Когда они разместились за столом, хозяин немедленно поднёс гостям чуть подогретого вина, сдобренного пряными травами. Налито оно было в стаканы из цветного стекла. Дара взяла свой и потянулась к нему губами.
— Осторожненько, девочка, — предупредил бородач, — а то ежели к такому не приучены, в голову хорошенько ударит.
Дара аккуратно хлебнула и почувствовала, как тепло сначала обожгло, а потом приятно разлилось по груди. Хлебнула ещё.
— Пей, не бойся, — заверил ее Янис. — От вина ещё никто не умирал.
Кафанщик подбрасывал в камин дрова, шуруя там кочергой и дуя на огонь, смешно округляя щёки. Его лицо покраснело от натуги. Но огонь наконец занялся. Хозяин бросил кочергу и поспешил за прилавок, спотыкаясь по дороге о разбросанные кругом поленья.
— А вы чавой-та, господа хорошие, сели так далеко? Идите-ка сюда поближе, здесь сейчас и потеплее будет.
Янис встал, снял куртку и капюшон, стянул и ботинки, босиком расселся за другим столом. Немного помедлив, Фрикс сделал то же самое, только обувь снимать не стал.
Ароматы, доносившиеся с кухни, были особенно мучительны. Вскоре женщина невысокого росточка, седовласая, принялась накрывать на стол: куриная подливка, обжаренные хлебцы, половина разогретого гуся, неизвестная Даре, но очень вкусная каша, маленькие, кажется, пшеничные, да, точно пшеничные шарики с подливкой, здоровенная засоленная рыба, засоленные же огурцы и томаты, мелко нарубленная капуста. Ко всему этому хозяин присовокупил вновь наполненный кувшинчик с вином.
Трое путешественников накинулись на еду.
— Проголодалися, видать, — с одобрением кивнул кафанщик. — Щас ещё чавой-то поднесу.
Вскоре он вернулся с небольшой тарелочкой тушёных овощей, невероятно вкусных, как отметила про себя Дара, куриным бульоном в глубокой миске и крендельками из белой муки.
«Да, стоило же ехать ради такого», — думала девочка, стараясь запихать в себя что-нибудь ещё, хотя бы ещё чуть-чуть, но, кажется, свободного места в желудке больше не было. Братья с не меньшим энтузиазмом поглощали продукты, прихлёбывая бульон. Хозяин одобрительно наблюдал за ними из-за стойки, протирая грязной тряпкой чашки, — любил, когда хорошо кушали. Вскоре все трое откинулись назад, вытирая рты рукавом, Янис рыгнул, все дружно заржали, даже Фрикс, настроение которого улучшалось на глазах, и оба отхлебнули из стаканов. «Какая же дружная компания получается из них троих», — умилённо подумала Дара, обмакивая крендель в вино и медленно его обсасывая. Если дальше жизнь будет так же радовать, то она обещает быть вполне сносной.
За окном — тихо, слышно только, как окрепший вдруг ветер свистит в предбаннике. Трещат поленья, поскрипывает стекло стаканов под тряпкой кафанщика.
— Скажи, хозяин, — проговорил Янис, — и не страшно тебе тут одному?
— Страшно? Ой, а чевой-то тут страшно. Зверя-то бояться нечего, только ежели разбойники какие объявятся. Ну, а для них у меня сувенирчики припасены, — подмигнул он, думая о трёх ящиках разрывных гранат, любовно сложенных в кухне.
— А остальные?
— Уж они-то умеют себя защитить. Да и по договору нас никто не трогает.
— Есть те, кого договоры не касаются.
— И то верно, — покивал бородач, — но и мы чай не лыком шиты. А вы чего, миллы дорогие, так рано вернулися? Я ждал вас к новолунию, не раньше. У меня тута гости недавно были, так спрашивали про вас, говорят, знают.
— И кто спрашивал? — немедленно всполошился Фрикс.
— Двое же охотников-то. Один рыжий, высокий, с веснушками, другой маленький, чернобородый, худой что палка.
Дара заметила, как братья переглянулись.
— Да они недолго жили, одну ночь всего, потом уехали, лошадей у меня взяли по обмену.
— Когда это было? — уточнил Янис.
— Дней десять назад.
Фрикс принялся постукивать пальцам по столу. Все молчали. Слушали, как воет ветер, как стонет крыша, как трещат поленья.
— Ладно. — Янис вдруг встал и заторопился. — Подготовили комнаты? Останемся на две ночи, день отдохнём, соберемся в дорогу.
— Конечно, конечно! — Хозяин немедленно бросил тряпку и прыткой походкой направился к лестнице, ведущей на второй этаж. — Уже и протопить успели, тепло, хорошо будет. Ты, лапуля, сюда, — указал он на самую первую дверь на втором этаже.
— Какая я вам лапуля! — огрызнулась Дара.
— Ладно, ладно… — Хозяин сразу засмущался. — Проходите. А вы, миллы многоуважаемые, сюда.
Комната оказалась маленькой, заваленной хламом, но тёплой, а постель — замызганной, зато мягкой. Сквозь небольшое окошко, завешенное тряпицей, светила растущая луна. Девочка выглянула наружу — вон там, за домиками, начинается, как сказал Янис, Большая дорога. Та самая, которая ведёт в мир, который Дара никогда не видела. Вон утоптанная тропинка, которая тянется через всю деревню прямо туда. Уже скоро, так скоро и она, девчонка из никому не известной, сгинувшей в небытие деревни встанет на этот путь. И пойдет по нему без страха, без оглядки на прошлое.
