— Да, М3 редкость. Сколько таких осталось?
— Мало, не уверен, что в Меркурии есть хоть один соломорф этого класса.
— Не знаю. Я бы не стал рисковать. Тем более ты… Неужели тебе будет не жаль девчонку?
— Жаль? — Голос Яниса стал холодным, как будто заговорил не он, а кто-то другой. Тот, кто прятался всё это время и наконец подал голос. — Жалость тут ни при чём. Если выбирать между ней и нами, то я не понимаю, что тут вообще обсуждать. Она ценный ресурс.
— Но ночью ты…
— Ну и что? Кто-то всё равно с ней это сделает, если уже не сделал, так почему не я?
Дальше Дара не слушала. В ушах зазвенело, пересохло во рту. Усилием воли обрубила нить, вырвала с корнем. Быстро натянула комби, ботинки, куртку, капули, одолженное у братьев. Заботливо положила М3 обратно в сумку. «Нам уже пора, Медея». Ножи, лук, стрелы. Кажется, всё. Взгляд упал на забытое Янисом эолассо, недолго думая, прихватила и его. Выглянула из окна — снизу крыша пристройки, во дворе, кажется, пусто. Вылезла, спрыгнула вниз, тихо, как кошка, спустилась по балке на землю. Собаки молчали.
Обежала дом с другой стороны, пригибаясь, перемахнула через забор. Может, украсть лошадь? Постояла немного в нерешительности, но подумала — слишком рискованно.
Прошла два или три двора, огороженных высокими заборами, и вдруг мальчишка — стоит, смотрит на неё. В длинной одежонке, черноволосый, голубоглазый, под носом сопли.
Она прижала палец к губам и подмигнула ему. Мальчишка расплылся в улыбке.
— Эй, где начинается Большая дорога?
— Там. — Он махнул рукой влево. — Где старые рельсы. Мой папа говорит, тут раньше ходили скоростные поезда.
— Поезда? Куда?
— Туда. — Мальчишка снова неопределённо махнул рукой. — В большой мир, в города. Мой папа говорит…
«Тогда мне в другую сторону».
— Эй, — перебила она малыша. — Если тебя спросят, видел ли ты меня и куда я пошла, пожалуйста, не говори им, ладно? Никому не говори.
Он закивал, давая понять, что выполнит просьбу.
Она зачем-то села на корточки и крепко обняла ребёнка, прижала к себе, отпустила и бросилась бежать. А мальчик стоял и смотрел ей вслед, пока маленькая фигурка не растворилась в утреннем тумане.
Глава девятая. Орион
А что такое жизнь?
И кто это вообще решает —
что живое, а что не живое?
М3 Медея
Разве для того, чтобы
чувствовать себя живым, нужно непременно
сидеть в подвале, имея на себе
рубашку и больничные кальсоны?
Азазелло
Новые формы небиологической жизни, которые оказались способны на свободу воли, после прохождения испытаний признаются живыми. А значит — свободными. Их жизнь так же охраняется и так же ценна, как и жизнь любого биологического существа.
Те роботы, андроиды, анимоиды и любые другие виды небиологического происхождения, которые не соответствуют этому критерию, не признаются живыми, а значит, должны подчиняться человеку и выполнять функцию, для которой они созданы.
Если любая форма, будь то живая или неживая, угрожает жизни и здоровью окружающих, она изолируется до тех пор, пока не окажется способной соблюдать закон «Не навреди».
Новые законы робототехники и небиологической жизни, которые
провозгласил научный центр Орион.
Впервые зачитаны на конференции от 15 апреля 487 года Новой Эры.
Дара смотрела на долину. Поле, покрытое сухостоем и кое-где уже зеленеющей травой, низенькие деревья, которые пригибал к земле ветер. Здесь только она и больше никого. И кажется, что вся эта долина — только её, что она первая, которая сейчас пробежит по ней. Да, так говорил Кий, её брат. Стремглав она бросилась вниз с холма. Быстрее!
— Пожалуйста, помедленней. Ты так скачешь, что я не могу нормально оценить обстановку, — прогнусавила Медея, сопровождая речь шипением и скрипами.
— Зачем сейчас оценивать обстановку? Вроде никого нет.
— Ты этого не знаешь, малышка.
— Какая я тебе малышка! Я могу попасть в сердце с двухсот шагов. А потом вырезать это сердце и …
— Ладно, ладно. Не надо подробностей. Конечно, я всё забываю, что ты становишься взрослой. А после той ночи…
— Медея! Я же сказала, что не хочу говорить об этом! Сколько мне ещё раз нужно повторить? Это ничего не значит!
На белой коже проступили красные пятна.
— Да-да, конечно. Но, знаешь, может, всё-таки стоило бы обсудить. Ведь дело не только в этом. Мне же известно, каково это — испытать разочарование.
— Это не разочарование, — ответила девочка, и в голосе её зазвучал металл. — Я просто ничего не понимаю в людях. Ясно? Хотя… — Она вдруг горько усмехнулась, так, как мог бы усмехнуться только человек гораздо старше её. — Уже начинаю понимать. Но говорить об этом не собираюсь.
Некоторое время они шли молча.
— Знаешь, Медея, я всё-таки хотела бы с тобой кое-что обсудить.
— Да? — с притворным равнодушием отозвалась та. — И что же?
— Кое-что. Если ответишь — я поговорю с тобой о Янисе.
— Говори, не надо загадок.
— Как ты ко мне попала?
