираясь, даже не знающий страха старпом как-то приуныл. Атмосфера и пейзаж были непривычными, отчего пугающими. В полной тишине слышалось шуршанье под ногами палых листьев да редкое бряцанье оружия.
Качака шел немного позади и левее Рябы. Он первым увидел туман и остановился. Водяной густой пар валом катил из глубины леса, подобно лавине.
Секунду старпом таращился, разинув рот, затем передернул затвор на РПК и запустил длинную очередь в сторону мари. Он быстро понял, что все зря, заорал: - Шухер, валите к бэтару!!!
Туман стремительно приближался. Броском Качака поймал за шиворот пробегающего мимо Рябу и отшвырнул назад. Тот упал на спину, задрав ноги выше головы, крепко приложился затылком о землю. Затем суетно поднялся и на хлипких ногах, переставляя, как гнилые подпорки, побежал боком.
Огромный Качака быстро стал задыхаться. Он видел улепетывающих и все увеличивающих дистанцию грачей. Хотел крикнуть, чтобы гребаное мясо остановилось, подождало его, помогло, но не мог. Воздуха не то чтобы крикнуть, глубоко вдохнуть не хватало. Что-то вздулось в брюшине и давило на диафрагму.
Высокий визгливый крик, подобно холодной хирургической стали, вспорол омертвелую тишину леса. Взметнулся ввысь и запутался в ветвистых кронах, которые словно специально распушились, чтобы не выпустить ни единого звука, - что произошло в лесу, то там и останется.
Раздувая грудную клетку, пыхтя, как паровоз, Качака остановился и обернулся. Он увидел, как туман сгустился вокруг Рябы, стал плотным, белым, словно шерсть. Из него вылетали то нога, то рука, то голова парня и тут же накрывались белой шалью.
Крик смолк так же резко и неожиданно, как и возник. Послышался хлопок лопнувшей камеры, и больше из белого клубка не выныривало ничего.
Получив короткую передышку и оглушительный стимул, Качака бросился догонять личный состав. Теперь он боялся уже не тумана, который был занят и вроде бы отстал. Старпом думал, что БТР укатит без него. И едва не опоздал.
За то, чтобы подождать старпома, слышался лишь один слабый голос:
- А как же Кач? Нельзя так, давайте подо…
На полуслове голос прервался, зато остальные орали, гаркали, матерились, угрожали, приказывали Дрындыру жать на педали и уматывать подобру-поздорову.
Качака схватился за поднимающийся боковой люк и резко дернул вниз, без замаха треснул кулачищем по роже опешившему Шварцу. Тут взревел дизель.
- Стоять!!! - заорал старпом и сунул в салонпулемет. Все замерли на местах, только головы повернулись к люку. Качака хорошо рассмотрел каждого в отдельности, запомнил позу и выражения физиономий. Все они облепили Дрындыра, лишь один Жорик с расквашенным носом валялся под скамьей.
- Отребье бесово, - прохрипел Качака сквозь свистящие потоки вдыхаемого воздуха. С большим трудом, продолжая отдуваться, он забрался в транспортер. Пока он это делал, грачи рассредоточились, и теперь можно было видеть развернувшегося на сиденье Дрындыра:
- Качака, - он мотал головой, - это они мен… я нет… Они сказали, что тебя и Рябу какая-то тварь сожрала. Я не собирался…