Девочка разделась, поставила серебристую коробочку на деревянный столик у кровати. Та чуть поморгала огоньками и замерла. Значит, беседовать не намерена. И ладно, всё равно глаза закрываются. И, чуть голова коснулась подушки, Дара провалилась в сон.
А проснулась от того, что входная дверь приоткрылась. Мягкие шаги, тёплая рука, обнявшая её, гибкие пальцы, скользнувшие под одеяло. Дохнуло холодом, сыростью коридора, а потом снова стало тепло. Не было сказано ни слова. Маленькая белая рука прикоснулась к тёмным волосам, погладила. Прислонилась к щеке, дотронулась до губ. Он повернулся к ней, и она прижалась мягкими тёплыми губами к его губам. Он ответил. Обнял её и принялся гладить поверх рубашки, а потом — и под ней. Он прикасался мягко, легко, осторожно, как к чему-то хрупкому. Дара поддалась ему. Он точно знал, что надо делать, и несколькими лёгкими прикосновениями заставил её хотеть ещё. Это было странно. Но его рука была такой нежной, что девочка раскрылась, как дикий цветок, к которому никогда и никто не притрагивался. Он заставил её хотеть так сильно, что она почти испугалась этого. А потом, прикасаясь губами к её губам и чуть погладив острые грудки, снова опустил руку вниз, и она застонала, откинув голову назад.
Мягкий фиолетовый отсвет, который исходил от серебристой коробочки, падал на серые, в потёках стены, и, кажется, больше ничего не было нужно, и весь мир содрогнулся и сжался до этой маленькой комнатки.
Утренний свет пополз по стене, перебрался на пол, а потом дотянулся до кровати. Дара открыла глаза. Подвигала рукой рядом с собой — одна. Значит, ушёл Янис, а её решил не будить. Она слегка улыбнулась, поёжилась и натянула одеяло повыше — холодно. Поспать, ещё немножко поспать. Эх, говорили девчонки в деревне, рассказывали, как оно бывает, только никогда она не думала, что вот так. Янис… Дара закрыла глаза, представляя, как он обнимает её, прижимает к себе и никогда не отпускает. Теперь они будут вместе. Теперь…
Мысли начали растворяться, став медленными, растянутыми. Но внезапно в этих мыслях зазвучал другой, не её голос:
— Ты, я так понимаю, особенно сблизился с девчонкой?
Дара помотала головой, чтобы прогнать наваждение, но тут же услышала другой, такой знакомый тон:
— Решил поговорить?
— Что говорить? Я уже высказал тебе своё мнение.
— Не надо начинать снова этот бесполезный разговор.
— Так что, думаешь?
— Может, и думаю. Тебе-то что?
— И куда ты собрался её тащить? Неужели повезешь бродяжку в город?
— А что плохого? Могла бы жить с нами.
Дара окончательно проснулась и теперь старалась сосредоточиться на голосах, чтобы не потерять их, чтобы нить, которая связывала её и двух беседующих людей, не оборвалась.
— И что, посвятишь её в наши дела? А наши дела плохи. И ты это понимаешь. Когда он узнает, что кристалла нет, нам, может, вообще придётся бежать.
Фрикс говорил чисто, не растягивал слова, не заикался.
— Не придётся, — ответил Янис.
— Как не придётся? Да он всё сделает, чтобы у нас не было ни одного заказа. Если он обозлится — а как иначе, если кристалла нет, — нас вообще все будут обходить стороной.
— Это вряд ли. Придумаем что-нибудь. Я из Меркурия не уеду.
— А мне надоело. Мне всё это ненавистно, понимаешь? Надоело, что приходится вечно прыгать туда-сюда, как блохи, и нашим и вашим. Надоело лебезить, надоела такая жизнь.
— И куда же ты собрался?
— Куда? — Фрикс повысил голос, так что Дара услышала его и через стену. — Не знаю. Может, уйду к сиобам.
— Тише, тише, не надо орать, стены тонкие. И не пори чушь, сиобы тебя живьём сожрут, когда узнают, кто ты такой.
— И что с того? Я никогда ни одного из них и пальцем не тронул.
— Это ты им скажешь, когда они будут тебя пытать.
— А зачем говорить? Меркурий рано или поздно сдохнет. Сиобов очень много. И когда-нибудь они победят.
Янис замолк, обдумывая что-то, а потом продолжил:
— Я думаю, всё будет иначе. И знаешь как?
— Говори, не томи.
— Я из Меркурия не уеду, повторяю. Я не буду жить среди уродов. А значит, нам надо просто выпутаться из этой передряги. Уродливая ведьма оказалась сильней, чем я думал, а девка бесполезная. Не нужно было брать её на обратном пути, но М3 заставила меня, а без неё было не выбраться, ты же знаешь.
Пауза.
— Так вот. Надо что-то предложить ему взамен. Навряд ли этот хлам, который мы нарыли, удовлетворит его. А значит, нужно дать что-то более ценное.
— И что?
— Девчонку. Предложим её.
— Девчонку? И зачем ему нужна бродяжка?
— Ты что, правда не понимаешь? Она же сиоб, это очевидно. Ты разве не видел, что она вытворяла с кристаллом? Я думал, здание на воздух взлетит вместе с нами.
— Да, может быть, — согласился Фрикс. — Но сама по себе она не имеет никакой ценности.
— А это ещё неизвестно. Расскажем, что она может, глядишь, заинтересуется.
— А если не поверит?
— Тогда отдадим ему и М3. Её бы я, конечно, оставил себе, но если будет надо, то придётся.