— Что значит как? Я же говорила тебе…
— Это всё неправда. Ты должна что-то помнить. Не может такое умное существо, как ты, не помнить, что было.
— Я не хочу об этом говорить. Когда придёт время, возможно, я расскажу тебе, но не сейчас.
Во взгляде Дары мелькнуло торжество.
— Когда расскажешь — тогда и разговор будет. А пока даже не спрашивай.
Дара вытерла нос рукой и зашагала дальше. Какое же отвратительное ощущение, когда ты чувствуешь, что где-то внутри тебя есть тёмные области, о которых тебе самой ничего не известно. Это лишает покоя, лишает сна. А как можно обсуждать то, что ты сам не понимаешь?
— Смотри, Медея, там люди! Всего в паре полётов стрелы!
— Быстро спрячься.
Дара опрометью кинулась в траву и отползла в небольшой овраг.
— Думаешь, они тебя видели?
— Вроде нет.
— Вот и хорошо. Дай мне несколько секунд… обнаружено три живых человека.
— Я вижу только двух.
— Значит, есть ещё.
Дара быстро прыгнула в овраг и стала наблюдать за приближающимися фигурами. И чем ближе они подходили, тем лучше можно было рассмотреть их. Это были одетые в отрепья мужчины, которые волочили за собой груз. Они подошли ещё, принеся с собой отвратительную вонь разложения. На волокушах, которые они тянули, лежало нечто, по очертаниям похожее на человеческое тело. Одной ноги не было, кожа была содрана, и виднелось потемневшее мясо.
Девочку затошнило от омерзительного зрелища. Она опустила и снова подняла взгляд, и вдруг глаза на лице, которое должно было быть мёртвым, неожиданно открылись. Она отшатнулась, и от вони, которую можно было слышать даже с такого расстояния, её резко и громко стошнило.
Один из людоедов обернулся и крякнул что-то своему напарнику, показывая рукой в сторону Дары. Тот нехотя бросил верёвку, привязанную к волокушам, и направился прямо к оврагу, где пряталась девочка. Она вскочила и побежала прочь через поле. Бродяга завопил, а второй, разглядев убегающую добычу, бросился за ней.
Дара бежала быстро, и вскоре бродяги остались далеко позади. Но что, если они поймают её или нападут позже, когда она будет спать? Если они выследят её? Тогда с ней произойдёт то же, что с тем беднягой, которого ели по частям. Она догадывалась, почему они не убивали его — чтобы мясо оставалось свежим как можно дольше. Рядом с ним может улечься и она.
— Медея, мне придётся убить их, или они убьют меня.
Полезла вверх по стволу ветвистой ели. Села на ветку, вскинула лук. Приготовилась. Тишина. Но вот… Она не видела из-за ветвей, но слышала, как они бегут. Торопятся. Давайте-ка сюда. Она поморщилась от омерзения, потому что снова стала слышна исходящая от них вонь. Уже совсем близко…
— Только прошу тебя, молчи, Медея.
Вот они. Один впереди, другой чуть дальше. Дара прицелилась.
Вдох-выдох. Они приближаются, то и дело скрываясь за ветвями. Она выдохнула, на миг задержалась, отпустила стрелу. Два удара сердца. Но бродяга дёрнулся, и стрела угодила ему в руку. Он упал на мягкую прошлогоднюю траву, издав истошный вопль. Другой подбежал к нему, заголосил, сообразил, в чем дело, и стал бегать глазами вокруг. Дара достала стрелу. Прицелилась.
— Вон она! Вон она, маленькая тварь! А ну иди сюда, дрянь, слезай!
Он побежал к стволу, тем самым открыв для её обзора корчившегося на земле приятеля. Дара прицелилась снова. Вдох. Выдох. Легко отпустила стрелу. Два удара сердца, и она в теле людоеда. Тот упал лицом вперёд.
Его приятель обернулся, и, увидев, что новая стрела поразила приятеля, опять заорал. Подскочил к дереву и начал карабкаться на него с неожиданной ловкостью.
— Ах ты мразь, маленькая сука! А ну спускайся, тварь, я тебя сожру! Я буду отрезать каждый день по чуть-чуть и пожирать тебя долго, буду смаковать. Ну-ка… — Он подтянулся на руках и уселся на одну из нижних веток, явно не намереваясь останавливаться.
Дара выхватила стрелу, прицелилась. Но бродяга уворачивался, и она никак не могла поймать нужный угол. Он лез всё выше и выше.
— Иди сюда, сука. Ты подстрелила моего друга, маленькая тварь. Иди сюда, сейчас Григи сожрёт тебя.
Он поднял голову вверх и посмотрел на неё. Одутловатое грязное лицо, зубы, оскаленные в хищной плотоядной улыбке. На голове замызганная шапка. Он протянул к ней вонючую руку.
— Иди-ка…
Дара мгновенно прицелилась. Он всё скалился, глядя на неё, и помаргивал глазами. Она сосредоточилась. Вдох. Выдох. Отпустила стрелу, и та мгновенно вонзилась людоеду прямо в глазное яблоко.
Тот разом замолчал, осел, руки отцепились от дерева, и тело мешком упало вниз.
Дара выдохнула. Посидела немного и стала спускаться.
Лук — это оружие архаичное, но полезное. Так говорил Янис. «Тебе стоит научиться пользоваться более современным, маленькая волчица». Да, в этом он был прав.
Дара повисла на руках и спрыгнула. Затем подошла и глянула на труп. Потом осмотрела второго — тоже мёртв.